Если происходит такое перераспределение трудовых ресурсов между сельским хозяйством и другими видами занятий, то нет причин, чтобы оставшиеся в сельском хозяйстве люди не смогли со временем получать такую же выгоду от экономического прогресса, как и все остальные. Но пока сельскохозяйственное население остается слишком многочисленным в относительном выражении, эти изменения непременно будут ставить его в невыгодное положение. Спонтанный отток людей из сельского хозяйства будет стимулироваться только в том случае, если доходы в сельском хозяйстве будут сокращаться по сравнению с доходами от городских видов занятости. Чем дольше фермеры или крестьяне будут противиться переходу к другим занятиям, тем большей будет разница в доходах в переходный период. В частности, когда изменения растягиваются на несколько поколений, эта разница остается небольшой лишь в том случае, если миграция из деревни достаточно быстрая.
Однако политические меры повсеместно сдерживали этот адаптационный процесс, из-за чего проблемы постепенно накапливались. Часть населения, которая в силу сознательно проводившейся политики оставалась в сельском хозяйстве, выросла настолько, что выравнивание производительности сельскохозяйственного и промышленного населения во многих случаях требовало столь значительного изменения параметров, что представлялось совершенно невозможным за сколько-нибудь ограниченное время[797].
Такая политика проводилась по разным причинам. В европейских странах, где индустриализация шла бурными темпами, она изначально стала следствием некоего туманного представления о «надлежащем балансе» между промышленностью и сельским хозяйством, где «баланс» означал не более чем поддержание традиционных пропорций. В тех странах, где вследствие индустриализации возникала тенденция к зависимости от импорта продовольствия, эти аргументы подкреплялись стратегическими соображениями о самодостаточности в военное время. Кроме того, нередко считалось, что необходимость перемещения населения носит разовый характер, так что проблему можно облегчить, растянув процесс на долгое время. Но главным соображением, которое почти повсеместно подтолкнуло правительства вмешаться, было стремление обеспечить «достойный уровень доходов» занятым на тот момент в сельском хозяйстве.
Эта политика получала поддержку общества в целом часто из-за впечатления, что все сельскохозяйственное население – а не только его наименее производительные группы – не в состоянии получать приемлемые доходы. Такое представление основывалось на том факте, что цены на сельскохозяйственную продукцию прежде, чем произойдет необходимая адаптация, обычно опускались намного ниже того уровня, который должен был бы сложиться в конечном счете. Но ведь это давление цен подталкивало не только к необходимому уменьшению сельскохозяйственного населения, но и к усвоению новшеств в технологии сельскохозяйственного производства, что должно было привести к сокращению издержек и сделать возможным выживание наиболее производительных хозяйств.
Вывод из оборота наименее продуктивных земель и ликвидация наименее производительных хозяйств – что снизит средние издержки и, уменьшив предложение, остановит и, возможно, даже частично повернет вспять падение сельскохозяйственных цен – лишь часть необходимой перенастройки. Чтобы сельское хозяйство снова стало процветать, не менее важны изменения в его внутренней структуре, к которым приведет изменение относительных цен на сельскохозяйственную продукцию. Политика, пытавшаяся помочь сельскому хозяйству в преодолении трудностей, обычно тем самым предотвращала ту самую адаптацию, которая сделала бы его прибыльным.
Здесь мы можем привести только один характерный пример. Как уже было сказано, лишь только рост доходов превышает определенный уровень, люди перестают увеличивать расходы на еду за исключением высококачественных продуктов. В западном мире это означает в первую очередь то, что место зерновых и других крахмалосодержащих продуктов занимают богатые белками мясные и молочные продукты. Этот процесс шел бы быстрее, если бы сельское хозяйство было заинтересовано производить больше продукции, пользующейся повышенным спросом, при снижении относительных издержек. Достичь этого можно было бы, если бы ценам на зерновые было позволено снизиться настолько, чтобы стало выгодно кормить скот зерном и тем самым опосредованно производить продовольствие, которое хотят потребители. Подобным образом удалось бы избежать такого сокращения общего потребления зерна, которое имело бы место в противном случае, и одновременно понизить стоимость мяса и всего прочего. Но обычно это невозможно из-за политики поддержания цен на зерно на таком уровне, что непосредственное потребление его людьми не может поглотить все предложение и при этом не удается с прибылью использовать это зерно на какие-то другие цели.
Этого примера достаточно, чтобы проиллюстрировать, каким образом проводимая политика мешает сельскому хозяйству перестроиться в соответствии с изменившимися условиями. Но после необходимой адаптации меньшее число производителей (и все равно их будет больше, чем достигли бы успеха в противном случае) было бы в состоянии увеличить свою производительность настолько, чтобы получить свою долю выигрыша от общего роста благосостояния. Конечно, надо признать: отчасти проблемы сельского хозяйства объясняются тем, что из-за характера как производственных процессов, так и самих производителей, обычно они особенно медленно приспосабливаются к изменениям. Но решение явно не может состоять в том, чтобы сделать их еще более невосприимчивыми к адаптации. Тем не менее именно таково большинство важнейших мер контроля, предпринимаемых правительствами, и, в частности, все меры контроля над ценами.
2. Вряд ли есть необходимость повторять, что в конечном итоге регулирование цен не служит никаким желательным целям и даже в течение ограниченного периода времени может иметь эффект только в сочетании с прямым регулированием производства. Чтобы принести выгоду производителям, регулирование цен должно так или иначе дополняться решениями властей о том, кто должен производить, что и в каком количестве. Если есть намерение – помочь людям, возделывающим землю сейчас, остаться в деревне и получать доходы, которыми они будут довольны, и если потребители не готовы тратить на еду столько, сколько нужно для поддержания такого достатка, то власти вынуждены обращаться к принудительному перераспределению доходов. Как далеко это может зайти, показывает пример Великобритании, где ожидается, что общая сумма финансовой помощи сельскому хозяйству скоро будет составлять «примерно две трети совокупного чистого дохода сельского хозяйства»[798].
В связи с этим следует особо отметить два аспекта. Во-первых, в большинстве стран процесс изъятия сельского хозяйства из рыночного механизма и все большего подчинения его государственному управлению начался до того, как то же самое произошло в промышленности, и при этом процесс шел при поддержке, а иногда и по инициативе консерваторов, которые тем самым продемонстрировали, что они не гнушаются социалистическими мерами, если последние направлены на достижение одобряемых ими целей. Во-вторых, эта тенденция была, возможно, еще сильнее в странах с относительно небольшим сельскохозяйственным населением, где оно благодаря особому политическому положению получило привилегии, которых еще никогда не получала такая группа и которые ни в какой системе не могут быть предоставлены всем. Вот некоторые перемены, дающие множество оснований усомниться в способности демократических правительств действовать рационально или следовать сколько-нибудь разумным замыслам, раз они отбрасывают все принципы и пытаются гарантировать статус одной группы. В сельском хозяйстве мы дошли уже до того, что наиболее проницательные специалисты даже не задаются вопросом, какая политика целесообразнее, а думают только о том, какой из политически приемлемых курсов нанесет меньше вреда.
Однако в книге, подобной этой, мы можем не обращать внимания на политические нужды, которые существующее состояние умов навязывает текущим решениям. Нам достаточно показать, что в большинстве западных стран сельскохозяйственная политика находилась под влиянием идей не только обреченных на провал, но и, в случае их широкого применения, ведущих к тоталитарному контролю над всей хозяйственной деятельностью. Мы не можем использовать принципы социализма для выгоды только одной группы; если мы пойдем на это, то будем не в состоянии противиться требованиям других групп, желающих, чтобы их доходы также определялись властью в соответствии с предполагаемыми принципами справедливости.
По-видимому, лучше всего проиллюстрирует последствия такой политики ситуация, возникшая в США после попыток применить концепцию «паритета», которые длились двадцать лет[799]. Попытка гарантировать сельскохозяйственным производителям цены, находящиеся в фиксированном отношении к ценам на промышленные товары, неизбежно ведет к блокировке сил, которые могли бы содействовать тому, чтобы сельскохозяйственным производством занимались только люди, которые делают это с наименьшими издержками, и чтобы они производили только товары, которые можно продать с прибылью. Нельзя отрицать, что когда этим силам предоставляется свобода действия, рост доходов в сельском хозяйстве в переходный период отстает от роста доходов остального населения. Но никакие наши действия, разве что полная остановка технологического развития и накопления богатства, не отменят необходимость этой адаптации; и любые попытки смягчить последствия этого процесса, принудительно перераспределяя доходы между городом и селом, и тем самым замедлить его приведут к накоплению нерешенных проблем адаптации, а это только увеличит трудности их решения.
Результаты такой политики в ОША – постоянный рост избыточных запасов прод