[245]. Степень общности и абстрактности образует непрерывный ряд в диапазоне от приказа, предписывающего человеку сделать нечто определенное здесь и сейчас, до инструкции, устанавливающей, что в таких-то и таких-то условиях его действия должны отвечать определенным требованиям. В своей идеальной форме закон может быть описан как приказ, издаваемый «раз и навсегда», который обращен к неизвестным людям и, абстрагируясь от всех частных обстоятельств места и времени, относится только к таким условиям, которые могут возникнуть когда угодно и где угодно. Тем не менее целесообразно не смешивать законы и приказы, хотя надо признать, что законы, по мере того как их содержание делается более конкретным, мало-помалу переходят в приказы.
Важное различие между этими двумя понятиями заключается в следующем: при переходе от приказов к законам источник решения о том, какое именно действие следует предпринять, все больше смещается от того, кто издает закон или приказ, к действующему лицу. Приказ как идеальный тип однозначно определяет действие, которое следует выполнить, и не оставляет исполнителям ни малейшего шанса использовать собственные знания или следовать своим склонностям. Действия, совершаемые в соответствии с такими приказами, служат исключительно целям того, кто его издал. В противоположность этому закон как идеальный тип просто предоставляет дополнительную информацию, которую тот, кто действует, должен учитывать при принятии решения.
То, как цели и знание, направляющие отдельное действие, распределены между властью и исполнителем, является, таким образом, самым важным различием между общими законами и конкретными приказами. Иллюстрацией могут послужить разные способы, какими вождь примитивного племени или глава семьи регулирует деятельность тех, кто ему подчиняется. Одной крайностью будет ситуация, в которой он полагается исключительно на точные приказы и его подданным не разрешено действовать иначе, чем приказано. Если вождь в каждом случае предписывает каждую деталь действия, его люди будут простыми орудиями, лишенными возможности использовать собственные знания и суждения, так что будут преследоваться только цели, выбранные вождем, и использоваться только то знание, которым он обладает. Однако в большинстве случаев для достижения его целей будет более выгодно давать всего лишь общие инструкции, касающиеся видов действий, которые следует выполнить, или целей, которых следует достичь в то или иное время, а в остальном предоставлять индивидам возможность определять детали в соответствии с обстоятельствами, то есть в соответствии с их знанием. Такие общие инструкции представляют собой уже своего рода правила, и осуществляемая в соответствии с ними деятельность будет направляться отчасти знанием, которое есть у вождя, а отчасти тем, которое есть у действующих лиц. Именно вождь решает, каких результатов достичь, в какой момент времени, кем и, возможно, какими средствами; но решения о том, каким именно образом будут получены соответствующие результаты, будут принимать ответственные исполнители. Так, слуги в большом доме или работники завода почти все время заняты рутиной, исполняя действующие правила, постоянно приспосабливаясь к разным обстоятельствам и только время от времени получая особые указания.
В подобных ситуациях цели, к которым направлена вся эта активность, – по-прежнему цели вождя. Однако он может позволить членам группы преследовать, в определенных границах, и собственные цели. Это предполагает, что указываются средства, которые каждый может использовать в собственных целях. Такая аллокация средств может иметь форму выделения конкретных вещей или периодов времени, которые индивид может использовать для достижения своих целей. Этот перечень прав каждого может быть изменен только особыми приказами вождя. Либо же сфера свободной деятельности каждого индивида может определяться и изменяться в соответствии с общими правилами, заранее устанавливаемыми на более длительные периоды, и такие правила могут дать каждому человеку возможность собственными действиями (например, производя обмен с другими членами группы или заработав премию, установленную вождем за заслуги) изменять или формировать ту сферу, внутри которой он может действовать в соответствии с собственными намерениями. Таким образом, из демаркированной на основе правил частной сферы возникает право, подобное праву собственности.
3. Аналогичный переход от специфического и конкретного ко все более общному и абстрактному мы находим также в эволюции от правил, устанавливаемых обычаем, к праву в современном смысле. В сравнении с законами общества, культивирующего личную свободу, правила поведения в примитивном обществе относительно конкретны. Они не просто устанавливают границы, внутри которых индивид может сам определять собственные действия, но и зачастую точно предписывают, каким именно путем он должен двигаться к достижению конкретных результатов или что он должен делать в определенном месте и в определенное время. В них выражение фактического знания о том, что определенные эффекты можно получить, следуя конкретной процедуре, еще не отделено от требования следовать в соответствующих условиях именно этой процедуре. Вот лишь один иллюстративный пример: правила, которые соблюдает представитель народа банту, когда он движется между четырнадцатью хижинами своей деревни по строго предписанным – в соответствии с его возрастом, полом или статусом – линиям, сильно ограничивают его возможности выбора[246]. Хотя он подчинен не воле другого человека, а безличному обычаю, необходимость соблюдать ритуал при движении к тому или иному пункту ограничивает его выбор метода больше, чем это необходимо для обеспечения равной свободы для всех остальных.
«Принуждение обычаем» становится препятствием только тогда, когда привычный способ делать то или иное дело перестает быть единственным известным индивиду, так что у него появляется возможность помыслить другие способы достижения желаемого. Главным образом в связи с ростом индивидуального интеллекта и склонности отказываться от привычного способа действий возникла необходимость сформулировать в явном виде или переформулировать правила и постепенно перейти от позитивных предписаний к преимущественно негативному ограничению спектра действий, чтобы они не были вторжением в равно признанные личные сферы других.
Переход от специфичного обычая к закону даже лучше, чем переход от приказа к закону, иллюстрирует то, что, за отсутствием лучшего термина, мы назвали «абстрактным характером» подлинного закона[247]. Его общие и абстрактные правила устанавливают, что при определенных обстоятельствах действие должно удовлетворять некоторым условиям, но при этом все разнообразные виды действий, удовлетворяющие этим условиям, дозволены. Правила лишь обеспечивают рамки, в которых должен двигаться индивид, но внутри них решения принимает он сам. Если затрагиваются его отношения с другими частными лицами, запреты имеют почти исключительно негативный характер, если только тот человек, к которому относятся эти правила, сам собственными действиями не создал условий, из которых вытекают позитивные обязательства. Запреты инструментальны, они – средства, предоставленные в его распоряжение, благодаря им он получает часть данных, которые он может использовать как основу своих решений наравне с собственным знанием конкретных обстоятельств места и времени.
Поскольку законы определяют лишь часть условий, которым должны удовлетворять действия индивида, и они применимы к заранее не известным людям в момент возникновения указанных в них обстоятельств независимо от большинства фактов, характеризующих конкретную ситуацию, законодатель не может предвидеть, каким окажется их влияние на конкретных людей или в каких целях эти люди будут их использовать. Когда мы говорим, что законы «инструментальны», мы имеем в виду, что, соблюдая их, индивид по-прежнему преследует свои собственные цели, а не цели законодателя. Конкретные цели деятельности, имеющие всегда частный характер, не должны входить в формулировку общих правил. Закон будет запрещать убийство другого человека вообще или убийство в большинстве случаев, за исключением разве что условий, определенных так, что они могут возникнуть в любое время и в любом месте, но не убийство каких-то конкретных людей.
Соблюдая такие правила, мы не служим цели другого человека, и нельзя сказать, что мы подчинены его воле в собственном смысле слова. Едва ли можно рассматривать мое действие как подчиненное воле другого, если я использую установленные им правила в собственных целях подобно тому, как я мог бы использовать свое знание законов природы, а этот человек не знает о моем существовании, или о тех обстоятельствах, в которых правила будут применены ко мне, или о том, как они повлияют на мои планы. По крайней мере, во всех тех случаях, когда угрозы принуждения можно избежать, закон просто изменяет имеющиеся в моем распоряжении средства и никак не определяет цели, к которым я стремлюсь. Было бы смехотворным утверждение, что, выполняя условия договора, я подчинен чьей-то воле, если я не мог бы его заключить, не будь признанного правила, согласно которому обещания должны выполняться, или что мной движет чья-то воля, когда я принимаю правовые последствия любого другого действия, предпринятого мною в условиях полного знания закона.
Знание, что определенные правила применимы во всех случаях, значимо для индивида, потому что вследствие этого знания различные цели и формы деятельности приобретают для него новые качества. Он тем самым знает о созданных человеком причинно-следственных отношениях, которые он может использовать при осуществлении любых своих замыслов. Воздействие этих созданных человеком законов на деятельность индивида типологически эквивалентно воздействию законов природы: знание их позволяет ему предвидеть последствия собственных действий и помогает уверенно строить планы. Нет большой разницы между знанием, что если он разложит костер в своей спальне, то дом сгорит, и знанием, что если он подожжет дом своего соседа, то попадет в тюрьму. Подобно законам природы, законы государства определяют твердо установленные особенности среды, в которой ему приходится жить; они хоть и лишают его части открытых для него возможностей, но, как правило, не сводят его выбор к некоему конкретному действию, которого ждет от него кто-то другой.