. В основе этой политики лежит, по-видимому, довольно наивное заблуждение post hoc ergo propter hoe [«после этого – значит, вследствие этого» (лат.)]: поскольку исторически рост богатства сопровождался быстрой индустриализацией, был сделан вывод, что индустриализация обеспечит ускоренный рост богатства. Здесь промежуточный результат очевидным образом спутан с причиной. Действительно, по мере роста душевой производительности в результате увеличения инвестирования капитала в орудия труда, а еще больше в результате инвестиций в знания и умения, все больше дополнительного продукта становится востребованным в форме изделий промышленности. Верно и то, что существенный рост производства продовольствия в этих странах потребует большего количества орудий труда. Но ни одно из этих соображений не меняет следующего факта: чтобы крупномасштабная индустриализация стала самым быстрым путем повышения среднего дохода, необходим излишек сельскохозяйственной продукции, который позволит прокормить население, занятое в промышленности[804]. Если доступно неограниченное количество капитала и при условии, что сама доступность капитала может быстро изменить уровень знаний и установки сельского населения, этим странам имело бы смысл взяться за планомерную перестройку своих экономик по образцу самых развитых капиталистических стран. Но совершенно очевидно, что этот вариант лежит за пределами их возможностей. Для того чтобы таким странам, как Индия и Китай, обеспечить быстрый рост уровня жизни, необходимо лишь малую часть доступного капитала направлять на производство сложного промышленного оборудования и, вероятно, ничего не вкладывать в высокоавтоматизированные «капиталоемкие» производства, характерные для стран с высокой рыночной ценностью труда; этим странам следует «размазывать» капитал как можно более широко и «тонко» по всем тем направлениям его применения, которые непосредственно приведут к увеличению производства продовольствия.
Принципиально непредсказуемое развитие, которое может стать результатом использования в экономиках, крайне бедных капиталом, передовых технологических знаний, вероятно, будет идти быстрее в условиях свободы, чем в случае планомерного воспроизведения образцов, заимствованных в обществах, для которых характерно совершенно иное соотношение между трудом и капиталом, чем будет в новых экономиках в обозримом времени. Сколь бы ни были сильны в таких странах доводы в пользу того, что государство должно взять на себя инициативу – давать примеры для подражания и щедро расходовать средства на распространение знаний и образование, – мне представляется, что аргументация против всеобъемлющего планирования и государственного управления хозяйственной деятельностью в данном случае еще более убедительна, чем когда речь идет о более развитых странах. Я говорю сейчас и об экономике, и о культуре. Только свободный рост позволит таким странам развить собственную жизнеспособную цивилизацию, которая сможет внести заметный вклад в удовлетворение потребностей человечества.
6. Большинство здравомыслящих людей на Западе понимают, что сегодня задача сельскохозяйственной политики заключается в том, чтобы убрать государства из системы регулирования, в которой они погрязли, и восстановить работу рынка. Но в смежной области разработки природных ресурсов все еще преобладает мнение, что особая ситуация, существующая в ней, требует далеко идущего государственного регулирования. Эта точка зрения пользуется особенно сильным влиянием в ОША, где «природоохранное движение» (conservation movement) в значительной степени стало источником агитации за экономическое планирование и внесло немалый вклад в идеологию местных радикальных экономических реформаторов[805]. Мало что применялось столь широко и результативно для убеждения общества в «расточительности конкуренции» и желательности централизованного управления важными видами хозяйственной деятельности, как аргумент о якобы нерациональном использовании природных ресурсов частным предпринимательством.
Существует несколько причин, почему в новой стране, быстро заселенной иммигрантами, которые привезли с собой развитые технологии, проблема сохранения ресурсов встала более остро, чем когда-либо в Европе. Если в Европе развитие было постепенным и некоторое равновесие установилось уже давно (отчасти, несомненно, благодаря тому что усиленная эксплуатация нанесла наибольший ущерб на ранних этапах, как в случае обезлесения и последующей эрозии южных склонов Альп), в Америке быстрое освоение необъятных целинных земель породило проблемы другого масштаба. Целый континент был распахан всего за одно столетие, и нас не должно удивлять, что это сопровождалось нарушениями природного баланса, о которых сейчас остается только жалеть[806]. Однако большинство недовольных тем, что случилось, сильны задним умом, и у нас мало оснований верить, что при тогдашнем уровне знаний даже самая разумная государственная политика смогла бы предотвратить те последствия, которые сейчас вызывают наибольшее сожаление.
Нельзя отрицать, что имело место настоящее расточительство; при этом надо подчеркнуть, что обезлесение, важнейший его пример, произошло вследствие того, что леса не были переданы в частную собственность, а остались в статусе государственных земель и раздавались в частное пользование на условиях, которые никак не стимулировали их сохранение. Действительно, для некоторых видов природных ресурсов обычные институты частной собственности, в общем случае вполне достаточные, не гарантируют эффективности использования, а потому могут понадобиться особые нормы права. В связи с разными видами природных ресурсов тут возникают разные проблемы, которые нам надо рассмотреть.
Для некоторых природных ресурсов, таких как залежи полезных ископаемых, их эксплуатация означает постепенное исчерпание, тогда как другие возобновляемы и могут эксплуатироваться сколь угодно долго[807]. Борцы за охрану природы обычно сетуют на то, что первые – «ресурсы типа запаса» (stock resources) – расходуются слишком быстро, тогда как вторые – «ресурсы типа потока» (flow resources) – используются недостаточно и не дают той высокой стабильной отдачи, которую могли бы давать. Их точка зрения в некоторой степени основана на мнении, что частный пользователь не видит достаточно далеко и не знает столько, сколько государство, чтобы предсказывать развитие, и в некоторой степени, как мы увидим, на простой ошибке, которая сводит на нет бо́льшую часть типичных доводов борцов за охрану природы.
В связи с природными ресурсами возникает и проблема эффектов соседства, что в определенных случаях может вести к использованию расточительных методов эксплуатации, если только величина отдельных единиц собственности не будет такой, что по крайней мере все важнейшие последствия любых действий собственника отразятся на рыночной ценности его собственности. Эта проблема возникает, например, в связи с разного рода «общедоступными ресурсами» (fugitive resources), такими как дичь, рыба, вода, нефть или природный газ (в недалеком будущем, возможно, и дождь), которые можно присвоить только расходуя, истощая их, и которые ни один отдельный пользователь не заинтересован сохранять, потому что все, что не возьмет он, возьмут другие. Тут возникают ситуации, в которых частная собственность либо невозможна (как в случае глубоководных рыбных ресурсов и большинства других форм ресурсов дикой природы), так что в итоге мы вынуждены искать альтернативные формы регулирования, либо ведет к рациональному природопользованию, только если границы единицы объединенного контроля совпадают с границами нахождения добываемого ресурса, как в случае нефтяных месторождений. Бесспорно, там, где по технологическим причинам отдельный собственник не может получить исключительный контроль над какими-либо ресурсами, мы должны обращаться к альтернативным формам регулирования.
Разумеется, до известной степени потребление невозобновляемых ресурсов основано на актах веры. В общем мы уверены, что к тому времени, когда ресурс будет исчерпан, мы откроем что-то новое, и это новое либо удовлетворит ту же потребность, либо как-то возместит нам то, чего больше нет, и в целом нам будет не хуже, чем прежде. Мы потребляем ресурсы, руководствуясь всего лишь вероятностью того, что наше знание о доступных ресурсах будет безгранично расти – и оно растет отчасти именно потому, что мы с такой быстротой потребляем доступные ресурсы. Более того, для того чтобы в полной мере использовать доступные ресурсы, мы должны действовать исходя из предположения, что они будут увеличиваться и впредь, даже если какие-то отдельные наши ожидания не оправдаются. Промышленное развитие очень замедлилось бы, если бы шестьдесят или восемьдесят лет назад были услышаны предостережения о том, что скоро исчерпаются запасы угля, а двигатель внутреннего сгорания не революционизировал бы транспорт, если бы его использование было ограничено известными тогда запасами нефти (в первые десятилетия эпохи автомобилей и самолетов известных в то время запасов нефти хватило бы при сегодняшнем темпе потребления лет на десять). Очень важно, чтобы во всех этих вопросах ко мнению экспертов о физических фактах внимательно прислушивались, но результаты оказались бы крайне плачевными, если бы эксперты могли навязывать свои представления политике.
7. Главные аргументы, убедившие людей в том, что централизованная политика охраны природных ресурсов необходима, заключаются в том, что общество больше заинтересовано и лучше умеет предвидеть будущее, чем индивиды, и что задача сохранения отдельных видов ресурсов поднимает иные проблемы, нежели забота о будущем как таковая.
Следствия из утверждения, что общество больше заинтересовано в заботе о будущем, чем индивиды, выходят далеко за пределы проблем охраны природных ресурсов. Ведь этот тезис не сводится к тому, что некоторые будущие потребности, такие как безопасность или оборона, могут быть обеспечены только обществом в целом. Речь идет и о том, что общество должно выделять большую долю своих ресурсов на обеспечение будущего, чем было бы возможно выделять на основе