[76]. Испанский путешественник Руй Гонсалес де Клавихо описывает нам церковь Богоматери Перивлепты во всем ее великолепии, которое заставляло забыть весь ущерб прошлых веков[77].
Собор монастыря Хора. 1120-е и 1310-е. Фотография А.Ю. Виноградова
Собор монастыря Хора. Интерьер. 1120-е и 1310-е. Фотография А.Ю. Виноградова
Но новым блеском засияли, видимо, очень немногие здания. Старый императорский Дворец пришел в упадок, в нем не было ни одного помещения, которое могло бы служить для церемониальных функций. Использовали только Ипподром, хотя латиняне во время своего владычества утащили оттуда большинство статуй. Даже большие части Влахернского дворца, по свидетельствам очевидцев, в XV веке уже пришли в упадок; до самой гибели города держался, пожалуй, только район вокруг так называемого Текфур Сарая[78]. Напротив, продолжали заботиться о городских стенах, как это показывают различные строительные надписи. Но, конечно, постоянно снижающаяся численность его населения неизбежно повлияла на облик города в целом. Все больше и больше его стали определять одноэтажные деревянные постройки, пусть иногда между ними проявлялись отдельные красоты из прошлого. В таком виде город представлен и на различных рисунках, сопровождающих описание путешествий Кристофоро Буондельмонте и созданных незадолго до 1420 года[79].
В марте 1261 года, буквально за несколько месяцев до того, как удалось отвоевать столицу, император Михаил VIII в своем никейском «изгнании» принял судьбоносное решение: заключил обширные торговые договоры с генуэзцами, которые включали в себя также территориальные уступки в Константинополе, если тот снова окажется в византийских руках[80]. Военная помощь генуэзцев в возвращении города, как мы видели, оказалась, впрочем, не нужна, однако император был настроен соблюдать эти соглашения, которые до самой гибели города приводили к постоянным конфликтам между византийцами, венецианцами и генуэзцами. После территориальных споров с венецианцами, которым в 1265 году снова было обещано место для фактории, в конце 1267 года генуэзцам также была передана территория холмистого района у впадения Золотого Рога в Босфор, напротив Дворцового мыса, в той части города, которая издревле называлась Галата. Эта местность была мало заселена и в народе носила название Пера («напротив») – слово, которое ее новые обитатели переняли в латинский как имя для своего поселения. Там генуэзцы построили свой собственный город, где высокие дома и узкие улочки карабкались в гору, и с градостроительной точки зрения, в том числе из-за холмистости, он был очень похож на свою метрополию – Геную. Несмотря на ясный запрет, они укрепили этот свой город в 1307 году, обнесли его в несколько этапов кольцом стен и построили в 1348 году – также против воли византийцев – большую башню-донжон на вершине холма, которая, с некоторыми изменениями, сохранилась и по сей день. После 1350 года, в ходе внутривизантийской гражданской войны, им были сделаны дополнительные территориальные уступки: во владения генуэзцев включили даже населенную греками местность, своего рода предместья, разделенные между собой небольшими стенами. Представитель Генуи – подестá, которого отправляли сюда на два года, – имел собственный дворец и упоминается даже в придворном церемониале византийского императора[81]. Город, который управлялся полностью по генуэзскому праву и образовывал, с определенными ограничениями, экстерриториальный анклав в византийском государстве или развивался на практике в этом направлении, обладал, наряду с собственной гаванью, множеством латинских церквей и монастырей новых монашеских орденов, в том числе особенно впечатляющим и сегодня храмом доминиканцев Сан-Паоло-э-Доменико, превращенным позднее в мечеть Арап Джами. К этому времени город генуэзцев уже стал местом жительства для всех западных путешественников, за исключением венецианцев, которые по-прежнему селились на своем старом месте напротив Перы, в Константинополе. После завоевания Константинополя турками этот особый общественный характер поселения сохранился, конечно, в полном подчинении османскому праву. Пера-Галата стала районом для европейских (немусульманских) народностей и во многом сохраняет эту самобытность и по сей день.
Генуэзский дворец (1314 г.) и Галатская башня (1348 г.). Гравюра. 3-я четв. XIX в.
Политическая история города в XIII–XV веках была обусловлена преимущественно тремя факторами, которые отражали вышеупомянутый характер Константинополя как «города-государства» и до 1204 года были бы невозможны вовсе или, по крайней мере, в столь ярко выраженной форме.
1) Конфликты между Венецией и Генуей. Эти конфликты протекали на общем фоне соперничества двух морских республик в XIII–XIV веках, и их можно было бы здесь не рассматривать. Однако в их ходе Константинополь часто превращался в «дополнительный театр боевых действий», причем у Генуи из-за географически более выгодного расположения своей фактории были в Константинополе более сильные позиции. Византийские императоры поддерживали одну из двух сторон различными, но часто неудачными способами, особенно в так называемой Босфорской войне (1349–1352), когда византийцы присоединились к венецианцам, чтобы покончить с торговыми привилегиями генуэзцев: после внезапного отступления венецианцев они были побеждены генуэзцами, а их и без того скромный флот погиб на глазах у жителей города.
2) Соперничество за престол. В отличие от периода до 1204 года, борьба за престол была теперь постоянной и сводилась к конфликтам между семействами, в которые были непосредственно вовлечены и жившие в столице семьи, обязательно состоявшие в родстве с правящей династией. В эти конфликты, некоторые из которых (1321–1328 и 1341–1355 годов) выливались в гражданские войны, были вовлечены также генуэзцы и венецианцы, которые снова получали из этого преимущества благодаря своему положению в городе, например когда генуэзцы воздвигли там незаконные оборонительные сооружения. В ходе некоторых узурпаций конца XIV века (в 1376–1379 годах) даже османский султан был вовлечен в конфликт сторон, который целиком развивался на территории города[82].
Бертрандом де ля Брокьер. Вид Константинополя. «Voyage d'Outre-Mer» (Bibliothèque nationale de France, fr. 9087, л. 207 об.)
3) Турецкое присутствие в окрестностях города. Завоевание Константинополя не позднее чем с середины XIV века стало ясно заявленной целью османской политики, и, в отличие от арабских атак в предыдущие века или нападений других врагов, этот план был реалистичен именно потому, что захваченная османами территория простиралась почти до ворот столицы. Поэтому Константинополь пережил в общей сложности четыре разной длительности осады войсками султана, пусть и неудачные: в 1394–1402 годах, летом 1422 года, летом 1442 года и летом 1448 года. Они потерпели неудачу, потому что оборонительные сооружения выдержали их натиск и потому что у османов был слишком слабый и, кроме того, зачастую слишком разноязычный флот. В 1402 году определяющим, однако, стало поражение османов от войск Тамерлана, которое, возможно, и сыграло решающую роль в том, что город не был взят уже тогда[83]. Постоянная, почти шестидесятилетняя необходимость обороняться, требовавшая мобилизации всех сил защищавшегося в одиночку города, не давала никаких возможностей к его дальнейшему развитию. Самым решающим событием в истории Константинополя стало его взятие 29 мая 1453 года, последствия которого для истории византийского государства, исчезнувшего с карты мира, были совсем иными, чем для истории города. Ведь последний стал столицей того государственного образования, которое оказалось в некотором смысле наследником Византийской империи.
В Константинополе, сохранявшем это имя в форме Константинийе до 28 марта 1930 года[84], начался новый урбанистический подъем, с последствиями, совершенно противоположными тем, какие повлекло за собой латинское завоевание 1204 года. И хотя его культурные и идейные основания были отныне иными, однако здесь действовали те же предпосылки, что и в византийское время: Константинополь вновь получил функцию государственного центра и снова стал религиозным центром государства, где религия во всех областях жизни играла гораздо большую роль, чем когда-либо в Византии. Но преемство этих общеисторических факторов не может затенить того факта, что османский город в его внешнем облике, в его внутренней динамике и в системе управления имел очень мало общего с византийским Константинополем, так что средневековая история города находит свое завершение в политических событиях 1453 года.
4. Внешние факторы городского развития
На предыдущих страницах речь шла о развитии города и его судьбах, о том, насколько они зависели от сознательных поступков людей. Но не меньшее значение для города имели стихийные бедствия, пусть источники часто упоминают о них совершенно случайно и не рассказывают подробно об их последствиях, – особенно пожары и землетрясения, которые меняли облик целых районов и давали повод к постоянным перестройкам. Старый и поэтому не совсем надежный список насчитывает в византийскую эпоху 38 пожаров (при 67 за примерно 450 лет османского владычества)[85]. Такая разница лишь во вторую очередь связана с бóльшим числом источников, а в первую – с бóльшим объемом деревянного строительства в османское время. Среди этих пожаров – если ограничиться снова лишь византийской эпохой – было несколько таких, которые повлекли за собой необходимость в больших перестройках. Так, около 465 года в некой рыбной лавке занялся пожар, который затронул всю южную часть города от гавани Неория на Золотом Роге до гавани Контоскалия на Мраморном море, заставив даже императора временно покинуть Дворец. Пожар, разгоревшийся 15 января 532 года, в ходе восстания Ника, охватил всю площадь древнего Византия и дал императору Юстиниану возможность не только построить третий храм Св. Софии, но и заново оформить всю территорию между Ипподромом, Св. Софией и форумами, навеки связав свое имя с этой перестройкой города