Однако несколько иная ситуация складывается, когда расходы на высшее образование не сулят соответствующего роста цены, по которой услуги хорошо подготовленного человека могут быть проданы другим индивидам (как это имеет место в случае врачей, юристов, инженеров и т.д.), – когда целью является распространение и получение новых знаний на благо общества в целом. Выгоды, которые приносят обществу ученые, работающие в естественных и гуманитарных науках, не могут быть измерены ценой, по которой эти люди способны продать свои услуги, поскольку большая часть их вклада становится бесплатным достоянием всех. Поэтому есть веские основания, чтобы помогать хотя бы некоторым из тех, кто демонстрирует склонность и способность к такого рода исследовательской работе.
Но совсем другое дело утверждать, что право на получение высшего образования имеют все, кто наделен соответствующими интеллектуальными способностями. Никоим образом не очевидно, что общество в целом заинтересовано в обучении каждого, кто обладает особыми интеллектуальными способностями, или что все они окажутся в материальном выигрыше, получив такое образование, или даже что такое образование должны получать только те, кто наделен бесспорными способностями, и что оно должно стать обычным или, возможно, исключительным путем к более высокому положению. Как было недавно отмечено, если бы все интеллектуально одаренные люди целенаправленно и успешно возводились в ряды состоятельных и стало бы не только предположением, но и несомненным фактом, что относительно более бедные отличаются невысоким интеллектом, то это привело бы к гораздо более резкому классовому делению, чем сейчас, и крайнему пренебрежению по отношению к менее удачливым. Нельзя забывать и еще об одной проблеме, уже ставшей достаточно серьезной в некоторых европейских странах, – избытка интеллектуалов, которых общество не в состоянии занять с пользой для себя. Мало что представляет большую опасность для политической стабильности, чем класс пролетариев умственного труда, не способных найти применения своим знаниям.
Таким образом, в сфере высшего образования перед нами стоит следующая общая проблема: нужно каким-то образом отбирать молодых людей для получения образования, которое позволит им зарабатывать больше остальных, и производить этот отбор в том возрасте, когда невозможно сколь-нибудь определенно сказать, кто из них получит от этого наибольшую пользу; а чтобы инвестирование в образование было оправданным, нужно их отбирать так, чтобы они в целом были способны получать от своей деятельности более высокие доходы. Наконец, нужно принять и тот факт, что поскольку, как правило, за образование этих людей должен будет платить кто-то другой, они приобретают «незаработанные» преимущества.
5. В последнее время трудности, связанные с этой проблемой, очень возросли, и ее разумное решение стало почти невозможным из-за все более широкого применения государственного образования в качестве инструмента эгалитаризма. Хотя можно привести аргументы в пользу того, чтобы возможность получения высшего образования обеспечивалась тем людям, кому оно с наибольшей вероятностью может принести пользу, государственный контроль в сфере образования был использован в значительной мере для обеспечения равных перспектив всем, а это нечто совсем иное. Хотя эгалитаристы обычно отвергают обвинение, что их цель – механическое равенство, которое лишило бы некоторых людей тех преимуществ, которые не могут быть обеспечены всем, в области образования тенденция, несомненно, именно такая. Этот эгалитаристский подход редко бывает выражен так явно, как во влиятельном трактате Р.Г. Тоуни «Равенство», где автор доказывает, что было бы несправедливо «менее щедро тратить на обучение тугодумов, чем сообразительных»[820]. Но эти два противоположных желания – выравнивание возможностей и приспособление возможностей к способностям (что, как известно, не имеет отношения к достоинствам или заслугам в каком бы то ни было моральном смысле) – повсюду путают между собой.
Следует признать, что, когда речь идет об образовании за государственный счет, аргумент в пользу равного отношения ко всем очень убедителен. Однако, если его взять вместе с аргументом против допустимости каких-либо преимуществ для более одаренных, то, по сути дела, получится, что каждому ребенку должно даваться то же самое, что и каждому другому, и что никто не должен получать того, что не может быть предоставлено всем. Если действовать последовательно, это будет означать, что на образование любого ребенка следует тратить не больше, чем может быть истрачено на образование каждого другого. Если бы именно таким было необходимое следствие государственного характера образования, то это послужило бы убедительным аргументом против того, чтобы государство занималось каким-либо образованием, кроме начального, которое действительно может быть предоставлено всем, и в пользу того, чтобы все последующее обучение оно передало в частные руки.
В любом случае тот факт, что определенные преимущества неизбежно предоставляются лишь некоторым, не означает, что какой-либо орган власти должен иметь исключительное право решать, кому они достанутся. Маловероятно, что такие полномочия в руках власти в долгосрочной перспективе могут привести к улучшению образования или что они создадут в обществе условия, которые будут восприниматься как более адекватные или справедливые, чем в противном случае. Что касается адекватности, то должно быть ясно, что ни у каких властей не должно быть монопольного права выносить суждения о том, какова ценность того или иного конкретного типа образования и сколько должно быть вложено в расширение образования или в разные его типы. Не существует – и не может существовать в свободном обществе – единого стандарта для оценки относительной важности разных целей или относительной желательности разных методов. Пожалуй, ни в какой другой области постоянное наличие альтернативных путей не имеет такого значения, как в образовании, задача которого – подготовка молодых людей к жизни в постоянно меняющемся мире.
Что же касается справедливости, нужно четко понимать, что те, кто с точки зрения общих интересов больше всего «заслуживает» углубленного образования, не обязательно являются теми, кто имеет в результате своих усилий и жертв больше субъективных заслуг. Природные способности и врожденная склонность – такие же «несправедливые преимущества», как и случайные факторы окружения, и если сделать высшее образование достоянием только тех, от кого уверенно можно ожидать, что они извлекут из него наибольшую выгоду, мы наверняка не уменьшим, а увеличим расхождение между экономическим положением и субъективными заслугами.
Желание избавиться от всякого влияния случайностей, которое лежит в основе требований «социальной справедливости», в области образования, как и в любой другой, можно удовлетворить, только исключив все возможности, которые не поддаются сознательному контролю. Но ведь рост цивилизации происходит главным образом благодаря тому, что индивиды умеют наилучшим образом использовать разного рода случайности, с которыми им приходится сталкиваться, и тому, что один получает непредсказуемые по своей природе преимущества перед другими благодаря тому виду знания, которым обладает.
Сколь бы похвальны ни были мотивы тех, кто страстно желает, чтобы – в интересах справедливости – все могли иметь на старте равные шансы, их идеал попросту невозможно реализовать. Более того, любые иллюзии по поводу того, что он уже достигнут или что к нему удалось приблизиться, могут привести только к ухудшению положения тех, кто меньше преуспел. Несмотря на то что все говорит в пользу устранения специальных препятствий, которые существующие институты могут возводить на пути некоторых людей, невозможно и нежелательно, чтобы на старте все имели равные шансы, поскольку этого можно достичь, только лишив людей тех возможностей, которые не могут быть предоставлены всем. Мы желаем, чтобы возможности каждого были максимально велики, но при этом мы наверняка уменьшим возможности большинства, если не позволим им быть хоть сколько-нибудь большими, чем у самых невезучих. Утверждение, что все живущие в одно время в одной стране должны начинать с одинаковых позиций, не более совместимо с развитием цивилизации, чем утверждение, что этот вид равенства должен быть гарантирован людям, живущим в разное время или в разных местах.
Общество может быть заинтересовано в том, чтобы те, кто обладает исключительными способностями к естественным или гуманитарным наукам, получали возможность развивать их независимо от обеспеченности семьи. Но из этого не следует, что у кого-либо есть право на получение таких возможностей. Это вовсе не означает, что пользоваться такими возможностями должны лишь те, чьи исключительные способности могут быть установлены, или что никто не должен иметь таких возможностей, пока они не будут гарантированы всем, кто прошел одинаковые объективные испытания.
Не все качества, позволяющие тому или иному человеку внести особый вклад, могут быть выявлены в ходе экзаменов или испытаний, и более важно, чтобы по меньшей мере некоторые из обладающих подобными качествами имели соответствующие возможности, чем чтобы эти возможности были обеспечены всем, кто отвечает установленным требованиям. Страстное стремление к знаниям или необычное сочетание интересов могут быть важнее, чем более заметные дарования или поддающиеся проверке способности; причем базовые общие знания и интересы, а также уважительное отношение к знаниям, привитое семейным окружением, часто больше способствуют достижениям, чем природные дарования. То, что существует некоторое число людей, которые пользуются преимуществами благоприятной семейной атмосферы, – общественное достояние, которое может быть легко уничтожено эгалитаристской политикой, но его невозможно использовать так, чтобы это не принимало видимость незаслуженного неравенства. А поскольку стремление к знаниям, как правило, передается в семье, есть серьезные доводы в пользу того, чтобы родители, заботящиеся об образовании детей, могли обеспечить его ценой материальных жертв, даже если по другим критериям эти дети могут показаться менее заслуживающими поддержки, чем другие