[851] и, добавим мы, всему миру. Это доктрина, составляющая основу общей традиции англо-саксонских стран. Из этой доктрины континентальный либерализм позаимствовал все, что есть в ней ценного. На этой доктрине основывается американская система правления. В своем чистом виде она представлена в США не радикализмом Джефферсона, не консерватизмом Гамильтона или даже Джона Адамса, а идеями «отца конституции» Джеймса Мэдисона[852].
Я не знаю, хороша ли эта попытка воскресить старое имя с точки зрения практической политики. То, что у большинства людей в англосаксонских странах, да и во всем мире, оно, вероятно, не вызывает никаких определенных ассоциаций, возможно, является его преимуществом, а не недостатком. Для тех, кто знаком с историей идей, это, вероятно, единственное имя, вполне выражающее смысл традиции. То, что для подлинных консерваторов, а еще больше для многих социалистов, ставших консерваторами, «вигизм» обозначает предмет их неприятия, говорит о том, что у них правильное чутье. Это слово обозначало единственный в своем роде набор идеалов, последовательно враждебных любой произвольной власти.
8. Может возникнуть вопрос, действительно ли имя так много значит. В такой стране, как США, где в целом еще сохранились институты свободы и где в силу этого защита существующего часто оказывается защитой свободы, возможно, не так уж и важно, если защитники свободы называют себя консерваторами, хотя даже здесь ассоциация с консерватизмом в силу заложенных в ней тенденций может быть поводом для беспокойства. Даже когда люди одобряют одни и те же институты, следует задаться вопросом, одобряют ли они их потому, что те существуют, или потому, что те желательны сами по себе. Общее сопротивление коллективизму не должно затемнять тот факт, что вера во всеобъемлющую свободу основана на открытости будущему, а не на ностальгической тоске по прошлому или на его романтическом превозношении.
Однако четкое разграничение абсолютно необходимо там, где, как во многих частях Европы, консерваторы уже усвоили значительную часть коллективистского мировоззрения – мировоззрения, которое направляет политику уже так давно, что многие из его институтов стали считаться само собой разумеющимися и превратились в источник гордости «консервативных» партий, их создавших[853]. Здесь сторонник свободы не может не оказаться в конфликте с консерватором, поскольку он занимает по сути своей радикальную позицию, направленную против распространенных предрассудков, прочно занимаемых позиций и всевозможных привилегий. Глупость и злоупотребления не становятся лучше от того, что они утвердились как принципы политики.
Хотя совет quieta non movere [букв. «не тронь того, что покоится» (ит.)] порой может быть мудрым правилом для государственного деятеля, он не удовлетворяет политического философа. Последнему может нравиться, когда политика проводится осторожно, с опорой на подготовленное общественное мнение, но он не может согласиться с мерами или институтами только потому, что они освящены сложившимся общественным мнением. В мире, который опять, как и в начале XIX века, больше всего нуждается в устранении помех и препятствий, воздвигнутых людской глупостью на пути спонтанного роста, он должен надеяться на то, что сумеет убедить и заручиться поддержкой тех, кто по своим склонностям является «прогрессистом», – они, хотя и могут пока что двигаться в неверном направлении, по крайней мере стремятся критически проанализировать существующее и изменить то, что необходимо.
Я надеюсь, что не ввел в заблуждение читателя упоминаниями о «партии», хотя на самом деле речь шла о группах людей, защищающих определенные моральные и интеллектуальные принципы. В этой книге не рассматривалась партийная политика какой-либо страны. Вопрос о том, как принципы, которые я пытался реконструировать на основе сохранившихся фрагментов традиции, могут быть превращены в имеющую массовую поддержку программу, политический философ должен оставить «тому коварному и хитрому созданию, в просторечии называемому государственным деятелем или политиком, решения которого определяются изменчивыми и преходящими моментами»[854]. В задачу политического философа может входить только влияние на общественное мнение, а не организация людей для действий. Он может действовать эффективно только тогда, когда не заботится о том, что политически осуществимо сегодня, но постоянно защищает «общие принципы, всегда неизменные»[855]. В этом смысле я сомневаюсь, что возможна такая вещь, как консервативная политическая философия. Консерватизм часто бывает полезен, как правило, практической деятельности, но он не дает нам каких-либо руководящих принципов, которые способны влиять на долговременное развитие.