Ясно, что подобный формальный подход основан на фикции: мы говорим, что орган государственной власти действует в интересах народа не потому, что мы знаем это, и не потому, что он в действительности так действует, а потому, что это удобно провозгласить, чтобы избавить всех нас от постоянных споров и сомнений относительно легитимности каждого решения и каждого действия любого должностного лица и органа государственной власти.
Если мы отвергаем этот формальный подход, предполагающий, что реальный контроль народа над органами государственной власти осуществляется в момент выборов, то в таком случае мы должны признать право на восстание. Это право служит проявлением общего принципа не повиноваться решениям органов власти, принятых вопреки явно выраженной воле народа, потому что в случае противоречия воли народа, выраженной непосредственно, воле народа, выраженной опосредованно (через органы государственной власти, как они это волю себе представляют), выбор следует сделать в пользу непосредственного выражения воли народа, т. к. это позволяет избежать любых сомнений относительно направленности и содержания этой воли. Если всякий раз проверять, действительно ли органы власти выражают волю народа, подобные проверки станут неизбежными.
Такого противоречия не возникает в случае, если мы решим, что органы власти всегда выражают волю народа (используем юридическую фикцию), поскольку у нас исчезает необходимость проверять соответствие государственной политики действительной воле народа. Поскольку мы приняли за истину то, что органы власти всегда отражают волю народа, истина и не подвергается никакой проверке. В этом смысл введения фикции. Она вводится для политической устойчивости, для стабильности и результативности осуществления государственной власти. Но никакого отношения к реальному народовластию этот прием юридической техники не имеет.
Следует отметить, что в практике международных отношений право на неповиновение и восстание в действительности международным сообществом признается. Многие современные государства возникли в результате восстания. Если бы восстание всегда воспринималось как противоправный акт, то и возникшие в результате этого акта государства или правительства должны также восприниматься как несуществующие с правовой точки зрения субъекты. В этом смысле очень показательными являются следующие рассуждения Г. Кельзена:
«В конце ХVIII в., после победы Французской революции, и в начале XX в., после победы русской революции, другие государства обнаружили явное нежелание истолковывать принудительные порядки, установленные в результате революций, как правопорядки, а акты революционных правительств – как правовые акты, потому что во Франции был нарушен принцип монархической легитимности, а в России – отменена частная собственность на средства производства. По этой причине суды США отказались признать акты русского революционного правительства правовыми, заявив, что это акты не государства, но банды гангстеров. Однако, когда установившиеся в результате революций принудительные порядки обнаружили свою длительную действенность, они были признаны правопорядками, власти основанных ими сообществ – государственными властями, а их акты – государственными, и значит, правовыми актами».
Юридическое оправдание восстаний весьма красноречиво дано в Декларации независимости США 1776 года, составленной практически единолично Т. Джефферсоном. Логика его рассуждений такова. Люди рождены равными и наделены правами на жизнь, свободу и стремление к счастью, а для осуществления этих прав учреждено правительство. В случае если какая-то форма правительства становится губительной для этих целей, народ имеет право изменить или упразднить его и учредить новое правительство. Благоразумие требует, чтобы правительства не менялись под влиянием несущественных и быстротечных обстоятельств, поскольку весь опыт прошлого утверждает, что люди склоны скорее сносить пороки до тех пор, пока их можно терпеть, нежели упразднять правительственные формы, ставшие привычными. Но когда [здесь вводятся критерии] длинный ряд злоупотреблений и насилий (1), неизменно подчиненных одной и той же цели (2), свидетельствующие о коварном замысле вынудить народ смириться с наличием деспотизма (3), свержение такого правительства и создание новых гарантий безопасности становится правом и обязанностью народа.
Обобщая изложенное, можно сказать, что право на восстание возможно реализовать в том случае, когда правительство вследствие многократных злоупотреблений государственной властью стремится отстранить народ от власти. С формальной точки зрения это возможно тогда, когда сам процесс периодически осуществляемых выборов всякий раз не отражает действительного волеизъявления народа. Иными словами, право на восстание служит способом вернуть народу его суверенитет, захваченный органами власти. Ведь если сам процесс выборов организован таким образом, что он не способен выразить волю народа или же специально искажает ее, то теряется правовая основа осуществления государственной власти, а значит, лица, осуществляющие государственную власть, не опираясь на выраженную через выборы действительную волю народа, могут считаться неправомерно эту власть удерживающими. В таком случае гражданское неповиновение или восстание служит единственным способом отстранения таких лиц от власти, организации и проведения выборов таким образом, чтобы, наконец, народ смог выразить свою волю непосредственно и свободно.
Однако одного только факта монополизации власти для юридического оправдания восстания недостаточно. Необходимо, чтобы помимо этого органы власти нарушали права человека. Если права человека нарушаются, если народ не может повлиять на состав органов власти и при этом власть не борется с нарушениями прав человека, но, напротив, способствует им или же сама является источником таких нарушений, то вся эта совокупность факторов дает возможность народу выступить против органов власти там, где конституция разрешает такой способ борьбы за народный суверенитет. При этом восстать может не только весь народ, но и его часть, и даже меньшая его часть, полагающая невозможным далее терпеть подобный деспотизм, при условии, что большинство не препятствует восставшим.
Как можно было убедиться, право на восстание вполне может быть формализовано.
К примеру, в Декларации прав и свобод человека и гражданина 1789 года это право выражено следующим образом:
Статья 2
Цель всякого политического союза – обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковые – свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению.
А в Конституции ФРГ 1949 года право на неповиновение описано так:
Статья 20 Конституции ФРГ
(4) Всякому, кто попытается устранить этот строй, все немцы имеют право оказывать сопротивление, если не могут быть использованы иные средства.
Принцип народного суверенитета лежит в основе признания правомерности осуществления власти должностными лицами, однако он проявляет себя по-разному. В одних странах, к числу которых относится и Россия, воля народа должна проявлять себя преимущественно через выборы, и результаты выборов являются достаточным основанием для того, чтобы считать, что власть осуществляется в интересах народа. В других странах органы власти, будучи избранными народом, продолжают оставаться под контролем народа, который в ряде случаев вправе свергать выбранную им же власть. В этом случае восстание возможно потому, что власть всё равно остается у народа, и народ через восстание (или через угрозу восстания) заставляет должностных лиц считаться с действительной волей народа. Именно идея народного суверенитета, понимаемого как неотчуждаемое качество самого народа, и дает основание признавать лиц, пришедших к власти путем восстания, как законное правительство.
§ 7. Четвертое поколение прав человека – так называемые соматические права.
Соматические права предоставляют возможность человеку распоряжаться собой как биологическим видом. Личные права предполагают, что человек вокруг себя чертит какую-то границу, за которую никто не вправе проникать. Это граница его личной свободы, свободы его действий. Социально-экономические права дают возможность человеку или гражданину требовать от государства предоставления каких-то благ, с помощью которых он мог бы развиваться как личность. Права третьего поколения говорят о защите человека как части нации от посягательств извне. Соматические же права разрешают человеку распоряжаться самим собой.
О каких правах идет речь? Это, конечно, право на смерть, права человека распоряжаться своими органами и тканями, сексуальные права человека, репродуктивные права человека, право на клонирование и т. п. Все эти права связаны не только с разрешением человеку самому совершать определенные действия, но и с предоставлением возможности для общества помочь ему в этом, способствовать ему в этом.
Когда говорят о праве на смерть, естественно, невозможно никак запретить человеку совершать самоубийство. Однако можно препятствовать другим помогать в этом. А если признается право на смерть, это означает, что человек может распорядиться своей жизнью в том числе посредством передачи своей жизни в руки другого человека. Право на клонирование вообще невозможно реализовать без медицинской помощи. Однако, поскольку во всем мире сейчас существует запрет на клонирование человека, подобное право можно выделить лишь теоретически.
В России ряд соматических прав признается. Так, допускается пересадка органов – это одно из соматических прав. Но, например, возможность свободного распространения информации, касающейся сексуальных прав, у нас серьезно ограничена. Запрет пропаганды гомосексуализма вызван как раз непризнанием этого права за конкретными людьми. В России признаются и репродуктивные права, как позитивные (например, искусственное оплодотворение), так и негативные (например, аборт).
Согласно ч. 1 ст. 55 Конституции перечень основных прав и свобод в российской Конституции является открытым. И в число таких прав рвутся соматические права. Однако многие из соматических прав не только не являются общепризнанными, но и не поддерживаются довольно большим количеством государств. Борьба за эти права идет в разных странах и в нашей стране с переменным успехом. Причина такого положения вещей – как в сложности юридического обеспечения этих прав при необходимости защиты интересов личности, так и в неготовности большей части общества вследствие культурных, национальных, религиозных и иных причин принять и признать такую меру свободы человека распоряжаться самим собой.