Запутавшись в тугих пуговицах, яростно дернула ворот.
— И какой же женоненавистник это придумал!
Арташов подхватил ее на руки.
Глава 8. Слепая танковая атака
Он рассказать бы мог про ад,
запытанный в аду,
где души юные висят,
как яблоки в саду
— Солдат! Попить дай! — донесся до Мухаметшина через дверь голос задержанного. — В глотке пересохло! У тебя команды уморить подполковника жаждой не было…
— Зачем уморить? — переспросил осторожный Мухаметшин. — У тебя самой графин!
— Да пустой! Кровь я, по-твоему, чем смывал? — огрызнулся арестант. — Гляди, а то когда буду всех допрашивать, с тебя за это отдельно спросится.
Мухаметшин, поколебавшись, закинул за спину автомат, налил из крана стакан воды, просунул через приоткрытую дверь:
— Бери свой вода!
В то же мгновение Гулько, ухватив часового за руку, с силой втянул его в комнату и обрушил на голову графин из-под воды.
— Сказано же тебе, чурке, — пустой! — подхватывая обмякшее тело, процедил он. Сноровисто связал Мухаметшина, всунул кляп, выдернул брючный ремень, выглянул в пустой коридор. Стараясь не шуметь, как был, в нижней, в кровавых подтеках рубахе, на цыпочках, вдоль стены, двинулся к распахнутому окну. Заметил стоящий на тумбочке рогатый, с золоченым тиснением телефон, выдрал с «мясом» и прихватил с собой.
Перемахнув через ограду, разнес аппарат о ближайшую сосну и помчался к оставленному на развилке «виллису». Радость от спасения схлынула, едва появившись. Нечему особенно радоваться. Ведь, казалось, взял за правило, — победителем выходит тот, кто идет до конца. А выяснилось, — толком не усвоил. Хотел же тогда, во Льгове, сразу пристрелить эту глазастую деваху. Так нет, побоялся расследования. Решил убрать перед самой эвакуацией. И дождался, что след простыл. Вот и расхлебывай. То, что он первым прибудет в корпус и изложит случившееся к собственной выгоде, в чем-то, конечно, поможет. Но принципиально ничего не изменит. Расстрелы, участие в карательных акциях, — всё это при желании вполне проверяется. И тут уж, как ни подавай, — влип! Да и свидетелей полно. Эх, если б можно было всех разом! Гулько аж заскулил он несбыточности этого желания.
Водитель дремал за рулем. Бойцы конвойного взвода, озабоченные длительным отсутствием начальника Особого отдела, прогуливались неподалеку от машины. При виде бегущей фигуры всколыхнулись:
— Наконец-то!
Но, приглядевшись к расхристанному, в нижней рубахе подполковнику, притихли.
Гулько запрыгнул на переднее сидение, нетерпеливым жестом приказал заводить. Опасливо оглянулся на рощу, — не показались ли преследователи.
— А вам что, отдельное приглашение? В машину! — раздраженно гаркнул он на солдат.
Конвоиры поспешили занять свои места сзади. Водитель с приоткрытым ртом продолжал разглядывать окровавленного командира.
— Что застыл?! — прикрикнул Гулько. — Галопом в корпус!
— Как прикажете, — водитель принялся разворачиваться. Повернул зеркальце к Гулько. — Видок у вас будь здоров, товарищ подполковник! Будто из плена сбежали!
При словах «из плена» в голове Гулько всё разом сошлось. Дальнейший план действий сделался ясен. Дерзкий, поначалу испугавший его самого, план. Но единственный, который в случае успеха не просто спасал, а обращал провал в победу. Детали предстояло продумать, но в целом образовывалась вполне достоверная причинно-следственная цепочка: белогвардейские пособники фашистов, завладевшие важными документами по «Фау»; среди них наткнулся на немецкую сподручную из Льгова, бежавшую от советских войск в Германию, — и оказавшуюся невестой командира роты. Подпавший под ее влияние капитан Арташов на требование арестовать преступников ответил неповиновением и, пользуясь авторитетом в роте, оклеветал перед подчиненными самого Гулько, и даже попытался его расстрелять. Бежать помогло внезапное нападение на особняк высадившегося фашистского десанта, а еще лучше власовцев. Что-то в этом роде. Удача, как известно, благоволит смелым. В конце концов, это как в истории — кто наверху окажется, тот свою правду и утвердит.
— Говоришь «будто из плена»?! — обрушился Гулько на водителя. — А то откуда же еще в таком виде? Болтаетесь тут валенками. Хватило б у них ума проверить дорогу, давно б вас всех перестреляли.
— У кого? — пробормотал один из конвоиров.
— У власовцев! — рубанул Гулько, не переставая коситься на удаляющуюся развилку. — Особняк захвачен власовцами.
— Власовцами? — оторопел водитель. — Там, вроде, разведчики наши должны быть.
— И я думал — должны! — входя в роль, яростно рубанул Гулько. — Нет больше разведчиков. Кончили их! А ну, разворачивайся!
— Так приказ был — в корпус.
— Отставить — в корпус. Пулей жми к танкистам!
Поднятый с постели командир танкового батальона майор Гаврилов, скверно побритый, недоспавший и не до конца протрезвевший, озадаченно вглядывался в окровавленного человека в нижней рубахе, в котором не сразу признал начальника Особого отдела стрелкового корпуса.
— Сосредоточьтесь, майор! — энергично потребовал Гулько. — Повторяю: по дороге сюда я был захвачен власовцами и препровожден в особняк, где, как оказалось, разместился целый ихний отряд. Человек тридцать. Там же несколько бывших белогвардейцев.
— Власовцы! Белогвардейцы! Откуда всё? — майор с тоской скосился на ведро с водой у порога.
— Очухивайся же, наконец! — Гулько подошел к ведру, зачерпнул ковш, брезгливо протянул командиру батальона. — Полагаю, высадились ночью у вас под носом. Карту!
Он ткнул пальцем в раскрытый планшет:
— Вот они, голубчики.
Гаврилов засопел:
— По моим данным, здесь должна размещаться наша разведрота. Мне как раз передали насчет координации действий…
— По моим, тоже! — со злой издевкой оборвал Гулько. — Иначе с чего бы я туда без охраны поперся? Нет больше разведчиков. Перебиты. Зато власовцы в советской форме щеголяют. Догадываешься, для чего?
— В штаб вы уже сообщили?
— Откуда? Может, прямо из особняка? Де — разрешите, сообщу нашим о том, что вы меня захватили? Да въезжай ты наконец, мать твою!..
— Ну, теперь-то сообщим! — Гаврилов, оборотясь к двери, набрал в грудь воздуха.
— Отставить! — потребовал Гулько. — Из их разговоров я понял: цель десанта — один из заводов «Фау». Там, похоже, осталась спрятанная секретная документация. Планируют захватить ее, чтобы подороже продаться союзникам. Всю операцию собираются провернуть этой ночью! И если мы промедлим и упустим, то это… Пособничество!
— Откуда вы-то про всё это узнали? С чего вдруг поделились? — во взгляде майора пробурилась подозрительность.
Гулько гневно поджал губы.
— А вот с этого! — он ткнул в свое окровавленное лицо. — Меня, видишь ли, пытали. И не стеснялись при мне обсуждать. Потому что я для них живым трупом был! Как-то, видать, не рассчитывали, что мне бежать удастся… Зато теперь знают!
Он озабоченно глянул на часы.
— Знают. А значит, поспешают. Время теряем, майор!
— Так сейчас свяжемся, доложим. Будет приказ, нажать на гашетку — минутное дело! Правда, с топливом незадача! — майору отчаянно не хотелось сейчас, накануне победы, вновь идти в бой, рисковать жизнью.
— Я — твой приказ! — отрубил Гулько. Он заметил нарастающее в глазах комбата упрямство. — Как ты думаешь, почему я к тебе ехал с конвоем?
— Ну, откуда ж мне?.. — Гаврилов поскучнел.
— Врешь, всё ты понял! — уличил его особист. — С тем самым и ехал. Только, видно, не знаешь, что девка эта, Герда, что ты по пьянке на глазах у матери шпокнул, померла!
— Какая еще Герда? — у майора пересохло в горле.
— Ты ваньку не валяй! — прикрикнул Гулько. — Там свидетелей полдома. Они и заявление в комендатуру накатали. Мало тебе было малолетку трахнуть, так ты ей, паскуда, веретило свое в детскую попку запихал так, что кишка — вдребезги!
Гневным взглядом он подавил слабую попытку возразить.
— Может, до тебя, педофил хренов, приказ маршала Рокоссовского от третьего апреля не довели?! Так я доведу! Расстреливать такую сволочь на месте. Власть на то имею. Понял?!
— Выпивши был! — прохрипел Гаврилов. Обхватив руками голову, он согнулся на табурете и безысходно застонал.
Гулько отечески возложил руку на ссутулившуюся спину.
— Так вот, майор, твой последний шанс отслужиться перед Родиной! (Гаврилов осторожно отодвинул одну из ладоней от уха) — уничтожить власовский десант. Уничтожишь — спишем! Нет — и тебя нет. Как говорится, или грудь в крестах, или сам, — Гулько пальцем потыкал в спину Гаврилова, будто пулями прошил, — в кустах. Выбирай!
Гаврилов обнадеженно поднял голову.
— Смоешь вину кровью, и — все дела!
Поняв засевший в его голове вопрос, Гулько снисходительно засмеялся:
— Не дрейфь, комбат, — тебе лучшее из покаяний выпало, — позор смыть чужой кровью! Никаких орудий, никаких фаустов и прочего у них нет! — бодро заверил его Гулько. — Автоматы да противопехотные гранаты. Они ж на бой с танковым подразделением не рассчитывали. Сколько у тебя на ходу машин?
— Десять.
— Перемешаете с землей, даже не заметив.
Гулько подстегивающе постучал по часам.
— Поднимай батальон, майор! Задачу сам поставлю. А она простая, давно уж во всех приказах прописанная: с власовцами в переговоры не вступать! Пленных не брать!
Гулько отвел глаза, чтоб комбат не заметил запрыгавшего в них предвкушения.
— Товарищ капитан! — прерывистый Сашкин голос разбудил задремавших любовников.
Маша стыдливо натянула одеяло. К ее испугу, полуголый Арташов устремился к двери, — в оттенках Сашкиных интонаций разбирался досконально.
— Упустили, раззявы?! — еще возясь с задвижкой, догадался он.
— Сбежал, — убитым тоном подтвердил Сашка. — Оглушил Мухаметшина, связал и — в окно. Оттуда, видать, через забор. Еще телефонический аппарат разломал, гнида. Говорил, надо было сразу кончать!