— Господи! Костенька! — потрясенная Гусева обхватила голову, будто боясь, что та взорвется. — Как же смог-то? И ведь ни полсловом!
Прикрыл глаза Николай Понизов.
— Вся Эстония в моем лице кланяется его памяти.
Урмас Поски торжественно приподнялся и, преодолевая боль, изобразил подобие поклона.
Валк и Вальк поспешили усадить старика на место.
Понизов, хоть время и подгоняло, не мог не спросить о том, что мучило:
— Как же получилось, что на Запад письма попали аж через двадцать лет?
— Произошла утечка. О письмах этих стало известно «конторе». Трясли всю Прибалтику. Меня опять посадили. Полагаю, на всякий случай. Так что извлечь письма из тайника и передать получилось очень нескоро. Да! — закончил он рассказ.
— Это замечательно, — признал Понизов. — Но что вы теперь собираетесь делать? Останки не вывезены.
— Об этом больше не беспокойтесь, — пошли палить Валк и Вальк.
— Господин Поски привез письмо от нашего Верховного Совета.
— И если даже ваш исполком …э…
— Не поменяет позицию.
— То мы едем в Москву, в Верховный Совет, где получим разрешение…
— Уже есть договоренность, и господина Поски примут вместе с представителем республики…
— Не позже, чем через неделю!.. Как мы и говорили. По закону! Гордясь друг другом, они снисходительно улыбались председателю поссовета.
Детская наивность умиляет. Наивность во взрослых, поживших людях утомляет и раздражает.
— Не через неделю, а завтра с утра старое кладбище будет срыто, — отчеканил Понизов со злостью. — Так что полученное разрешение сможете положить сверху, на строительную кучу.
Эстонцы, включая Поски, оцепенели.
— Но как можно? Это же не по закону… — пролепетал Валк.
— Напротив. У нас на всё есть закон, — возразил Понизов. — На что надо, на то и есть. На старом кладбище обнаружились признаки инфекционных захоронений времен войны.
— Что же делать? — «экспедиторы» принялись переглядываться. Даже Урмас Поски подрастерялся. Впрочем, лишь на мгновение.
— Мы сегодня же, немедленно извлечем останки, — объявил старый «сиделец». Зыркнул на встрепенувшихся Валка и Валька. — Законно-незаконно! Плевать!
— Но репатриировать, не имея разрешения… — слабо возразил Валк. — Хотя бы, чтоб погрузить гроб в поезд! Но даже если в автобусе, на любом посту… Без разрешения невозможно.
— Затруднительно, — согласился Поски. Пристально посмотрел на Николая Понизова.
— Послушайте. Вы много сажали. Я много сидел. Может быть, мы поймем друг друга?
— Поймем, — усмехнулся Понизов. Так его еще никто никогда не просил.
Он вытащил чистый бланк поссовета, напористо, от руки заполнил. Театрально подышал на печать.
С хрустом припечатал. Протянул Алексу.
— Не теряйте времени. Лучше всего, чтоб к утру вас вообще не было на территории области.
Тоомс заколебался:
— Коля! Нам это и впрямь, похоже, позарез. Но — ты хоть понимаешь, что тебя после этого разотрут?
— Авось подавятся! — Понизов, представив себе физиономию Сипагина, хищно осклабился.
Поски поднялся. Протянул Понизову руку для прощания.
— Вы умеете принимать резкие решения, — прочувственно сообщил он. — Из вас получится крупный руководитель.
— Уже не получится, — Понизов скосился на открытый ящик стола, куда перед этим сложил в стопочку партбилет и депутатское удостоверение. Вновь напоминающе постучал по циферблату часов.
Но расчувствовавшийся Урмас Поски всё не хотел расстаться.
— То, что сделали для нас вы и госпожа Гусева. Да! Это дорогого стоит. Мы ценим таких друзей. Чем их больше, тем крепче доверие. Я буду ходатайствовать перед Верховным Советом Эстонии о присвоении вам званий почетных граждан нашей республики.
— И — Константин Александрович! — забеспокоилась Гусева.
— Не обольщайтесь, Ксения Сергеевна, сто раз забудут, — огорчил ее Николай.
На другой день во время планерки в набитый сотрудниками кабинет председателя поссовета решительным шагом вошел оперуполномоченный КГБ Острецов в шляпе, причудливо сбившейся на курчавый затылок. Из-под длиннополого плаща торчал нескладный предмет, завернутый в кусок простыни. Понизов с интересом скосился на густо заляпанную глиной обувь.
— Да, с кладбища! — сквозь зубы подтвердил Острецов. Скинул плащ.
Огляделся раздраженно:
— Значит, так. Сходняк приостанавливаю. У меня разговор к вашему председателю.
Приглашенные недоуменно посмотрели на Понизова.
— Прерываем совещание, — сдержанно подтвердил тот. — Тем более, время обеда.
Через минуту-другую поссовет опустел.
— Ну, и?.. — Понизов предложил продолжить.
Острецов развернул то, что притащил, швырнул на председательский стол.
— Как прикажешь это понимать?
Перед Понизовым лежал выдернутый из земли крест с надписью «Здесь покоилось тело…»
— Похоже, всё-таки эксгумировали, — предположил он.
— Будет фуфло толкать!.. Вчера, вчера вырыли! — неистовый Острецов потыкал толстым пальцем в дату на дощечке. — Пока ты нам дуру гнал по телефону!
Понизов нахмурился.
— Ты, парень, весь район, мало — область подставил, — процедил Острецов. — Себе карьеру обломал, другим. Сколько ж они тебе за это отстегнули?
Руки Понизова под столом соединились в замок так, что пальцы побелели. Но внешне не изменился. Разве что взгляд сделался предостерегающе-колючим.
Острецов его разглядел.
— Неужто просто от души? — поразился он. — Вот чего не думал! За деньги — хоть понять можно. Но нет страшней прекраснодушного дурака. Сначала весь соцлагерь влегкую, под аплодисменты, раздали. Ныне и Союз затрещал. Того и гляди, на осколки посыплется. Чего нам, от широкой души? Или надеешься, — отблагодарят эстонцы? Так зря губы раскатал, — что бы ты ни делал, для них все русские одним миром мазаны.
— Ты с чем приехал-то? — скупо уточнил Понизов. — О геополитике порассуждать? Так это не нашего, сельского уровня дело! Если же об эксгумации… Да! Выдал разрешение! Это их президент и их право!
Жестом осадил негодующего комитетчика.
— А уж если хочешь напрямую, — это их земля!
— Добрались-таки до главного! — уличающе пробасил Острецов. — А русские, стало быть, оккупанты. Решительно вся беда от дураков. Прибалтов пожалел? А русских тамошних, о которых, едва отделившись, ноги начнут вытирать, тебе не жалко?! А то они плохо пятьдесят лет на нашем хребте жировали? Хороши оккупанты, которые от себя отрывали, чтоб им там получше жилось? Любая империя окраины доила. А мы, наоборот: на российских прилавках кукиш с маслом, а в Прибалтике да Закавказье — живи, не хочу! Вот с жиру и взбесились!
Неистовость Острецова, громогласная его убежденность вывела и Понизова из состояния равновесия, в котором пытался себя удержать.
— Ты чего поссовет сотрясаешь?! Ты не здесь, ты там убеждай. Езжай в Прибалтику! И всё это им доказывай. Через тех же русских! Через прорусских эстонцев. Через финансы! Через экономику, что все республики переплела накрепко. Тысяча рычагов в руках! Убеди, что в Союзе им будет лучше, чем в одиночку!
— Кого это я убеждать должен?! — возмутился Острецов. — Да если каждого начнем уговаривать, глоток не хватит! Там же каша в головах. Свободы возжелали! Мы — западники! Быть первыми в Союзе, им, видишь ли, западло! А под немцев на карачках ползти готовы. А те с ними через губу. Потому что это для нас они — ах! прибалты! А для них — чухня! Омоном придушить, и все дела! Понадобится — войска!.. Ништяк! Поверещат с годик-другой ребята-демократы, да и притихнут. Кто захочет из-за карликов с ядерной державой ссориться?
Не жалея, с силой застучал кулаком по собственному колену:
— Как угодно! Пусть даже через колено! Если не хотим, чтоб от Союза одни славяне остались! Э! Что с тобой?.. Ты свою судьбу выбрал.
Подхватив плащ, двинулся к выходу.
— Если всё время через колено, так и славяне перегрызутся, — возразил с усмешкой Понизов.
Острецов, не останавливаясь и не оборачиваясь, лишь рукой безнадежно отмахнулся.
— Эх, вы! Прожектеры, — донесся его страдающий голос — уже из пустого коридора.
Понизов сидел за своим столом с распахнутыми ящиками, из которых он извлекал и откладывал в сторонку личные вещи.
При очередном телефонном звонке поднял трубку.
— Безработный Понизов у аппарата.
Услышал взволнованный девичий голосок. Улыбнулся собственному отражению.
— А скажи-ка, друг мой Светланка, слабо замуж за бомжа?
Эпилог 9 июня 2011 года
К свежеотреставрированной церкви — Тургиновскому храму Покрова Божией Матери — подъехал внедорожник, из которого вышел рослый осанистый мужчина 55 лет, с аккуратными усиками вдоль верхней губы. Постаревший Николай Понизов. Перекрестившись, вошел в церковь. У входа установлена благодарственная плита людям, усилиями которых восстановлен храм. Первым в списке значится «Понизов Н. К.» Навстречу раннему посетителю вышел молодой, с редкой бородкой священник — настоятель храма протоиерей Алексей Кулаков. Показал место, куда встроен маленький крестик с вензелем «КП».
— Пора ехать, — напомнил ему Понизов.
На месте захоронения Пятса в лесной зоне поселка Бурашево установлен роскошный православный крест. К кресту прикреплена доска с надписью: «Здесь покоился первый президент Эстонии — Константин Якобович Пятс, 23.02.1874–18.01.1956, находившийся на лечении в КОПБ № 1 им. Литвинова. В 1990 году прах президента перезахоронен на родине, в г. Таллинне». К кресту возложены васильки — национальный цветок Эстонии.
Литию служит отец Алексей.
Звучит музыка Густава Эрнесакса в исполнении тверского эстонского семейного ансамбля «Ыунаке» (Яблочко») и оркестра «Брасс Ренессанс». В церемонии участвуют представители тверской региональной организации «Эстонская община». Присутствуют руководители Твери, сотрудники Посольства Эстонии в РФ.