инстве стран западного мира именно по вине государства пожилые люди лишились средств к существованию, которыми обеспечили бы себя сами. Государства не смогли выполнять взятые на себя обязательства и справляться со своей обязанностью поддерживать стабильность национальной валюты и повсеместно создали ситуацию, когда у поколения, заканчивающего трудовую жизнь в третьей четверти нашего столетия, была отнята большая часть того, что они пытались отложить на старость, и намного больше людей, чем было бы в противном случае, не по своей вине столкнулись с нищетой, несмотря на усилия, которые они предприняли ранее, чтобы избежать такой участи. Не будет лишним снова и снова повторить: инфляция никогда не бывает неотвратимой природной катастрофой; она всегда возникает в результате слабости или невежества тех, кто отвечает за денежную политику, – хотя ответственность может быть распределена так широко, что никто в отдельности не окажется виноватым. Хотя власти и могут полагать, что с помощью инфляции они пытались предотвратить еще большее зло, все же она всегда является результатом их политического выбора.
Но даже если подойти к проблеме обеспечения по старости, полностью осознавая особую ответственность государств за сложившуюся ситуацию, как это и следует делать, нельзя не задаться вопросом: может ли ущерб, причиненный одному поколению (которое в конечном итоге тоже несет свою долю ответственности), оправдать навязывание целой стране постоянной системы, в которой нормальным источником дохода с определенного возраста служит пенсия, выплачиваемая из текущих налоговых поступлений, величина которой определяется политическими соображениями? Тем не менее весь западный мир движется к этой системе, которая неизбежно породит такие проблемы для будущей политики, масштаб которых большинство пока даже не в силах вообразить. Пытаясь избавиться от одного зла, мы можем возложить на будущие поколения ношу тяжелее, чем они захотят нести, связать им руки так, что после многих попыток освободиться они, возможно, освободят себя сами, нарушив обязательства еще больше, чем это сделали мы.
Проблема приобретает тем более серьезный масштаб, если государство берется обеспечить не только минимальное, но и «достойное» содержание для всех пожилых людей независимо от нужды каждого индивида и его личного вклада. Когда государство устанавливает монополию на предоставление такой защиты, оно почти неизменно предпринимает два важнейших шага: во-первых, поддержка предоставляется не только тем, кто благодаря взносам приобрел право на нее, но и тем, у кого на это еще не было достаточно времени; и во-вторых, когда приходит пора платить пенсию, средства выплачиваются не из дохода на дополнительный капитал, накопленный для этой цели, и, следовательно, не из дополнительного дохода, созданного усилиями получателя, но представляют собой перераспределение части плодов труда тех, кто является производителем в настоящее время. Это одинаково верно для случая, когда правительство номинально создает резервный фонд и «инвестирует» его в правительственные ценные бумаги (то есть ссужает деньги самому себе и, фактически, тут же их тратит), так и в том случае, когда оно явным образом покрывает текущие расходы текущими налоговыми поступлениями[706]. (В принципе представимый, но ни разу не осуществленный на практике вариант, когда правительство инвестирует резервный фонд в производительный капитал, быстро привел бы ко все большему возрастанию государственного контроля над промышленным капиталом.) Именно эти два типичных последствия государственного пенсионного страхования по старости – главная причина, по которой обычно настаивают именно на такой организации системы.
Легко понять, каким образом этот полный отказ от страхового подхода к социальному обеспечению, означающий признание права каждого, достигшего определенного возраста (а также всех иждивенцев и нетрудоспособных) на «достойный» доход, величина которого в настоящее время определяется большинством (и его существенную часть составляют получатели пенсий и пособий), неизбежно превращает всю систему в инструмент политики, в игрушку демагогов, борющихся за голоса избирателей. Тщетно надеяться, что тот или иной объективный критерий справедливости может послужить ограничением для наращивания требований о «достаточном» содержании за счет ныне работающих, на котором будут настаивать люди, достигшие привилегированного возраста, даже если они еще способны работать, – тем более что работающие могут утешаться мыслью, что когда-то в будущем, когда их станет еще больше и они смогут оказывать еще большее давление на выборах, им будет еще проще заставить работающих содержать себя.
Непрестанная пропаганда полностью затемнила тот факт, что такая модель достойных пенсий для каждого неизбежно означает, что многие, достигшие наконец вожделенного пенсионного возраста и имеющие возможность жить на свои сбережения, будут при этом получателями пособий за счет тех, кто еще не достиг этого возраста, многие из которых ушли бы на пенсию, если бы им был гарантирован такой же доход[707], и что в богатом обществе, не разоренном инфляцией, считается нормальным, что значительная часть удалившихся от дел живет более обеспеченно, чем те, кто еще работает. Насколько основательно публика введена в заблуждение в этом вопросе, иллюстрирует часто цитируемое утверждение (принятое в качестве довода Верховным судом США), что в США в 1935 году «приблизительно 3 из 4 лиц в возрасте 65 лет и старше частично или целиком зависели от материальной поддержки других» – утверждение, основанное на статистике, которая в явном виде исходит из допущения, что вся собственность пожилых пар принадлежит только мужьям, а потому все жены оказываются «зависимыми»[708].
Неизбежный итог этой ситуации, которая стала привычной и для других стран помимо США, – то, что в год выборов каждый раз начинаются гадания о том, насколько в этот раз поднимут выплаты по социальному обеспечению[709]. То, что нет предела будущим требованиям, ясно показало недавнее заявление британских лейбористов, в котором говорится, что по-настоящему достойная пенсия «означает право продолжать жить в том же районе, предаваться тем же хобби и иметь возможность поддерживать отношения с тем же кругом друзей, что и раньше»[710]. Возможно, мы скоро дождемся и того, что нас станут убеждать, что поскольку у пенсионеров больше времени, чтобы тратить деньги, им нужно платить больше, чем еще работающим; а с учетом той возрастной структуры населения, которая нас ждет в недалеком будущем, ничто не помешает большинству, состоящему из людей старше сорока лет, заставить более молодых гнуть на них спину. Возможно, только тогда физически более сильные восстанут и лишат пожилых людей как их политических прав, так и претензий на получение содержания по закону.
Упомянутый выше документ британских лейбористов примечателен и тем, что в нем, помимо желания помочь престарелым, ясно сквозит желание сделать их неспособными заботиться о себе, чтобы они зависели исключительно от поддержки государства. Он пронизан враждебностью ко всем частным программам пенсионного обеспечения, и, что особенно примечательно, в основе всех расчетов лежит предположение, что в 1960-1980-е годы уровень цен вырастет вдвое[711]. Когда планы предусматривают такую инфляцию, и правда очень вероятно, что большинство тех, кто будет выходить на пенсию в конце столетия, окажутся в зависимости от благотворительности молодых. В конечном итоге дело решит не мораль, а тот факт, что полиция и армия состоят из молодых: не исключено, что уделом старшего поколения, доход которого зависит исключительно от принуждения в отношении более молодых людей, будут концентрационные лагеря для всех не способных позаботиться о себе стариков.
7. Социальное обеспечение по болезни порождает не только большинство рассмотренных выше проблем, но и ряд специфических. Они вытекают из того факта, что «нужду» или «потребность» нельзя рассматривать так, как будто она одинакова у всех людей, отвечающих некоему объективному критерию, скажем, возрастному; каждый случай такой нужды порождает вопрос о сопоставлении ее безотлагательности и важности с издержками на ее удовлетворение. Соответствующие решения должны приниматься либо самим человеком, либо кем-то за него.
Несомненно, развитие страхования здоровья весьма желательно. Пожалуй даже имеются доводы в пользу того, чтобы сделать его обязательным, поскольку многие из тех, кто в состоянии сам о себе позаботиться таким образом, в противном случае могут стать бременем для общества. Но есть веские аргументы против единой системы государственного страхования; и имеются чрезвычайно сильные доводы против бесплатного всеобщего медицинского обслуживания. Из того, что мы уже знаем о таких схемах, можно сделать вывод, что их нецелесообразность скоро станет очевидной в странах, где они были созданы, хотя в силу политических обстоятельств маловероятно, что от них когда-нибудь удастся отказаться. На самом деле, один из сильнейших аргументов против них заключается в том, что введение таких систем – это своего рода политически необратимая мера, которая и далее будет сохраняться в силе, даже если выяснится, что решение было ошибочным.
Доводы в пользу бесплатного здравоохранения обычно опираются на два фундаментальных недоразумения. Во-первых, это вера в то, что потребности в медицинской помощи имеют объективно выявляемый характер, а потому в каждом случае их следует удовлетворять без оглядки на экономические соображения, и, во-вторых, что это экономически возможно, потому что улучшение медицинского обслуживания обычно приводит к восстановлению экономической эффективности или способности зарабатывать доход и тем самым окупается