Студенту МВТУ пока еще достаточно логарифмической линейки…
В полете — планер С. Королева и С. Люшина.
Фотокопия доклада Н. В. Куйбышева, поддерживавшего предложения ученых-гирдовцев.
А. А. Космодемьянский, Б. Н. Воробьев, М. К. Тихонравов, С. П. Королев в день, когда отмечалось 90-летие К. Э. Циолковского.
Инженер С. П. Королев, руководитель группы изучения реактивного движения.
Первооткрыватель космической эры.
В этом домике на космодроме Байконур долгие месяцы жил и работал академик Королев.
С. П. Королев и его мать Мария Николаевна Баланина.
С. П. Королев и его дочь Наташа.
Н. И. Королева и С. П. Королев.
1961
…В настоящее время у нас имеются условия и средства, необходимые для того, чтобы советский исследователь мог совершить космический полет.
Небольшой деревянный домик, окруженный тополями и пахнущий свежей сосной. Крыльцо с козырьком.
Фонарь. В двадцати шагах от него — другой точно такой же домик. В первом живет Сергей Павлович Королев, во втором — Юрий Гагарин и Герман Титов. Учитель и ученики. Об этом домике сложена песня[26].
Бревенчатый дом на четыре окошка,
Такой пятистенкой зовут на Руси.
К нему, как ручей, из бетона дорожка
От самой ракеты к крыльцу колесит.
Заканчивалась эта песенка словами, которые нравились Сергею Павловичу:
Горит, не погаснет фонарик над домом,
На старте, как стрелы, стоят корабли,
Чудесен наш край, что зовут космодромом.
Отсюда дороги к планетам легли…
В этом маленьком домике Сергей Павлович Королев останавливался каждый раз, когда приезжал на космодром. Вот и в эти дни он живет и работает в нем. Пожалуй, не совсем так. Ученый проводит в стенах домика короткие часы отдыха или заходит сюда только затем, чтобы остаться наедине с самим собой, подумать. В экстренных случаях сюда заходят ближайшие его сотрудники. А такое бывает и поздно ночью, и рано утром. Вообще Сергей Павлович работает, не жалея себя.
В одном из писем к жене Сергей Павлович признался: «Мой день складывается примерно так: встаю в 4.30 по московскому времени, накоротке завтракаю и выезжаю в поле. Возвращаемся иногда днем, а иногда вечером, но затем, как правило, идет бесконечная вереница всевозможных вопросов до 1–2 ночи. Раньше редко приходится ложиться».
…Сергей Павлович прошел мимо небольшого рабочего кабинета. Луна освещала стол с лампой под зеленым абажуром, телефон, флаконы с чернилами. Но не доходя до столовой, ученый вернулся, вошел в кабинет и зажег свет. Подошел к книжной полке. Любил читать перед сном. Сочинения В. И. Ленина, «Ленин и наука», «Основы марксистской философии», книги М. Ю. Лермонтова, С. Т. Аксакова, М. А. Шолохова… Но телефонный звонок отвлек его от книг.
— Да, Королев, — устало ответил он. — Просил, просил. — И, энергично подвинув к себе кресло, стал говорить: — Разбудил, Нина? Нет? Ну вот и хорошо. — Заканчивая разговор, попросил: — Пожелай нам ни пуха ни пера!
Дни летели страшно быстро и были, как никогда, напряженными. С утра и до вечера академика можно было видеть в главных центрах космодрома, где шла подготовка к невиданному в истории человечества научному эксперименту в космосе. Всю свою энергию, все свои знания отдавал Сергей Павлович этой работе, от которой зависел завтрашний, может главный, день в его жизни.
А сегодня, поздним апрельским вечером, он пришел в свой тихий домик, окруженный тополями, только потому, что почувствовал боль в сердце. Достав из бокового кармана стеклянную трубочку, с которой никогда не расставался, вынул таблетку валидола, положил под язык. Прилег на кушетку тут же в кабинете, расстегнул пуговицу шерстяной рубашки. Задремать не давали мысли. Он все думал и думал об одном — о том, что завтра предстоит сделать самый важный шаг. Вспомнились недавние дискуссии. Надо ли лететь человеку в космос или не надо? Дискуссии ожесточенные, резкие.
Многие боялись этого первого шага. А вынесет ли человек перегрузки при старте, а не сразит ли его невесомость в первые же десять минут полета? Правда, побывали в космосе животные, но достаточно ли этой проверки? А радиация?
В комнате стояла тишина, а в ушах у Сергея Павловича звучала, словно записанная на магнитофонную ленту, одна из последних дискуссий, развернувшаяся на заседании Государственной комиссии.
— Невесомость — смерть человеку, — упорствовали одни.
— Нет, она не страшна. Опыты с животными убедили нас в этом, — возражали другие.
— Не забывайте, полет человека — не полет собачек. Может случиться — ракета окажется непослушной и унесет смельчака.
— Ракетные системы отработаны, — отвечали специалисты. — Но, конечно, все может быть.
— Надежны ли системы спасения?
— Не откажет ли при спуске тормозная двигательная установка?
— А если произойдет разгерметизация кабины?
— А если подведет скафандр?
И снова «если», «если», «если»…
Сергей Павлович привстал с кушетки. Потрогал рукой лоб. До чего же навязчивы воспоминания. Взглянул в окно. Звезды почти слились с небом, и только белесая луна еще маячила над тополями.
— А может они правы, каждый по-своему, — подумал вслух Королев. Но эта мысль жила лишь мгновение. Он со злостью вспомнил одного ученого, который с пеной у рта доказывал, что человечество еще не созрело для штурма космоса. Ведь надо же быть таким ограниченным!
Сергей Павлович снова задумался о завтрашнем дне. Нет, сделано все, что в человеческих силах, сказал он сам себе. И даже больше. Ведь сотни ученых вложили в подготовку полета свой ум, талант, энергию, нервы.
И это было действительно так. С благодарностью вспомнил Королев полное иронии и даже гнева выступление ученого, разрабатывающего теоретические проблемы космонавтики.
— Космос, возможно, не уйдет. Но не кажется ли кое-кому, что вы хотите ребенку, уже начавшему самостоятельно ходить, связать ноги и заставить его сидеть, — резко говорил ученый. — Мы действительно располагаем очень скупыми и противоречивыми данными о возможности жизни человека в условиях космического пространства. Человек, поднявшись в космос, станет не только исследователем, но и исследуемым. Я подчеркиваю — и исследуемым. В полете первого человека в космос, несомненно, есть известный обоснованный и закономерный риск. Но разве это не свойственно подлинной науке? И я за этот риск.
Наш XX век — век бурного развития науки и техники. Против этого, надеюсь, никто возражать не будет. Капиталисты, скажу вам, это тоже понимают и не жалеют средств на научные исследования. Одну секунду. Да, да, вот эти цифры. В 1952 году американцы только на нужды, связанные с освоением космического пространства, израсходовали 67 миллионов долларов. Немалая сумма, согласитесь! Но вот прошло почти десять лет, и сейчас они намерены израсходовать 741 миллион. Рост более чем десятикратный. Мне кажется, этот факт в комментарии не нуждается. Советская страна не может отставать в таком великом деле, как изучение Вселенной. Я действительно считаю проникновение в космос великим делом.
Физики исследуют глубины вещества, и государство строит для них мощные цикло- и синхрофазотроны. Мы должны подняться в космос и понять его закономерности. Ведь бесспорно, что существует взаимосвязь и взаимозависимость между микромиром и макромиром, между строением атома и строением Вселенной. Процесс познания должен идти одновременно в нескольких направлениях. А кое-кто призывает нас ждать, ждать и ждать. Нет, извините, в то время когда рождаются новые принципы управления миром элементарных частиц, мы не имеем права так говорить. Мы почти добились понимания процессов, происходящих в живой клетке, мы стоим на грани, когда наконец научимся управлять этими процессами. А кое-кто говорит: «Подождем, подождем». Не согласен. Опыт показал, что нет ничего для науки страшнее, чем застой, чем неоправданная остановка перед величайшими открытиями.
Мы живем в век подлинного научно-технического прогресса. И никогда еще человек не был так окрылен, воодушевлен своими открытиями. Поверьте, космос обогатит нашу науку, наши познания не только о Вселенной, но и позволит глубже понять прошлое, настоящее Земли. И самое важное — мы будем знать завтрашнее нашей планеты. О будущем человечества должны заботиться мы сами. Да, сами — и никто, кроме нас.
Кое-кто говорит нам: «Управьтесь с земными проблемами, а потом лезьте в космос». Дико. Чудовищно дико. Открытия в космосе, я в это верю, ускорят решение многих научных, технических и иных проблем на Земле, сделают жизнь человека счастливее. И потому я считаю возможным сказать: человек должен, обязан побывать в космосе.
…Королев подошел к окну и распахнул его так, что зазвенели стекла. В соседних домиках горели огоньки. Пошарив рукой по тумбочке, на которой стоял телефон, академик взял трубку и набрал номер.
— Не спишь, Константин Иванович? Я так и думал. Какой уж там сон… Скоро пять… С удовольствием.
А через пять минут почти одновременно в двух коттеджах, стоящих рядом, раскрылись двери. Королев и высокий, суховатый председатель Государственной комиссии по организации космического полета сошлись у клумбы. Остановились, помолчали, вдыхая утренний прохладный воздух. Потом, не сговариваясь, взглянули на третий домик.
— Не спят, — обронил председатель.
— Не могут. Николай Петрович Каманин — человек беспокойной души, — заметил Королев. — Впервые я услышал о нем во время челюскинской эпопеи. Тогда я работал в реактивном институте.
Сергей Павлович и Константин Иванович обогнули цветочную клумбу, вышли на узкую тропинку, ведущую к шоссе, и, разговаривая, направились к зданию, что виднелось невдалеке. Это — монт