У человека нет оснований бояться каких-либо общих законов, которые могут быть приняты большинством, но у него достаточно причин бояться правителей, которых большинство может поставить над ним для исполнения своих указаний. Сегодня личной свободе угрожает не та власть, которой могут фактически обладать демократические законодательные собрания, а власть администраторов, которым поручено достижение конкретных целей. Согласившись, что большинство должно предписывать правила, которые мы будем соблюдать, преследуя наши индивидуальные цели, мы обнаруживаем, что все больше и больше оказываемся подчинены приказам и произволу его агентов. Достаточно показательно, что не только большинство сторонников неограниченной демократии вскоре становятся защитниками произвола и начинают разделять взгляд, что экспертам нужно предоставить решать, что именно хорошо для общества, но и что самые восторженные сторонники такой неограниченной власти большинства – часто те самые администраторы, которым лучше всего известно, что когда такая власть будет установлена, осуществлять ее будут именно они, а не большинство. Если современный опыт в этом отношении что-то и доказал, то лишь, что когда для решения определенных задач обширные полномочия по принуждению предоставляются правительственным ведомствам, действенный контроль над этими полномочиями со стороны законодательных собраний становится невозможен. Если последние сами не установят средства, которые надлежит использовать, то решения их агентов будут более или менее произвольными.
Общие соображения и недавний опыт показывают, что демократия эффективна лишь до тех пор, пока правительство, применяя принуждение, ограничивается только теми задачами, которые могут быть решены демократическим путем[197]. Если демократия – средство сохранения свободы, то свобода индивида – не менее существенное условие функционирования демократии. Хотя демократия, вероятно, наилучшая из форм ограниченного правления, она становится абсурдом, если превращается в неограниченное правление. Те, кто провозглашает, что демократия обладает неограниченной компетенцией, и поддерживает все, чего желает большинство в любой данный момент времени, ведут дело к ее гибели. По сути дела, либерал старой школы – гораздо больший друг демократии, чем демократ-догматик, ибо он озабочен сохранением условий, обеспечивающих работоспособность демократии. Нет ничего «антидемократического» в попытке убедить большинство, что существуют некие границы, за которыми его действия перестают быть благотворными, и что ему следует соблюдать принципы, которые не были целенаправленно установлены им самим. Чтобы выжить, демократия должна осознать, что она не источник справедливости и что ей необходимо признать концепцию справедливости, которая не обязательно воплощается в наиболее популярном мнении по каждому конкретному вопросу. Опасно то, что мы ошибочно принимаем средства обеспечения справедливости за саму справедливость. Поэтому те, кто стремится убедить большинство в необходимости признать соответствующие границы своей справедливой власти, столь же необходимы для демократического процесса, как и те, кто неустанно указывает новые цели для демократической деятельности.
В части II этой книги мы продолжим исследование тех пределов полномочий государства, которые представляются нам необходимым условием для того, чтобы демократия работала, и которые были разработаны народами Запада под именем «верховенство закона» (rule of law). Здесь мы лишь добавим, что мало оснований ожидать, что люди преуспеют в управлении или сохранении демократического механизма управления, если сначала не познакомятся с традициями законоправства (government of law).
Глава 8Наемный труд и независимость
И пожелать хотелось бы
Добра нажить, конечно.
Не для того, чтобы сплошной
Огородить стеною,
Для привилегии одной,
Чтоб быть самим собою.
1. Идеалы и принципы, заново сформулированные в предыдущих главах, были разработаны в обществе, которое отличалось от нашего в важных аспектах. Это было общество, в котором значительная часть людей, в том числе большинство тех, кто влиял на формирование мнения, были независимы в той деятельности, которая обеспечивала им средства к существованию[199]. Насколько принципы, действовавшие в таком обществе, по-прежнему применимы сегодня, когда большинство из нас работает по найму в крупных организациях, когда мы используем не принадлежащие нам ресурсы и чаще всего выполняем чьи-то распоряжения? В частности, если независимые люди сегодня образуют гораздо меньшую по размерам и влиянию часть общества, то не является ли их вклад по этой причине менее значимым или же они до сих пор жизненно важны для благополучия любого свободного общества?
Прежде чем обратиться к главной теме, мы должны избавиться от мифа о росте класса наемных работников, который распространился достаточно широко, чтобы сбивать с толку общественное мнение, хотя в самой грубой форме исповедовался только марксистами. Это миф о том, что появление не имеющего собственности пролетариата – результат процесса экспроприации, в ходе которого массы оказались лишены собственности, прежде позволявшей им зарабатывать на жизнь, ни от кого не завися. Факты рассказывают совершенно иную историю. До появления современного капитализма для большинства людей возможность завести семью и детей зависела от наследования дома, земли и необходимых орудий производства. Те, кто не унаследовал от родителей землю и орудия, впоследствии смогли выжить и умножиться благодаря тому, что у богатых появилась реальная и прибыльная возможность использовать свой капитал так, чтобы предоставить занятость очень многим. Если «капитализм создал пролетариат», то лишь в том смысле, что позволил множеству людей выжить и произвести потомство. Конечно, сегодня в западном мире в результате этого процесса растет не численность пролетариата в старом смысле слова, а численность большинства занятых по найму, которые во многих отношениях чужды, а часто и враждебны многому из того, что образует движущую силу свободного общества.
Рост населения в последние два столетия был обеспечен преимущественно наемными работниками, городскими и промышленными. Хотя технологические изменения, которые благоприятствовали крупным предприятиям и помогли создать новый большой класс конторских работников, несомненно, способствовали увеличению доли работающего по найму населения, не исключено, что росту крупных организаций в свою очередь содействовало повышение числа не имеющих собственности и предлагающих свои услуги людей.
Политическое значение этой тенденции усиливалось тем, что в то самое время, когда особенно быстро увеличивалось число зависимых и не имеющих собственности, им было предоставлено право голоса, которого прежде большинство из них не имело. В результате, вероятно, во всех странах Запада представления подавляющего большинства избирателей стали определяться тем, что они – наемные работники. Поскольку теперь именно их мнение стало в значительной степени направлять политику, принимались меры, которые сделали положение наемных работников более, а положение независимых людей – менее привлекательным. То, что наемные работники используют свое политическое влияние таким образом, совершенно естественно. Проблема заключается в том, отвечает ли их долгосрочным интересам последовательное превращение общества в одну огромную иерархию наемного труда. Это вполне вероятный результат, если только наемные работники не осознают, что в их собственных интересах обеспечить сохранение достаточного числа независимых. Потому что если этого не произойдет, мы все обнаружим, что наша свобода пострадала, и они сами столкнутся с тем, что при отсутствии большого числа работодателей, из которых можно выбирать, их положение окажется не столь хорошим, как было когда-то.
2. Проблема в том, что многие проявления свободы не представляют особого интереса для наемных работников и часто им бывает нелегко понять, что их свобода зависит от способности других принимать решения, непосредственно не затрагивающие их образ жизни. Поскольку они могут жить и живут, не принимая подобных решений, им и непонятно, зачем это может понадобиться, и они почти не придают значения возможностям для осуществления действий, с которыми в жизни просто не сталкиваются. Они считают ненужными многие проявления свободы, столь важные для независимого человека, который без этого не сможет выполнять свои функции, а их представления о заслугах и соответствующем вознаграждении совершенно не такие, как у него. Поэтому сегодня свободе угрожает серьезная опасность из-за склонности работающего по найму большинства навязывать остальным свои критерии и взгляды на жизнь. Самым трудным делом может стать попытка убедить массы наемных работников в том, что, заботясь об интересах всего общества, а потому и о своих собственных долгосрочных интересах, они должны сохранить условия, позволяющие немногим достичь положения, которое им самим кажется недостижимым или не стоящим сил и труда.
Если определенные проявления свободы имеют мало отношения к жизни наемных работников, это не означает, что последние несвободны. Любое решение человека, касающееся его образа жизни или добывания средств к существованию, означает, что в результате этого выбора он будет не очень заинтересован делать некоторые вещи. Подавляющее большинство людей выбирают работу по найму, потому что она открывает им больше возможностей вести образ жизни, который им нравится, по сравнению с любым независимым положением. Даже для тех, кто не особенно стремится к относительной защищенности и отсутствию риска и ответственности, то есть к тому, что обеспечивает работа по найму, решающим фактором часто оказывается не то, что независимость недостижима, а то, что работа по найму открывает перспективу деятельности, приносящей больше удовлетворения и дохода, чем, скажем, деятельность независимого торговца.