Осенью 1885 г. в Александро-Невской часовне в Санкт-Петербурге произошел пожар, в результате которого она сгорела дотла. Однако бедствие послужило прославлению иконы Божией Матери «Скоропослушницы», которая была обретена нетленной на пепелище. Это чудесное событие способствовало увеличению сбора пожертвований на храм в Мирах Ликийских. Общая сумма собранных в 1885 г. средств составила свыше 70 тысяч рублей. В дальнейшем они были переданы Императорскому Православному Палестинскому обществу. В 1888 г. весь «мирликийский капитал» в размере 223 тысяч рублей прешел из ведения Хозяйственного управления Святейшего Синода в Палестинское общество. В ведение этого общества в 1888 г. была передана и восстановленная после пожара Александро-Невская часовня. Председатель Палестинского общества великий князь Сергей Александрович принял на себя звание почетного ктитора часовни. После его гибели от руки террориста-эсера Каляева часовню расширили, сделали на ней главки и преобразовали в храм свт. Николая Чудотворца и св. кн. Александра Невского, освящение которого произошло 30 ноября 1905 г., но простояла эта временная церковь недолго[562].
Создание русского монастыря в Мирах, обеспеченного прилегающими земельными участками и пожертвованиями паломников, вполне укладывалось в программу Палестинского общества. Монастырь служил бы местом паломничества и приютом для русских паломников, направляющихся в Палестину, что, с одной стороны, обеспечило бы его материальное существование, а, с другой стороны, упрочило бы в народе почтение к древнему, исконному месту упокоения святителя. В свою очередь, тем самым была бы оказана существенная материальная и нравственная помощь Константинопольской Церкви, которая не имела возможности поддерживать состояние святыни на подобающем уровне. Практическое ведение дела было поручено по-прежнему В.О. Юговичу, который к тому времени был уже российским вице-консулом в Дарданеллах. Согласно поручению Палестинского общества, он должен был добиться согласия Константинопольского Патриарха на возведение в Мирах Ликийских церкви в том виде, как это проектировал Зальцман, а также на поселение при ней русских монахов. В июне 1887 г. Югович совершил поездку в Миры Ликийские, главным итогом которой стало составление планов и разрезов церкви. Часть работ проводилась на средства Свято-Пантелеймоновского монастыря, где в дальнейшем эти планы хранились.
После смерти В.О. Юговича в конце 1893 г. секретарь Палестинского общества В.Н. Хитрово назначил для ведения Мирликийского дела агента Русского общества пароходства и торговли в Константинополе Г.П. Беглери, который должен был выполнить две задачи: 1) собрать сведения по делу на основании документов из патриаршего архива, которые не были доступны Юговичу; 2) провести переговоры с Патриархом Неофитом VIII и предложить ему уступить Мирликийское дело за определенную сумму России с изданием соответствующего сигиллиона[563].
В октябре 1893 г. Патриарх Неофит VIII обещал поддержку русским, однако сказал, что должен согласовать вопрос с членами Синода. Однако проекту Беглери не было суждено осуществиться из-за последовавшей борьбы Неофита VIII с Синодом и отставки Патриарха в конце 1894 г. Беглери продолжал предпринимать шаги и при следующем Патриархе Анфиме VII, но успеха не добился, как и при Патриархе Константине V, который, ознакомившись с запиской по делу, ограничился кратким ответом: «Бойся русских, даже если они приносят дары». В 1898 г. Г.П. Беглери получил новое назначение в Яффу (Палестина) и больше мирликийским вопросом не занимался[564].
Императорскому Православному Палестинскому обществу, несмотря на все попытки, не удалось разрешить «мирликийский вопрос» и добиться разрешения у турецких властей полностью возродить древний храм. В 1910 г. собранные средства решено было употребить на постройку русского подворья в итальянском городе Бари (по-русски – Барграде), так как там находились мощи свт. Николая Чудотворца. Российский посол в Константинополе Н.В. Чарыков поддержал эту инициативу. В 1911 г. Императорское Православное Палестинское общество учредило Барградский комитет для постройки храма, которому передали 246,5 тысяч рублей, собранных на церковь в Мирах Ликийских (храм свт. Николая Чудотворца в Бари в основном построили в 1913–1916 гг.)[565]. Небольшую столичную церковь свт. Николая Чудотворца и св. кн. Александра Невского заменили построенным в 1913–1915 гг. более обширным зданием Никольско-Александровского (Барградского) храма, в котором по прежнему пребывала афонская икона Божией Матери «Скоропослушницы»[566]. Весной 1932 г. Никольско-Александровский храм был закрыт и взорван. Привезенная с Афона монахами Руссика чудотворная икона Божией Матери «Скоропослушницы» в настоящее время находится в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры и пользуется большим почитанием верующих.
В 1898 г. стараниями братии афонского Свято-Пантелеимоновского монастыря (от имени России) была устроена каменная православная церковь в г. Прокопион (Нев-Шехир) Кесари-Каппадокийской епархии в Малой Азии (ныне Турция) во имя преп. Иоанна Русского, что стоило обители 6 тысяч рублей[567]. В этой церкви пребывали мощи преп. Иоанна Русского, который пользовался большим почитанием у малозийских греков. В 1902 г. для храма из России были присланы пожертвованные предметы церковной утвари: комплект для Евхаристии, напрестольный крест, дароносица, ковчег, три лампады, кадило, блюдо для благословения хлебов, плащаница, комплект священнических облачений и воздухов, стихарь для псаломщика, покровы на престол, жертвенник, два железных подсвечника, иконы и лицевые святцы. В 1923 г. все православные жители Прокопиона были переселены на греческий остров Эвбея. с собой они перевезли и мощи преп. Иоанна Русского, которые ныне пребывают на Эвбее.
Особенную очень яркую и значительную страницу русской церковной деятельности на территории Османской империи в XIX – начале XX веков составляет история Российской Православной Духовной Миссии на Святой Земле (в Иерусалиме), включавшей в свой состав более десяти храмов и монастырей. Однако, поскольку в настоящее время территория Палестины не входит в состав Турции, эта тема в книге не рассматривается.
Активное развитие русской церковной жизни в Османской империи, прежде всего в Константинополе и окрестностях, было насильственно прекращено осенью 1914 г., сразу после начала Первой мировой войны, но через несколько лет оно пережило чрезвычайно бурный, хотя и кратковременный взлет в связи с послереволюционной волной российской эмиграции.
3. Русские церковные общины на территории Турции в XX веке
Уже вскоре после капитуляции Османской империи, осенью 1918 г. реквизированные турецкими властями русские храмы открылись вновь. Сначала этим вопросом занялся временно приехавший в Константинополь российский посланник в Афинах Е.П. Демидов. 5 ноября игумен Свято-Пантелеимонов-ского монастыря архимандрит Мисаил отправил ему письмо с приложением перечня русских афонских подворий и общей доверенности от монастыря и Свято-Андреевского и Свято-Ильинского скитов, чтобы Демидов мог ознакомиться с делами трех подворий. Также была выписана общая доверенность на всех представителей русских обителей, которые должны были отправиться в Константинополь[568].
Важная заслуга в открытии русских подворских храмов принадлежит настоятелю Одесского подворья Свято-Андреевского скита иеромонаху Питириму (в миру Потапию Федоровичу Ладыгину, будущему схиепископу Петру, 1866–1957), которого Святейший Патриарх Московский и всея России Тихон летом 1918 г. направил к Константинопольскому Патриарху с посланием об избрании в России Патриарха. Чтобы выехать из Москвы, понадобилось разрешение В.И. Ленина, и отец Питирим добился встречи с главой советского государства. Ленин расспросил его о положении на Украине и распорядился выдать необходимые документы. Архимандрит сумел добраться до Константинополя и вручить послание Патриарху[569].
Хотя этот вопрос был решен быстро, другие проблемы надолго задержали иеромонаха в Константинополе. К украинскому кораблю, на котором прибыл из Одессы о. Питирим, пришли около тысячи российских военнопленных, стремившихся вернуться на родину, которым негде было ночевать и нечего есть. Благодаря активной деятельности иеромонаха, входившего в состав Украинской комиссии по делам военнопленных, все подворья решением правительства 16 ноября 1918 г. официально были возвращены русским монахам, при этом составлены акты, по которым турецкие власти обещали вернуть разграбленное имущество. Стараниями о. Питирима в подворских зданиях временно разместилась часть из оказавшихся в турецком плену нескольких тысяч российских военнопленных[570].
Проживавший в 1919 г. на одном из подворий митрополит Евлогий (Георгиевский) позднее вспоминал о плохом состоянии здания после его возвращения турецкими властями: «Мы остановились на Галате, на Подворье Афонского Андреевского монастыря. Заведовал им о. Софроний, чудный старец, который заботливо за нами ухаживал и старался залечить и наши духовные раны. Помещение Подворья во время войны отобрали под казармы турецких солдат, они привели его в крайне антисанитарное состояние: вонь, скользкие грязные стены, в щелях клопы, тучи москитов от сырости, которая развелась вследствие отсутствия за эти годы отопления»[571].
Когда пребывание российских солдат на подворьях стало затруднительным из-за отсутствия средств и полной недисциплинированности бывших военнопленных, о. Питирим (Ладыгин) попросил разрешения взять с Афона несколько монахов для опеки солдат и с этой целью выехал на Святую Гору. Он посетил Свято-Пантелеимоновский монастырь и свой Свято-Андреевский скит, где братия уговаривала его остаться и больше не возвращаться в Россию. Но, как позднее писал в своей автобиографии будущий схиепископ Петр (Ладыгин), «.на мне были ответственные дела – подворья в Константинополе и главное поручение от святейшего Патриарха». К началу 1920 г. все военнопленные выехали в Россию, в январе того же года уехал и о. Питирим. Это был последний раз, когда он побывал на Афоне: «7 января пароход подошел к Пантелеимоновскому монастырю. Я со слезами сел и пока он шел, в течение 2 часов не мог удержаться от слез»