ируя в себя последствия всех конфликтов. Можно согласиться со следующим высказыванием профессора Калифорнийского университета Дэвида Фронмайера: «Если доктрина разделе ния властей должна быть эффективно осуществлена, она должна рассматриваться не как техническое руководство для судебной тяжбы, а как цель для институционного действия». А это институционное действие имело одно главное направление – усиление исполнительн ой ветви власти. Система «сдержек и противовесов» не могла работать как коллегия абсолютно равноправных триумвиров, поскольку конфликты и неравенство были интегрированы в нее создателями с самого начала. Считалось, что сам принцип разделения властей предполагает определе нное состояние напряжения между ветвями власти для поддержания равновесия всей системы. Как сказал в одной из своих лекций А. Шлезинджер, сама доктрина разделения властей создает «постоянную партизанскую войну»" между исполнительной и законодательной ветвями власти». Но все это для преодоления " тиранических тенденций. Однако тот же А. Шлезинджер во время «уотергейтского кризиса» писал по-другому: «Метафора о правительстве как организме имела также свои трудности. Но опыт довольно быстро показал, что система „сдержек и противовесов“ вовсе не будет работать, если одна из трех ветвей не возьмет на себя инициативу, и что она будет работать лучше, подчиняясь сильному президентскому руководству. Такое руководство было необходимо для преодоления тенденции к инертности. Это позволило Американской р еспублике должным образом встретить великий кризис в ее истории. Это породило также постоянное напряжение между президентской властью и другими ветвями правительства. А в наше время это вызвало появление концепции о президентской власти настолько подозри тельной и авторитарной, что это предполагает коренную трансформацию традиционного государственного строя. В последние годы президентское первенство, столь неоценимое для поддержания политического порядка, превратилось в президентское верховенство. Консти туционное президентство… стало имперским президентством..»^. Известный американский историк Барбара Такмэн писала по этому поводу следующее: «Американская президентская власть стала гораздо большим риском, чем она того стоит. Пришло время серьезно подумать о замене ее правлением кабинета или какой-либо другой форм ой разделенной исполнительной власти… Единственный способ переделать президентство и сократить риск осуществления бесконтрольной и безответственной верховной власти мошенником, простаком или деспотом – это разделить власть и ответственность. Изменение конституции не находится вне пределов наших возможностей»^. Относительно пересмотра действующей конституции многие скептики высказывают суждение, что вряд ли в современных США можно найти людей, которые бы составили лучшую коллегию, чем Филадельфийский конвент. Говорят, что таких людей сейчас нет ни в конгрессе, ни в Верховном суде, ни в университетах. Американская политико-правовая теория безоговорочно признает, что современная фактически действующая система разделения властей далеко ушла от первоначальной модели последней четверти ХУШ в. Однако из этого вовсе не следует, что хрестоматийная конституци онная схема полностью утратила свое значение. При разрешении многочисленных противоречий и конфликтов, возникающих в рамках реального механизма «сдержек и противовесов», ученые и политические деятели всегда обращаются к авторитету конституции, доискиваяс ь скрытого смысла ее лапидарных положений. «Исследование нынешнего состояния конститу-ионных концепций в Соединенных Штатах есть нечто большее, чем академическое упражнение в ностальгии»(tm). Многие американские ученые и публицисты убеждены, что эта доктрина основана на идее о том, что правительственные институты обладают раздельными, отличающимися друг от друга функциями, организацией и полномочиями, но действуют они для достижения общих цел ей, закрепленных в преамбуле к конституции. Границы между сферами полномочий соответствующих ветвей власти весьма подвижны, изменчивы, относительны. Отсюда делается вывод о бессмысленности толкования разделения властей как совокупности герметически закры тых и изолированных друг от друга функциональных категорий правительства. Развитие системы «сдержек и противовесов», взаимоотношений составляющих ее институтов определяется социально-экономическими категориями, но свое внешнее выражение оно находит в борьбе двух основных тенденций. Исполнительная власть стремится к расширению своих полномочий, активизации политической инициативы и концентрации руководства. Законодательная власть проявляет тенденцию к сужению своих фактических полномочий, отказу от политической инициативы и распылению руководства, что находит свое выражение в независимости многочисленных постоянных комитетов и подкомитетов конгресса. Переливание полномочий из одного конституционного сосуда в другой, на практике из Капитолия в Белый дом, отнюдь не всегда было и является результатом узурпации. Чаще всего конгресс сам делегировал принадлежащие ему конституционные полномочия главе исполнительной ветви власти. В американской литературе и судебных решениях не раз выдвигались доктрины о том, что всякая делегация противоречит самой идее разделения властей. В подтверждение этих доктрин приводится сформулированное Джоном Локком правило: делегированная власть не мож ет быть делегирована. Поскольку же согласно официальной конституционной теории законодательные полномочия делегированы конгрессу народом, то конгресс не может уступить их никому. Но американская практика никогда не была связана теорией, мешающей этой пра ктике добиваться желаемого. Судебная политика в этом отношении фактически сводится к разрешению делегации в каждом конкретном случае. В своих решениях суды не столько заняты проблемой законности делегации законодательных полномочий, поскольку это предпол агается, сколько установлением объема полномочий и пределов их осуществления. Еще раз следует подчеркнуть, что огромная часть полномочий президента была предоставлена ему не конституцией, а законодательством конгресса, который далеко не всегда делал это под нажимом главы исполнительной ветви власти. «Полномочие конгресса, – ирониз ирует Д. Фронмайер, – подобно девственности, никогда само не теряется, редко забирается силой и почти всегда отдается добровольно»^. Прежде чем перейти к рассмотрению конкретного механизма взаимного воздействия исполнительной и законодательной властей друг на друга в рамках системы «сдержек и противовесов», необходимо определить в общих чертах роль судебной власти в деле фактического размежевания полномочий президента и конгресса. В американской правовой теории считается аксиоматическим положение о том, что конгресс и президент сами должны заботиться об обеспечении их конституционных, статутных и фактических прерогатив. Вмешательство судов в процесс размежевания полномочий двух других властей вызывается и объясняется главным образом обязанностью судов защищать права и интересы граждан, поскольку эти права и интересы могут быть затронуты в ходе демаркации названных полномочий. Верхов ный суд сам решает вопрос о том, стоит ли ему вмешиваться в спор о полномочиях законодательной и исполнительной ветвей власти. Законодательная и исполнительная ветви власти обладают значительным числом конституционных, статугарных и фактических полномочий во всех сферах осуществления государственной власти, в том числе в сфере законодательной и правоприменительной. По большей ча сти эти полномочия носят совместный характер. Те полномочия, которые можно назвать односторонними, т. е. присущими только одной ветви власти, не всегда таковыми являются в действительности, так как их осуществление в той или иной мере связано с функционир ованием другой власти. Так, скажем, президентское право вето по видимости является односторонним полномочием, но его применение невозможно без позитивной акции конгресса – нет билля, нет вето. Кроме того, президентскому вето противостоит опять-таки однос тороннее вето конгресса – законодательное вето, которое вызывается к жизни только соответствующей акцией исполнительной ветви власти. Даже такое одностороннее полномочие конгресса, как импичмент, органически связано с главой исполнительной власти и высши ми федеральными должностными лицами, назначаемыми «по совету и с согласия сената». Важнейшими односторонними полномочиями главы исполнительной ветви власти, применение которых не сопряжено с положительным участием конгресса, является право вето, привилегия исполнительной власти и право отстранения высших федеральных должностных лиц от должности. Право вето достаточно подробно регламентируется в разд. 7 ст. 1 Конституции. Основное содержание данного констетуционного положения сводится к следующему. Во-первых, объектом президентских возражений (термина «право вето» в разд. 7 нет) являются все билли, а также приказы, резолюции и решения, принимаемые совместно обеими палатам и конгресса, а не одной из них. Во-вторых, если билли и иные совместные документы принимаются простым большинством голосов присутствующих депутатов, составляющих кворум в каждой палате, то для преодоления президентских возражений требуется квалифицирован ное большинство в каждой из палат. Иными словами, процедура преодоления вето намного сложнее, чем обычная законодательная процедура одобрения биллей и иных совместных документов. В-третьих, президент может отклонить или одобрить весь билль или иной докум ент целиком, а не отдельные его положения или статьи.В-четвертых, конституция представляет президенту десятидневный срок для рассмотрения билля или иного документа, в который не засчитываются воскресенья. Подписание президентом билля в течение этого срока означает одобрение билля и его вступление в силу (п ромульгация). Воздержание от подписи в течение названного срока, если он не прерван окончанием сессии конгресса или досрочным перерывом в его работе, также означает одобрение билля или совместного документа. В-пятых, в случае перерыва десятидневного срок а вышеуказанными обстоятельствами все билли и совместные документы, не подписанные президентом, считаются отклоненными, как если бы глава исполнительной ветви власти применил по отношению к ним свое право вето. К конституционной конструкции президентского права вето жизнь и судебная практика прибавили некоторые существенные черты, что придало этому полномочию тот облик, который ему присущ в настоящее время. Привилегия исполнительной власти приобрела особое значение в период «уотергейтского кризиса» и привлекла к себе внимание как ученых и публицистов, так и государственных деятелей и политиков. Однако до сих пор в американской литературе не существует сколько-нибудь общепринятого толкования этого понятия. Крупнейший авторитет в американском конституционном праве профессор Лоуренс Трай начинает соответствующий раздел своей монографии следующими словами: «Привилегия исполнительной власти не упоминается ни в конституции, ни в конституционных дебатах. Несмотря на этот факт, президенты часто прибегали к такой привилегии, когда по тем или иным при