Хватало в Константинополе также проституток и публичных домов, пусть источников по этому вопросу для ранних веков значительно больше, чем для более поздних времен. Их можно было встретить в основном в окрестностях многих гаваней, но и на Месе (или вблизи нее), в самом дорогом торговом квартале, был свой бордель. По легенде, Константин приказал построить и публичный дом, чтобы тем самым предотвратить уличную проституцию в этом районе. Только император Феофил в IX веке превратил это заведение в приют. У его входа символически стояла статуя Афродиты на обмотанной тканью деревянной колонне, где клиенты встречались с женщинами; внутри большое пространство было разделено на небольшие «кабинеты» занавесами, натянутыми между колоннами[204]. Император Юстиниан якобы распустил публичные дома, но построил дворец для проституток и обеспечил им средства к существованию, чтобы им не приходилось больше заниматься своим прежним ремеслом[205]. Излюбленные места проституток находились также вблизи крупных церквей, где собиралось много людей.
Болезни, старость, смерть. Константинополь, как большой город и точка пересечения торговых путей, из-за многочисленных посетителей и гостей, а также из-за тесноты во многих кварталах особенно часто страдал от эпидемий, которые источники без различия называют «чумой», даже если это были холера или тиф. В историю литературы вошло знаменитое описание чумы, в котором Прокопий Кесарийский показал эту болезнь, затронувшую даже императора Юстиниана, в 540-х годах, пусть даже он нередко подражает рассказу Фукидида о чуме 429 года до нашей эры в Афинах[206]. Эпидемии в той или иной форме повторялись в последующие века неоднократно и внесли весьма существенный вклад в уменьшение населения города. В середине XIV веке чума – настоящая чума, так называемая «черная смерть», – дошедшая до Западной Европы, не пощадила и Константинополь, тем более что отправной ее точкой был город Каффа на Черном море[207].
К болезням, от которых регулярно страдали жители города, относились ревматизм и артроз, возникавшие из-за неблагоприятных климатических условий, а часто – из-за холодных и влажных жилищ. Костные останки на кладбище Сарачхане у церкви св. Полиевкта демонстрируют даже на туберкулез и проказу, равно как и травмы конечностей, вызванные остеопорозом и насилием[208]. Конечно, возможностей для лечения и профилактики заболеваний в Константинополе было больше, чем в провинции. Знания в области медицины и фармацевтики, собранные в античном мире, сохранялись в большой полноте и могли легко быть применены. Во все времена там существовала возможность получить медицинское образование, и поскольку уже в поздней античности государство передало заботу о больных Церкви, то во многих крупных монастырях Константинополя были отделения для больных[209]. Впрочем, не надо представлять их особенно обширными, а кроме того, остается вопрос, кто мог туда попасть. В одном документе подробно описывается такая больница, построенная императором Иоанном II Комнином в 1136 году для монастыря Пантократора: 61 койка размещалась в 5 палатах, где 35 врачей лечили различные заболевания. Можно исходить из того, что это заведение было доступно только для придворных и высших клириков[210]. Точно так же разным монастырям принадлежали дома для стариков и сирот, которых, однако, никогда не хватило бы для города, где в XII веке было, возможно, 400 000 жителей.
«Акрские столпы» у Сан-Марко в Венеции, взятые из церкви Св. Полиевкта после 1204 г.
Рельефный блок с эпиграммой из Св. Полиевкта. Нач. VI в.
Итак, большинство простого населения и в столице оставалось без компетентной врачебной помощи и полагалось на магические и псевдомедицинские практики, о которых упоминают многие тексты. Недавние исследования могил поздневизантийского времени, расположенных над атриумом бывшей церкви св. Полиевкта и принадлежавших представителям среднего и даже скорее низшего класса Константинополя, показали средний возраст в 26 лет для женщин и в 29 – для мужчин, что намного ниже средней продолжительности жизни в классической древности[211]. Кладбище рядом с Календерихане Джами, более древнее и располагавшееся ближе к Дворцу, дает более высокие показатели: 46 лет для мужчин и 36 – для женщин[212]. Данный вопрос по-прежнему требует дальнейших исследований, чтобы на основе более широкой базы данных можно было получить взвешенные результаты.
Измерения на кладбище в Сарачхане дают возможность сделать также осторожные выводы касательно среднего роста тогдашних жителей города: 168 см у мужчин и 159 – у женщин. Письменные источники относительно возраста у нас имеются, конечно, только для высшего слоя: literati, обитавшие почти без исключения в Константинополе, жили в среднем 67 лет, императоры из династий IX–XII веков – около 60 лет, но тут надо учитывать различные случаи их насильственной смерти. Для сравнения, средний возраст германских императоров Саксонской династии в Х веке составлял около 40 лет[213]. Причиной такой существенной разницы могут быть хорошие условия жизни высшего класса в Константинополе.
Погребение и кладбища. До эпохи Юстиниана I кладбища, в том числе и в Константинополе, располагались вне населенных и застроенных районов города, в основном вдоль дорог, шедших на север во Фракию. Для погребения часто использовались существовавшие уже в Визáнтии ипогеи (подземные склепы), однако находят и свинцовые саркофаги. В X веке было разрешено захоронение и в черте города, вокруг церквей (преимущественно в их пристройках), но, конечно, оно практиковалось уже довольно долго и до своей правовой фиксации[214]. Кладбище в Сарачхане показывает, что умерших, завернув в ткань, укладывали в ямы; в единичных случаях находки гвоздей указывают на погребения в деревянных гробах. Такие формы погребения были типичны для всей империи и не были отличительной чертой Города. Напротив, члены императорской семьи, начиная с Константина Великого, погребались в саркофагах (обычно порфировых) без надписей рядом с храмом свв. Апостолов, внутри возведенного им мавзолея, а позднее – в мавзолее Юстиниана[215]. Лишь когда, несмотря на многократные погребения в одном и том же саркофаге, места окончательно перестало хватать, императоров стали хоронить и в других церквях города – чаще всего, основанных ими самими. Свое последнее пристанище в церкви свв. Апостолов (а не в Св. Софии) нашли и многочисленные патриархи. Примеру императоров уже в XII веке последовали члены знатных семей, которых погребали преимущественно в аркосолиях (нишах в стене церкви), а поэтам часто поручалось составить текст метрической эпитафии. Немногочисленные примеры таких гробниц сохранились in situ в церкви Богородицы Паммакаристос (Фетийе Джами)[216]. Многие археологические детали погребения остаются, впрочем, пока не исследованы.
7. Чужаки
В конце довольно скучного дидактического стихотворения плодовитый литератор Иоанн Цец, проживший в Константинополе почти весь XII век, гордится своим знанием языков и приводит формулы приветствия на всех языках, на которых он мог приветствовать гостей: печенегов, половцев, алан (под которыми иногда подразумевали все кавказские народы, особенно грузин), арабов, русских, евреев и, конечно, итальянцев, – для всех них у автора были наготове приветствия[217]. Из иностранцев в Константинополе оказывались чаще всего паломники (особенно с Запада, и лишь позже – с Руси) и купцы, а начиная с XI века также наемники в императорских элитных войсках и, в отдельных случаях, заключенные. С ними жители могли вступать в контакт, тогда как иностранных послов они не видели вообще или только издалека. Те, как потенциальные шпионы, размещались под охраной в отдельных домах и не могли свободно перемещаться; в поздневизантийское время они жили в основном в «квартале иностранцев» Пере, по ту сторону Золотого Рога, и получали сопровождающих для визитов в «город». Конечно, были и такие чужаки, которые прибывали в город из различных частей Византийской империи, прежде всего беженцы, монахи и клирики, а также множество бедняков из провинции, которые искали счастья в большом городе, но иногда терпели неудачу уже при проверке у городских ворот, призванной предотвратить быстрый рост городского населения[218].
Невизантийские чужеземцы подлежали надзору эпарха города, и срок их пребывания был ограничен в соответствии с их целями. Паломники, согласно их сохранившимся рассказам, задерживались не больше, чем на неделю, а жили в приютах. Письменные источники позволяют выявить около тридцати таких учреждений, часто связанных с монастырями, но в разные века они существовали отнюдь не в таком количестве[219].
Чужеземцы (иноземцы) были в основном, конечно, купцами, чья деятельность будет предметом следующей главы. Об их присутствии в Константинополе до конца IX века у нас имеются лишь очень неточные указания. В VIII веке мы встречаем здесь булгар (еще не христианизированных тюрок-протоболгар), но их так же, как позднее русских, либо вообще не впускали в город, либо лишь небольшими группами и под охраной. Сирийские купцы упоминаются около 900 года в «Книге эпарха»