Поскольку политически и психологически инфляцию предотвратить намного труднее, чем дефляцию, и в то же время технически предотвратить ее намного легче, экономист должен неустанно подчеркивать опасности инфляции. Как только дефляция дает о себе знать, немедленно следуют попытки совладать с нею – часто даже когда она является лишь локальным и необходимым процессом, которому не надо мешать. Неуместные страхи перед дефляцией гораздо более опасны, чем возможное неприятие своевременных контрмер. Никто обычно не путает инфляцию с локальным или отраслевым процветанием, но тем не менее часто люди требуют совершенно неуместных денежных контрмер при локальной или отраслевой депрессии.
Из этих рассуждений вроде бы следует, что, вероятно, в конечном итоге некое автоматическое правило, которое нацелено на получение желаемого долгосрочного эффекта и связывает властям руки в их действиях, касающихся краткосрочных мер, может обеспечить лучшую денежную политику, чем принципы, которые предоставляют властям больше полномочий и возможностей действовать по своему усмотрению и тем самым делают их подверженными как политическому давлению, так и собственной склонности переоценивать экстренность текущих обстоятельств. Однако в этой связи возникают вопросы, которые нам необходимо рассмотреть более систематично.
4. Покойный Генри Саймонс в хорошо известном эссе[773] изложил убедительные доводы в пользу «подчинения денежной политики правилам, а не властям». Аргументы, приводимые им в пользу жестких правил, настолько убедительны, что остается по существу один вопрос – как практически заставить денежные власти подчиниться этим правилам. Возможно, по-прежнему остается верным, что, будь при определении целей денежной политики полное согласие, лучшим решением были бы независимые денежные власти, надежно защищенные от политического давления и имеющие полную свободу выбирать средства достижения поставленных перед ними целей. У старых аргументов в пользу независимости центральных банков до сих пор много достоинств. Но тот факт, что сегодня ответственность за денежную политику неизбежно лежит отчасти на ведомствах, главная забота которых – государственные финансы, вероятно, усиливает доводы против предоставления чрезмерных дискреционных полномочий и в пользу того, чтобы решения в денежной политике были как можно более предсказуемыми.
Пожалуй, следует прямо заявить, что аргументация против дискреционных полномочий в денежной политике не совпадает с той, которая выдвигается против дискреционных полномочий в применении государством мер принуждения. Даже если контроль над деньгами находится в руках монополии, ее действия не обязательно подразумевают, что будет использоваться принуждение к частным лицам[774]. Аргумент против дискреционных полномочий в денежной политике основан на представлении, что она сама и ее последствия должны быть как можно более предсказуемыми. Таким образом, сила этого аргумента зависит от того, можем ли мы изобрести автоматический механизм, который будет осуществлять необходимые изменения денежной массы более предсказуемым образом и создавать при этом меньше беспорядка, чем любые вероятные дискреционные меры. Ответ неясен. Нам неизвестен автоматический механизм, который бы обеспечивал адаптацию всей денежной массы в точности так, как нам хотелось бы, и самое большее, что мы можем сказать в пользу того или иного механизма (или действий, определяемых жесткими правилами), – это выразить сомнение, что на практике какое-либо целенаправленное регулирование принесло бы лучшие результаты. Причина для этого сомнения заключается отчасти в том, что условия, в которых денежным властям приходится принимать решения, обычно не благоприятствуют долгосрочному подходу, а отчасти в том, что мы не слишком хорошо знаем, что именно они должны предпринять в тех или иных конкретных ситуациях, и когда они не следуют фиксированным правилам, эта неопределенность по поводу того, что они предпримут, неизбежно оказывается больше.
Эта проблема была и остается острой с тех пор, как политика 1920-1930-х годов разрушила золотой стандарт[775]. Вполне естественно, что некоторые считают возврат к этой испытанной системе единственным правильным решением. Еще больше тех, кто сегодня, вероятно, согласился бы, что недостатки золотого стандарта были сильно преувеличены, и сомнительно, что отказ от него был полезен. Но это не означает, что предложение о его восстановлении сегодня осуществимо.
Прежде всего следует помнить, что ни одна страна не может восстановить его, действуя независимо. Его функционирование опиралось на то, что это был международный стандарт, и если бы, например, США сегодня вернулись к золоту, это главным образом означало бы, что политика США стала бы определять ценность золота, и не обязательно, что золото стало бы определять ценность доллара.
Во-вторых, что не менее важно, функционирование международного золотого стандарта основывалось на определенных убеждениях и установках, которых сегодня, по-видимому, не существует. Он функционировал, опираясь по большей части на общее мнение, что отход от него был бы страшной бедой и национальным позором. Маловероятно, что сегодня золотой стандарт окажется влиятельным даже при самых благоприятных обстоятельствах, поскольку известно, что ни одна страна не готова идти на болезненные меры ради того, чтобы его сохранить. Возможно, я заблуждаюсь, полагая, что эта мистика золота исчезла навсегда, но пока не увижу свидетельств обратного, не поверю, что попытки восстановить золотой стандарт могут принести что-то, кроме временного успеха[776].
Аргументация в пользу золотого стандарта тесно связана с общей аргументацией в пользу международного, а не национального стандарта. Из-за ограничений, которые мы здесь приняли, мы не можем дальше обсуждать эту проблему. Просто добавим, что если желателен стандарт, который был бы максимально автоматическим и в то же время мог бы стать международным, то товарный резервный стандарт (commodity reserve standard), уже довольно детально разработанный, по-прежнему представляется мне наилучшим планом достижения всех преимуществ, связываемых с золотым стандартом, но без всех его недостатков[777]. Впрочем, хотя проекты подобного стандарта заслуживают большего внимания, чем они до сих пор получали, вряд ли они создадут реальную альтернативу в ближайшем будущем. Даже если бы у нас был шанс немедленно реализовать такой проект, очень маловероятно, что система будет управляться должным образом, то есть исходя из цели стабилизации лишь агрегированной цены большой группы отобранных биржевых товаров, а не цен отдельных входящих в нее товаров.
5. У меня определенно нет желания ослабить аргументацию в пользу какого бы то ни было механизма, который принудит власти вести себя правильно. Чем выше вероятность, что на денежную политику влияют соображения государственных финансов, тем сильнее доводы в пользу такого механизма, но, преувеличивая его потенциальные возможности, мы их скорее ослабляем, чем усиливаем. По-видимому, невозможно отрицать, что хотя мы можем ограничить дискрецию в этой области, совсем мы от нее не избавимся; следовательно, то, что может быть сделано в рамках неизбежно существующей дискреционной сферы, не только имеет очень важное значение, но и, вероятно, на практике решающим образом повлияет на то, будет ли когда-нибудь допущено введение в действие подобного механизма.
Все центральные банки сталкиваются с фундаментальной дилеммой, которая неизбежно делает их политику во многом дискреционной. Центральный банк может осуществлять только косвенный, а потому и ограниченный контроль над всеми имеющими хождение средствами обмена. Его власть основывается главным образом на угрозе отказать в предоставлении наличности, когда она понадобится. В то же время его долгом считается никогда не отказывать в предоставлении этой наличности на возмездной основе в случае необходимости. Именно эта проблема, а не влияние его политики на цены или покупательную способность денег, больше всего занимает руководство центрального банка в его повседневной деятельности. Именно эта задача понуждает центральный банк постоянно предотвращать то или иное развитие событий в сфере кредита или противодействовать ему, и решить эту задачу не помогут никакие простые правила[778].
Это почти в той же мере справедливо и в отношении мер воздействия на цены и занятость. Они должны быть направлены скорее на предотвращение изменений до того, как они произошли, чем на исправление того, что уже случилось. Если бы центральный банк всегда дожидался, пока правило или механизм не заставят его действовать, в результате получались бы флуктуации намного большие, чем могли бы быть. И если в пределах своего права усмотрения он примет меры в направлении, противоположном тому, которое потом навяжет ему механизм или правило, вероятно, возникнет ситуация, в которой действовать этому механизму будет позволено недолго. В конечном итоге получается, что даже когда дискреционное право властей сильно ограничено, результат, вероятнее всего, будет зависеть от действий властей в границах этих полномочий.
На практике это означает, что в нынешних условиях у нас нет другого подходящего способа ограничить денежную политику, кроме как устанавливать ее цели, а не предписывать специфические действия. Сегодня конкретный вопрос заключается в том, поддерживать ли с ее помощью стабильность уровня занятости или уровня цен. При разумной интерпретации и с учетом неизбежности небольших колебаний вокруг заданного уровня, конфликта между этими двумя целями может и не возникнуть при условии, что на первом месте будет стоять требование денежной стабильности и что остальная экономическая политика будет адаптироваться к нему. Однако конфликт неизбежен, если главной целью становится «полная занятость», понимаемая, как это порой бывает, как максимальная занятость, которая может быть достигнута в краткосрочной перспективе средствами денежной политики. На этом пути нас ждет растущая инфляция.