му меня не уволили, как желал и просил, на Афон?»[482]. После возвращения в Россию о. Леонид служил настоятелем Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря, а затем наместником Троице-Сергиевой Лавры (с 1877 г.).
Периодически богослужение и все требы в Никольской церкви при российском посольстве выполняли иеромонахи Свято-Пантелеимоновского монастыря. Так, 11 мая 1871 г. посол Н.П. Игнатьев сообщил игумену Руссика, что назначенный настоятелем церкви иеромонах Смагард для возведения в сан архимандрита поедет в Одессу, и попросил прислать на время для служения иеромонаха. Вскоре в Константинополь был послан отец Павел, который служил там два месяца[483]. И во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. богослужение и требы в церкви совершали иеромонахи Свято-Пантелеимоновского монастыря.
Вскоре после визита на Афон (в июле 1866 г.) Н.П. Игнатьев и настоятель посольской церкви архимандрит Леонид (Кавелин) попросили старцев монастыря командировать для нее двух певчих, и тем самым решить проблему хора при храме, которая в течение нескольких лет беспокоила прежнего настоятеля архимандрита Антонина (Капустина). В июне 1867 г. из обители были посланы в качестве певчих монахи Захария и Матфей (Ольшанский) – будущий библиотекарь, а вскоре число певчих из братии Руссика выросло до четырех[484].
Архимандрит Леонид, при поддержке Н.П. Игнатьева, предложил значительную часть суммы, выделяемой на содержание причта церкви (довольно не послушного) передавать Свято-Пантелеимоновскому монастырю. Эта мера понравилась в Санкт-Петербурге, и 27 сентября 1867 г. император Александр, по докладу канцлера от 22 сентября, издал указ: «…на будущее время замещать вакантные певческие места при посольской церкви вольнонаемными монахами Афонского русского монастыря с производством им вознаграждения из сумм, положенных по штату содержания на певчих»[485]. В письме к архимандриту Антонину (Капустину) от 5 января 1868 г. о. Леонид отмечал, что таким образом церковный причт был очищен от непригодных певчих, посольский храм украшен благообразным духовным пением, а монахи Константинопольского подворья Руссика получили дополнительное денежное вспоможение[486].
В 1874–1885 гг. настоятелем Никольской посольской церкви служил еще один известный церковный деятель – иеромонах Арсений (Орлов), будущий наместник Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры в Санкт-Петербурге (в 1896–1900 гг.). с 4 декабря 1885 до октября 1893 гг. В посольской церкви настоятелем служил архимандрит Арсений (в миру Алексей Федотович Изотов), в дальнейшем – начальник Русской Духовной миссии в Иерусалиме (в 1894–1895 гг.) и епископ Сухумский (с 1895 г.)[487].
С 2 декабря 1893 по 17 февраля 1899 гг. настоятелем Никольской посольской церкви был архимандрит Борис (в миру Владимир Владимирович Плотников), будущий епископ Ямбургский и председатель Училищного совета при Святейшем Синоде, служивший также в 1892–1893 и в 1899–1901 гг. ректором Санкт-Петербургской Духовной Академии[488], а после него – в 1899–1913 гг. настоятелем служил архимандрит Иона (в миру Иван Вуколов), бывший ректор Владимирской и Екатеринославской семинарий. Отец Иона придерживался грекофильских взглядов и написал в Константинополе несколько книг о положении христиан на Востоке: «Свет с Востока. Письма архим. Ионы, настоятеля посольской церкви в Константинополе, о церковных делах православного Востока» (СПб., 1903), «К вопросу о соединении церквей. Письмо из Константинополя» (СПб., 1908); «Герои веры. К вопросу о современном положении христиан в Турции» (СПб., 1910), «Протестантская пропаганда среди православных христиан Востока» (СПб., 1911), «Святая гора Афон» (СПб., 1911), «Римский папа и православный Восток» (СПб., 1913) и другие. Помощником настоятеля церкви в 1904–1912 гг. был протоиерей Иоанн Федорович Говядовский[489].
В начале XX века вновь оказался поднят вопрос об учреждении в Константинополе Русской Духовной Миссии. В 1907 г. по ходатайству российского посла в Риме Муравьева Святейшим Синодом была учреждена викарная Кронштадская епископская кафедра для заведования русскими церквами Западной Европы. 28 июня 1907 г. на эту кафедру был назначен будущий епископ Владимир (в миру Всеволод Владимирович Путята, 1869–1936), 6 августа состоялась его архиерейская хиротония в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры. Согласно инструкции от 31 июля 1907 г., епископу Владимиру были подчинены все заграничные русские церкви за исключением Константинополя и Афин; мотивом такого исключения являлось наличие в этих городах древних православных епископских кафедр. Однако по определению Синода от 2/24 сентября 1908 г., Владыке Владимиру была дана новая инструкция о включении в сферу его деятельности также Константинополя и Афин. В конце 1908 г. он хотел посетить Афины с целью инспекции русской церкви, но это вызвало большое недовольство со стороны греческого духовенства, в результате чего поездка не состоялась[490].
В 1909 г. была предпринята попытка командировать в Константинополь епископа Владимира в качестве апокрисиария – представителя Поместной Российской Церкви. Первоначально Вселенский Патриарх Иоаким III благосклонно отнесся к этому намерению. Российский посланник в Константинополе Н.В. Чарыков 13 декабря 1909 г. высказал мнение, что посещение Владыкой Владимиром русского посольского храма в принципе возможно, но только при условии соблюдения канонических норм и тех форм, которые считаются Патриархией достаточными для предотвращения недоразумения. Настоятель же посольской церкви архимандрит Иона (Вуколов) не находил посещение епископом целесообразным, так как вопрос обсуждался на заседании Константинопольского Синода, и митрополиты Ксанфийский и Писидийский были против допущения Владыки Владимира к служению в городе. Они высказывали опасения, что русские хотят поставить в Константинополе экзарха, наподобие болгарского, а поминовение епископа Владимира на богослужении противоречит церковным канонам. Отмечая, что «настроение тревожное и опасное», архимандрит Иона рекомендовал ради церковного мира отказаться от посещения[491].
Согласно материалам дипломатической переписки митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский) уже приготовил письмо к Патриарху Иоакиму III с просьбой о разрешении епископу Владимиру служения в русской церкви, однако в ходе дальнейшего обсуждения возникли разногласия, и письмо отправлено не было. с одной стороны, в Министерстве иностранных дел высказывались мнения, что поскольку русские посольские церкви подчиняются Санкт-Петербургскому митрополиту, а посольства, как и все дипломатические учреждения, пользуются правом экстерриториальности, то никакого разрешения Константинопольского Патриарха на служение епископа Владимира не требуется. Более того, запрос о подобном разрешении расценивался, как принижение достоинства России. В частности, об этом 31 декабря 1909 г. С.М. Лукьянову писал А.П. Извольский. Однако противники этой точки зрения выступали за соблюдение буквы канонов и прав Константинопольского Патриархата[492].
Для того чтобы решить это проблему, при Святейшем Синоде было созвано особое совещание «Для обсуждения вопроса о том, может ли епископ Русской церкви совершать богослужение в русском храме, находящемся в епархии греческого епископа, без его разрешения». Возглавил совещание архиепископ Ярославский Тихон (Белавин), членами его были назначены чиновники Синода В.И. Яцкевич, Н.Ф. Марков, профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии И.И. Соколов и канонист С.В. Троицкий. Заседание совещания состоялось 25 января 1910 г. За исключением С.В. Троицкого, все высказались за необходимость получения епископом Владимиром разрешения на служение от Патриарха Иоакима III. В конце концов, опасаясь нарушить равновесие в церковно-политических делах, Синод вообще отменил поездку и 12 февраля / 7 августа 1910 г. издал указ об изъятии из окормления епископа Кронштадтского русских церквей в Афинах и Константинополе, оставив их в ведении митрополита Санкт-Петербургского[493].
Вскоре вопрос об учреждении в Константинополе Русской Духовной Миссии снова был поднят помощником настоятеля посольской церкви иеромонахом Павлом (Вильковским). 15 июня 1910 г. он писал в Санкт-Петербург чиновнику МИДа С.М. Лукьянову: «Наша церковь и церковное правительство не имеют на православном Востоке ни лиц, ни учреждений даже просто для того, чтобы через них обстоятельно и своевременно знать о происходящих там событиях и переменах в церковной жизни, не говоря уже о лицах и учреждениях, уполномоченных развивать какую-либо деятельность от имени русской Церкви и в ее интересах». Такое положение дел, по мнению о. Павла, было совершенно ненормально и лишало Российскую Церковь возможности осуществлять непосредственные контакты с Константинопольским Патриархатом и влиять на положение дел в нем. «Ясно, что и церкви нашей необходимо иметь на Востоке свои органы, с помощью которых совершалось бы дело правильного осведомления ее относительно тамошней церковной жизни, а затем – и соответствующая деятельность на пользу наших церковных интересов. Словом, необходимо учреждение на Православном Востоке русской церковной миссии. Эта необходимость, сознанная некогда, вызвала к жизни так называемую духовную нашу миссию в Иерусалиме „.. Иерусалим хотя и важный, но не самый выдающийся центр церковной жизни на православном Востоке. Таким является Константинополь, столица, местопребывание «вселенского» патриарха, турецкого парламента, послов великих держав». В заключение о. Павел предлагал свою кандидатуру в качестве представителя Российской Церкви в Константинополе