Разумная цель высокого и стабильного уровня занятости, вероятно, может быть достигнута одновременно со стабильностью некоторого общего уровня цен. С практической точки зрения, пожалуй, не так уж важно, как именно мы определим этот уровень цен, за исключением требований, что он не должен определяться исключительно ценами на конечные продукты (потому что в таком случае в периоды быстрого технологического прогресса соответствующая денежная политика все же может порождать тенденцию к росту инфляции) и должен по возможности основываться не на местных, а на международных ценах. Такая политика, если ей будут следовать одновременно две-три крупнейшие страны, окажется совместимой со стабильностью обменных курсов. Здесь важно то, что нужны определенные и известные границы, в которых денежные власти будут обязаны удерживать колебания цен (или даже не допускать приближения к точке, в которой окажутся необходимыми радикальные изменения политики).
6. Хотя есть люди, явно разделяющие мнение о необходимости постоянной инфляции, высокая вероятность такой инфляции существует, разумеется, не потому, что этого хочет большинство. Немногие одобрили бы такую перспективу, если бы узнали, что даже кажущийся умеренным рост цен на 3% в год означает, что уровень цен будет удваиваться каждые двадцать три с половиной года и вырастет почти вчетверо за обычную трудовую жизнь человека. Опасность продолжения инфляции связана не столько с силой ее сознательных сторонников, сколько со слабостью противников. Чтобы предотвратить ее, необходимо, чтобы люди отчетливо понимали, что мы можем для этого сделать, и представляли себе последствия, которые наступят, если мы этого не сделаем. Большинство компетентных исследователей согласны в том, что трудности предотвращения инфляции – чисто политические, а не экономические. При этом, похоже, почти никто не верит, что денежные власти обладают достаточной силой для ее предотвращения и воспользуются ею. Величайший оптимизм по поводу краткосрочных чудес, которые может сотворить денежная политика, сопровождается полнейшим фатализмом по поводу долгосрочных перспектив.
Есть два момента, значение которых невозможно переоценить: во-первых, представляется несомненным, что мы не перестанем дрейфовать ко все большему государственному контролю, пока не остановим инфляцию; и, во-вторых, любой непрерывный рост цен опасен, потому что, когда мы начинаем полагаться на его стимулирующий эффект, мы делаемся заложниками курса, который не оставляет нам иного выбора, кроме как между еще большей инфляцией, с одной стороны, и расплатой за ошибку в виде рецессии или депрессии – с другой. Опасна даже очень умеренная степень инфляции, потому что она связывает руки тем, кто отвечает за политику, создавая ситуацию, в которой самым легким выходом из любой очередной проблемы оказывается еще немного инфляции.
У нас здесь нет места, чтобы затронуть вопрос о том, каким образом всевозможные способы, которыми люди пытаются защитить себя от инфляции, такие как договоры со скользящими шкалами оплаты, не только делают процесс самоускоряющимся, но и увеличивают темп инфляции, необходимый для получения стимулирующего эффекта. Поэтому просто отметим, что из-за инфляции люди со скромными средствами все меньше и меньше могут самостоятельно накопить себе на старость; что она де-стимулирует сбережения, но стимулирует наращивание долгов; и что, разрушая средний класс, она создает ту опасную пропасть между богатыми и теми, у кого нет никакой собственности, – пропасть, которая столь характерна для обществ, испытавших на себе длительную инфляцию, и из-за которой в этих обществах существует огромное напряжение. Вероятно, еще более угрожающим является широкий психологический эффект – когда среди населения в целом распространяется то пренебрежение заботой об отдаленном будущем и та поглощенность ближайшими выгодами, которые уже доминируют в государственной политике.
Не случайно инфляционную политику в целом защищают те, кто стремится к усилению государственного контроля, хотя, к сожалению, не они одни. Для социалиста доводами в ее пользу могут быть растущая зависимость человека от государства, порождаемая инфляцией, и требования более активного вмешательства государства, к которым все это ведет. Но те, кто хочет сохранить свободу, должны осознать, что инфляция, вероятно, самый значительный фактор в том порочном круге, в котором активность государства ведет к необходимости дальнейшего усиления государственного контроля. По этой причине все, кто хочет остановить дрейф к усилению такого контроля, должны сосредоточиться на денежной политике. Пожалуй, нет ничего более обескураживающего, чем то, что все еще существует так много умных и просвещенных людей, которые в большинстве других ситуаций готовы защищать свободу, но под влиянием сиюминутных выгод экспансионистской денежно-кредитной политики поддерживают то, что в долгосрочной перспективе разрушает основы свободного общества.
Глава 22Жилье и городское планирование
Если бы государство одновременно уничтожило жилищные субсидии и уменьшило налогообложение рабочего класса на величину, в точности равную этим субсидиям, в финансовом отношении рабочие ничего бы не потеряли; но они, без всякого сомнения, предпочли бы потратить эти деньги на что-то другое и жили бы в перенаселенных и недостаточно оборудованных жилищах: одни – потому что не знакомы с преимуществами хороших жилищ, а другие – потому что больше ценят иные возможности потратить деньги. Таков довод, причем единственный, в пользу жилищных субсидий, и здесь он сформулирован самым откровенным образом, потому что этот вопрос слишком часто обсуждается в левой литературе без малейшего желания посмотреть в лицо реальности.
1. Цивилизация, как известно, неотделима от городской жизни. Почти все, что отличает цивилизованное общество от примитивного, тесно связано с большими скоплениями людей, которые мы называем «городами», и когда мы говорим о civility, urbanity ж politeness[780], мы таким образом неявно отсылаем к городскому образу жизни. И даже большая часть различий между жизнью современного сельского населения и жизнью первобытных людей объясняется влиянием городов. В развитых цивилизациях именно возможность наслаждаться плодами города в деревне делает праздную загородную жизнь идеалом культурной жизни.
Однако преимущества городской жизни, в особенности создаваемый промышленностью огромный рост производительности – благодаря которому резко сократившееся сельское население получает орудия труда, позволяющие ему прокормить всех остальных, – куплены дорогой ценой. Городская жизнь не только производительнее сельской, она еще намного дороже. Чистыми преимуществами, превышающими дополнительные издержки на такого рода жизнь, смогут пользоваться только те, чья производительность намного выросла из-за того, что они живут в городе. Расходы и удовольствия, сопутствующие городской жизни, таковы, что минимальный доход, делающий возможным пристойный образ жизни, здесь намного выше, чем в сельской местности. Жизнь на грани бедности, которая еще терпима в деревне, в городах не только трудно переносима, но и порождает внешние признаки нищеты, которые шокируют других людей. Таким образом, город, который является источником почти всего, что придает ценность цивилизации, создает средства для развития искусства, науки и материального комфорта, одновременно и несет ответственность за самые мрачные язвы этой цивилизации.
Более того, издержки, которые создаются высокой концентрацией множества людей в одном месте, не только очень высокие, но и в значительной мере коммунальные, то есть они не обязательно и не автоматически обременяют тех, кто их создает, но могут быть переложены на всех. Теснота городской жизни во многих аспектах сводит на нет посылки, лежащие в основе всякого простого разделения прав собственности. В таких условиях утверждение, что действия владельца в отношении своей собственности затрагивают только его самого и никого больше, верно лишь в некоторой степени. Большое значение имеет то, что экономисты называют «эффектами соседства» (neighborhood effects), то есть влияние на других того, что человек делает со своей собственностью. В городах полезность почти любой собственности зависит частично от действий ближайших соседей, а частично – от коммунальных услуг, без которых эффективное использование земли отдельными собственниками было бы почти невозможным.
Поэтому общие формулы частной собственности или свободы договоров не дают немедленного ответа на сложные проблемы, порождаемые существованием городов. Вероятно, что даже при отсутствии власти, обладающей правом принуждения, упомянутые выше преимущества крупных объединений людей привели бы к развитию новых правовых институтов – к разделению права контроля между владельцами права определять характер застройки больших районов – права, имеющего более высокий уровень приоритета, – и владельцами прав более низкого уровня, связанных с использованием меньших единиц, причем владельцы из второй группы были бы вольны принимать собственные решения по частным вопросам в рамках полномочий, отведенных им владельцами из первой группы. Функции, которым учатся сложившиеся муниципальные корпорации, во многих отношениях соответствуют функциям такого собственника более высокого уровня.
Следует признать, что до недавнего времени экономисты уделяли прискорбно мало внимания проблемам координации всевозможных аспектов городского развития[781]. Хотя некоторые из них принадлежали к числу самых яростных обличителей недостатков городского жилищного хозяйства (лет пятьдесят назад сатирический немецкий еженедельник мог заявить, что экономист – это человек, который ходит туда-сюда, производя замеры жилищ рабочих и приговаривая: «Какие же они тесные!»), в том, что касается важных вопросов организации городской жизни, они издавна следовали примеру Адама Смита, который объяснял в своих лекциях, что проблема чистоты и безопасности, «а именно надлежащие методы удаления грязи с улиц и отп