решений индивидов, принимаемых по отдельности. Или, как это часто формулируется, будущие потребности общество должно оценивать выше (или дисконтироваться по более низкой ставке процента), чем это делают индивиды. Если это утверждение справедливо, то оно оправдывает централизованное планирование большей части хозяйственной деятельности. Однако за ним не стоит ничего, кроме произвольных суждений его сторонников.
В свободном обществе оснований освобождать индивидов от ответственности за будущее не больше, чем заявлять, что предыдущие поколения должны были лучше о нас заботиться. Подобная позиция не становится убедительнее от часто повторяемого ложного аргумента, что, поскольку государство может брать кредиты по более низкой ставке, у него больше возможностей позаботиться о будущих потребностях. Это заблуждение, потому что преимущество государства в этом отношении сводится исключительно к тому факту, что риск неудачи сделанных им инвестиций ложится не на него, а на налогоплательщика; на самом деле, в том, что касается оценки оправданности конкретных инвестиций, риски здесь ничуть не меньше. Но государства, если их инвестиции не дадут ожидаемой доходности, имеют возможность поправить свои дела с помощью налогообложения, и в качестве стоимости используемого ими капитала обычно учитываются только фактически выплачиваемые ими проценты, поэтому этот аргумент говорит скорее против государственного инвестирования, чем в его пользу.
Утверждение, что государство обладает высшим знанием, поднимает еще более сложную проблему. Нельзя отрицать, что государство осведомлено о фактах, касающихся будущего развития, лучше, чем частные собственники природных ресурсов. Многие из недавних достижений науки свидетельствуют об этом. Однако всегда будет существовать еще больший объем знаний об особых обстоятельствах, которые необходимо учитывать при принятии решений, касающихся конкретных ресурсов, и которыми будут обладать только частные собственники, а их никогда не удастся сосредоточить под эгидой единого органа власти. Таким образом, если верно, что государство может знать некоторые факты, которые мало кому еще известны, не менее верно и то, что оно неизбежно не знает еще больше важных фактов, известных другим. Мы можем свести воедино все знание, необходимое для решения конкретных проблем, только распространяя вниз по цепочке доступные государству общие знания, а не собирая вместе частные знания, доступные отдельным индивидам. Пожалуй, нам не найти примеров, когда власть лучше всех знала бы все факты, которые должны повлиять на некое конкретное решение; и хотя государство может во всей полноте сообщить собственникам конкретных ресурсов более общие соображения, которые им следует принимать во внимание, ему не по силам усвоить всевозможные факты, известные только индивидам.
С особой наглядностью это проявляется там, где проблема касается темпов потребления запасов полезных ископаемых. Разумное решение предполагает рациональную оценку будущего движения цен на этот вид сырья, что в свою очередь, зависит от прогноза будущего технологического и экономического развития – прогноза, который скромный владелец небольшого месторождения обычно сделать не в состоянии. Но это не означает, что рынок не заставит каждого собственника действовать так, как если бы он точно учитывал все эти соображения, или что такие решения не следует предоставить владельцам, которые одни только знают многие обстоятельства, определяющие текущую полезность конкретных месторождений. Хотя им обычно мало что известно о перспективах будущего развития, на их решения повлияют знания других, которые избрали своим делом оценку этих перспектив и готовы предложить за ресурсы цены, определяемые этими оценками. Если собственник сможет получить больший доход, продавая ресурсы тем, кто хочет сохранить их, а не эксплуатируя их самостоятельно, то он так и сделает. Обычно существует потенциальная продажная цена ресурса, отражающая мнение относительно всех факторов, способных повлиять на его будущую ценность, и в решении, основанном на сравнении дохода от продажи всего месторождения и дохода от его разработки, вероятно, найдет свое отражение больше релевантного знания, чем в любом решении центральной власти.
Что касается редких природных ресурсов, то было не раз продемонстрировано, что их разработка растягивается во времени в результате монополизации и что это, пожалуй, единственный случай, когда в условиях свободной экономики такие монополии могут сформироваться и быть устойчивыми[808]. Я не во всем могу согласиться с теми, кто использует это как аргумент в пользу подобных монополий, потому что не убежден, что практикуемая монополией менее интенсивная эксплуатация ресурсов более желательна с точки зрения общества. Но для тех, кто выступает за рациональное использование ресурсов, так как считает, что рынок систематически недооценивает будущие потребности, монополии, которые с большой вероятностью спонтанно складываются в таких случаях, становятся искомым ответом.
8. Однако аргументация в пользу охраны природных ресурсов опирается по большей части на ничем не оправданные предрассудки. Ее сторонники считают само собой разумеющимся, что поток услуг, обеспечиваемый конкретным ресурсом в каждый момент времени, весьма желателен и что соответствующий темп производства нужно постоянно поддерживать. Хотя они понимают, что в отношении ресурсов типа запаса это невозможно, но если поток выгод от эксплуатации ресурсов типа потока падает ниже того уровня, на котором его можно поддерживать, они воспринимают это как бедствие. Эту позицию часто занимают в вопросах плодородия почв в целом, а также запасов дичи, рыбы и пр.
Чтобы ярче показать суть проблемы, мы рассмотрим наиболее наглядный пример этого предрассудка, и увидим, как большинство людей некритично принимают ложную аргументацию сторонников движения за охрану природных ресурсов. Речь идет о мнении, что естественное плодородие почв следует поддерживать при всех обстоятельствах, а истощения почв следует во всех случаях избегать. Легко показать, что в общем случае эта идея необоснованна и что желаемый уровень плодородия почвы не имеет никакого отношения к изначальному состоянию участка земли. Более того, в определенных случаях «истощение почвы» может отвечать долгосрочным интересам общества не меньше, чем полная выработка какого-либо месторождения минерального сырья.
Плодородие земли создается постепенным накоплением запаса органических веществ, а после того как земля начала обрабатываться, поддерживать его можно, только возвращая в землю сверх того, что из нее взято. В некоторых обстоятельствах желательно наращивать плодородие участка земли с помощью искусственного удобрения до уровня, при котором ежегодные вложения будут возмещены ростом урожайности, в других же обстоятельствах желательно истощить плодородие до уровня, при котором обработка земли все еще выгодна. В некоторых случаях это может даже означать, что стремление к непрерывной обработке участка земли экономически нецелесообразно и что после истощения накопленного естественного плодородия землю следует оставить, потому что в данных географических или климатических условиях ее постоянная обработка невыгодна.
В таких случаях раз и навсегда полностью истощить бесплатный дар природы не более расточительно или предосудительно, чем сделать то же с месторождением полезного ископаемого. Необратимое изменение свойств почвы может иметь, разумеется, и другие известные или вероятные последствия, и они должны учитываться: например, в результате временной обработки она может утратить ранее присущие ей свойства или потенциальные возможности, которые могли бы быть использованы в других целях. Но это отдельная проблема, которая нас здесь не интересует. Нас интересует исключительно анализ представления о том, что при любых возможных обстоятельствах поток услуг, получаемых от любого природного ресурса, следует поддерживать на максимально достижимом уровне. Это может оказаться справедливым в некоторых случаях из-за совпадения, но никогда не будет обоснованным в силу соображений, касающихся свойств конкретного участка земли или какого-то другого ресурса.
Свойством подобных ресурсов, как и большей части капитала общества, является истощимость, и если мы хотим сохранить или повысить доход, мы должны быть в состоянии заместить всякий полностью использованный ресурс другим, который внесет неменьший вклад в будущий доход. Однако это не означает, что его надо сохранить в его вещественном виде или заменить точно таким же, или даже что мы должны беречь нетронутым общий запас природных ресурсов. Как с общественной, так и с индивидуальной точки зрения каждый отдельный природный ресурс представляет собой лишь одну позицию в общем запасе природных ресурсов, и наша проблема не в том, чтобы сохранить этот запас в определенном состоянии, а в том, чтобы всегда поддерживать его в таком виде, чтобы он давал наиболее желательный вклад в совокупный доход. Существование конкретного ресурса означает лишь то, что пока он есть, его временный вклад в наш доход должен помочь нам в создании новых ресурсов, которые будут аналогичным образом помогать нам в будущем. Обычно это не означает, что мы должны заместить любой ресурс непременно другим того же вида. Одно из соображений, которое мы должны принимать во внимание, заключается в том, что если некий вид ресурсов становится более редким, то и получаемые из него продукты тоже станут в будущем более редкими. Предвидимый рост цен на них, обусловленный растущей нехваткой природного ресурса, станет одним из факторов, определяющих объем инвестиций, которые будут направлены на сохранение этого вида ресурса[809].
Вероятно, лучшим способом кратко выразить основную мысль будет сказать, что вся охрана природных ресурсов представляет собой инвестиции и должна оцениваться по тем же критериям, что и все другие инвестиции[810]