Несомненно и то, что чем меньше возможностей заработать новое состояние, тем больше существующие состояния должны восприниматься как ничем не оправданная привилегия. В таком случае целью политики должно стать изъятие этого богатства из частных рук либо постепенно, с использованием конфискационных налогов на наследство, либо напрямую с помощью конфискации. Система, основанная на частной собственности и частном контроле над средствами производства, предполагает, что собственность и контроль могут быть приобретены любым преуспевающим человеком. Если это становится невозможным, то даже люди, которые в противном случае были бы самыми выдающимися капиталистами нового поколения, обречены стать врагами устоявшегося класса богачей.
8. В тех странах, где налогообложение доходов осуществляется по очень высоким ставкам, большее равенство достигается, по сути дела, установлением предела чистого дохода, который кто-либо может заработать. (В Великобритании во время последней войны самый большой чистый доход после уплаты налогов составлял примерно 5000 фунтов, или 14 000 долларов, – хотя ситуация частично смягчалась тем, что прирост рыночной ценности капитала не рассматривался как доход.) Мы уже видели, что, учитывая незначительную долю поступлений от самых высоких ставок налога в общем размере налоговых доходов государства, это может быть оправдано только тем соображением, что никто не должен располагать большим доходом. Но что именно является большим доходом, зависит от представлений общества и в конечном итоге от среднего уровня его богатства. Поэтому чем беднее страна, тем ниже будет в ней допустимый максимальный доход, и тем труднее будет любому из ее обитателей достичь уровня дохода, который в более богатых странах считается всего лишь скромным. Куда это может привести, показывает недавнее предложение, отвергнутое при незначительном перевесе голосов индийской Национальной комиссией по планированию, установить для всех доходов в стране потолок в 6300 долларов в год (а для доходов в виде жалованья – 4300 долларов)[757]. Достаточно представить себе, что этот принцип применен к разным регионам одной страны или в международном масштабе, чтобы оценить его последствия. Они, безусловно, могут послужить хорошим комментарием и по поводу моральных оснований веры в то, что большинство какой-либо одной группы должно иметь право устанавливать возможный предельный доход, и по поводу мудрости тех, кто верит, что таким образом они могут поддержать рост благосостояния масс. Есть ли у кого-нибудь сомнения в том, что бедные страны, мешая частным лицам богатеть, тем самым замедляют общий рост богатства? И разве то, что применимо к бедным странам, не относится равным образом и к богатым?
В конечном итоге проблема прогрессивного налогообложения – разумеется, проблема этическая, а для демократии реальный вопрос состоит в том, сохранится ли поддержка этого принципа, если люди в полной мере осознают, как он действует. Вполне возможно, что практика опирается на идеи, которых большинство людей не приняло бы, будь они сформулированы в абстрактном виде. То, что большинству должно принадлежать право облагать меньшинство дискриминационными налогами; что в результате равные услуги должны вознаграждаться по-разному; и что для целого класса, только потому, что у него доходы не такие, как у остальных, нужно сделать практически неэффективными обычные стимулы – все это принципы, которые нельзя обосновать соображениями справедливости. Если, в добавление к этому, учесть бессмысленную растрату энергии и усилий, к чему столь многими путями ведет прогрессивное налогообложение[758], разумные люди наверняка убедятся в его нежелательности. Однако опыт в этой области показывает, сколь быстро привычка притупляет чувство справедливости и даже возводит в принцип то, что не имеет иной опоры, кроме зависти.
Для того чтобы прийти к разумной системе налогообложения, люди должны принять как принцип, что большинство, устанавливающее общую величину налогов, должно нести это бремя по максимальной ставке. Не может быть обоснованных возражений против того, чтобы то же самое большинство предоставило экономически слабому меньшинству некоторое послабление в виде пропорционально более низкого налогообложения. Задача возведения барьеров против злоупотреблений прогрессивностью налогообложения усложняется тем, что, как мы видели, некоторая дифференциация индивидуального подоходного налога может быть обоснована необходимостью компенсировать эффекты косвенных налогов. Существует ли принцип, который в перспективе может быть принят и который смог бы эффективно противодействовать присущей прогрессивному налогообложению тенденции выходить из-под контроля? Лично я не верю, что этой цели можно достичь, установив верхний предел налоговых ставок. Такая процентная граница будет столь же произвольной, как и сам принцип прогрессии, и ее легко будет изменить, когда покажется, что этого требует необходимость увеличить государственные доходы.
Что на самом деле нужно, так это принцип, который поставит максимальную ставку прямых налогов в какую-то связь с общим бременем налогообложения. Представляется, что целесообразнее всего было бы установить правило, которое фиксировало бы максимальную допустимую (предельную) ставку прямого налогообложения так, чтобы она была равна проценту совокупного национального дохода, изымаемого государством в виде налогов. Это означает, что если государство забирает 25% национального дохода, то и максимальная ставка прямого налогообложения любой части личных доходов индивидов должна быть не выше 25%. Если чрезвычайные обстоятельства делают необходимым повышение этой доли, то и максимально допустимая ставка должна быть увеличена до той же величины, и, когда будет уменьшено общее налоговое бремя, ее следует соответственно понизить. При таком подходе налогообложение останется в известной мере прогрессивным, поскольку те, кто платит подоходный налог по высшей ставке, будут уплачивать и ряд косвенных налогов, что сделает их налоговое бремя выше среднего национального уровня. Приверженность этому принципу будет иметь то благотворное последствие, что утверждению каждого бюджета должна будет предшествовать оценка доли национального дохода, которую правительство предполагает изъять в виде налогов. Этот процент будет служить стандартной ставкой прямого налогообложения доходов, которая для людей с более низкими доходами будет уменьшена пропорционально приходящейся на них доле косвенных налогов. Чистым результатом будет незначительная прогрессия, но при этом предельная ставка налога на самые большие доходы не будет превосходить средний уровень налогообложения больше, чем на величину косвенного налогообложения.
Глава 21Денежная система
Не может быть более хитрого, более верного средства для того, чтобы опрокинуть основу общества, чем расстройство денежного обращении. Этот процесс направляет все скрытые силы экономического закона к разрушению и делает это так, что ни один человек из миллиона не в силах отыскать корень зла.
1. Опыт последних пятидесяти лет научил большинство людей тому, насколько важна стабильность денежной системы. В сравнении с предыдущим столетием этот период отличался колоссальной денежной нестабильностью. Государства принимали намного более активное участие в контроле над деньгами, и это было как причиной, так и следствием нестабильности. Поэтому вполне естественно, что некоторые люди ощущают, что было бы лучше, если бы государства не обладали контролем над денежной политикой. Почему бы, задается иногда вопрос, не доверить спонтанным силам рынка предоставлять все, что нужно для существования удовлетворительного средства обмена, как мы это делаем во множестве других случаев?
Важно с самого начала сказать, что сегодня это не только политически неосуществимо, но, вероятно, было бы нежелательным, даже если было бы возможным. Не исключено, что, если бы государства никогда не вмешивались в эту сферу, то могла бы развиться некая денежная система, не требующая государственного контроля; в частности, если бы люди не пришли к широкому использованию кредитных инструментов в качестве денег или близких заместителей денег, мы могли бы положиться на некоторый механизм саморегулирования[760]. Однако этот выбор для нас уже закрыт. Нам не известны альтернативы, серьезно отличающиеся от тех кредитных институтов, на которые преимущественно опирается организация современного бизнеса; а историческое развитие создало условия, в которых существование этих институтов делает необходимым некий сознательный контроль над взаимодействием денег и кредитных систем. Более того, как следствие других обстоятельств, которые мы определенно не сможем изменить, просто модифицировав наши денежные институты, в настоящее время этот контроль неизбежно должен осуществляться преимущественно государствами [761].
Три фундаментальных причины такого положения дел различаются по тому, насколько общий характер они носят и насколько вески. Первая касается всех денег во все времена и объясняет, почему относительные изменения денежной массы провоцируют намного больше беспорядка, чем изменения любых других обстоятельств, влияющих на цены и производство. Вторая – всех денежных систем, в которых величина денежной массы тесно связана с кредитом, то есть таких, на которых держится вся современная экономическая жизнь. Третья – текущего объема государственных расходов и, следовательно, обстоятельства, которое, как можно надеяться, удастся со временем изменить, но которое сегодня мы должны учитывать во всех решениях в области денежной политики.
Первый из этих фактов делает деньги чем-то вроде слабого звена в механизме рынка, который в остальном является саморегулируемым, такого звена, которое способно существенно вмешиваться в работу механизма настройки и периодически дезориентировать производство, если только эти нежелательные эффекты не будут предвидеться и встречать целенаправленное противодействие. Причина этого состоит в том, что деньги, в отличие от обычных товаров, предназначены не для того, чтобы их потреблять, а для того, чтобы передавать их из рук в руки. Вследствие этого изменение денежной массы (или спроса на деньги) не ведет непосредственно к новому равновесию. Денежные изменения в некотором смысле обладают «автоматическим реверсом». Если, например, прирост денежной массы сначала расходуется на некий товар или услугу, этот расход не просто создает новый спрос, по природе своей временный и преходящий, но также запускает шлейф дальнейших эффектов, которые поменяют последствия от изначального увеличения спроса на противоположные. Те, кто получил д