ажный комплекс. В нем производится стыковка ракеты с космическим кораблем. Неторопливо вошли в цех. Огромная ракета лежала на специальной платформе. Связка из пяти двигателей с соплами, торцовые стороны которых покрыты красноватым жаропрочным сплавом, была направлена в сторону решетчатых металлических ворот. Первым вошедших увидел заместитель Королева Леонид Александрович Воскресенский[27].
— Разрешите доложить.
— Да. Прошу, — ответил председатель комиссии.
— Стыковка ракеты и космического корабля закончена. Через несколько минут выезд на исходную позицию…
Королев не дослушал до конца и пошел к ракете. Поднялся по металлической лестнице и исчез за конструкцией. Леонид Александрович продолжал докладывать председателю:
— График работ строго выдержан. Изделие будет на стартовой площадке в срок, предусмотренный Государственной комиссией.
— Спасибо. — И, взглянув в глаза инженера, председатель мягко спросил: — Волнуетесь?
— Волнуюсь, — не скрыл Леонид Александрович.
Откуда-то снизу из-под ракеты вынырнул Королев.
— Молодцы. Даже шумнуть не на кого, — рассмеялся Сергей Павлович. — Пойдемте за ворота, — предложил он, показывая в сторону локомотива, где машинист, высунувшись из окна, ждал команды.
Металлическая дверь цеха бесшумно открылась, и необычный поезд осторожно двинулся в путь к пусковой площадке, где его ждали ученые, главные конструкторы ракетных двигателей, систем управления, члены Государственной комиссии.
Прошли утро, день. Наступило 12 апреля.
Руководитель группы космонавтов Евгений Анатольевич, врач Андрей Викторович и Николай Петрович Каманин, готовившие летчиков к первому космическому рейсу, и в эту ночь не сомкнули глаз. А в соседней с ними комнате безмятежно спали слева, у стены Гагарин, справа Титов. Неяркое солнце освещало круглый стол, раскрытый томик стихов Пушкина, газеты, цветы.
Евгений Анатольевич взглянул на часы. Стрелка приближалась к половине шестого.
— Пора?
— Да, — ответил генерал Каманин.
Евгений Анатольевич шагнул к кровати Гагарина.
— Пора вставать.
Гагарин поднялся так быстро, словно и не спал.
— Как спалось?
— Как учили, — рассмеялся летчик.
Так же быстро поднялся с кровати и Герман Титов.
…Специальное помещение. «Космический гардероб». Юрий Гагарин и Герман Титов при помощи сотрудников проверили укрепленные на теле телеметрические датчики, предназначенные для передачи на землю данных о физиологическом состоянии. На специальных приспособлениях висят скафандры, ожидая своих владельцев. Инженер Евгений Александрович и конструктор скафандров Вадим Семенович следят за тем, чтобы все было в порядке. Облачение космонавтов в «космические доспехи» идет неторопливо. Все тщательно подгоняется. Вначале — нательное шерстяное белье, а затем — сам скафандр. Поверх него надевают оранжевый костюм — комбинезон. Естественно, нельзя обойтись без ботинок и перчаток. И наконец — гермошлем. Головной убор имеет прозрачное забрало, которое можно открывать и закрывать вручную и автоматически. На лобовой части белого шлема четыре буквы — «СССР». Находящийся здесь доктор медицинских наук В. В. Ларин и профессор В. И. Яздовский наблюдают за одеванием.
— Даже не верится, что сегодня, — говорит Ларин.
— Я до того устал за эти дни, что у меня только одно желание — скорее!
— Вы знаете, Владимир Иванович, ведь многие, даже наши коллеги, считают, что это «скорее» наступит лет через десять.
— Да? Осторожнее, датчик не сбейте! — крикнул он одевающим Гагарина. — Слушаю вас, Василий Васильевич.
— Накануне отъезда на космодром встретились мы с Иваном Гурьевичем Руфановым. Вы его знаете. Разговорились. И вдруг он спрашивает: «А что, Василий Васильевич, как вы думаете, лет через десять человек полетит в космос?»
— А вы что ему? — услышав разговор, спросил Гагарин.
— Обманули, конечно, — подхватил Титов.
— Совсем нет. Я сказал многозначительно, что все может произойти раньше.
— Через девять лет, — рассмеялся Гагарин.
…Скафандры одеты. В дверях «гардеробной» появились веселые лица летчиков. Кто-то крикнул:
— Автобус подан, прошу к старту.
На фоне сероватого утреннего неба ракета выглядит огромной. С земли виден входной люк в кабину корабля.
Подключен лифт. Первым поднимается к вершине ракеты, к кораблю, ведущий конструктор Олег Григорьевич. Проверка, проверка и еще раз проверка всех систем корабля. А через полчаса, не выдержав «разлуки» с кораблем, в лифт входит инженер-конструктор Константин Федорович.
Дует ветер. Здесь, на площадке, в куртке прохладно, и, поежившись от холода, он шутит:
— Там в кабине тепло, как дома, а тут ветрище.
— Заходи, обогрейся, — пригласил Олег Григорьевич.
— Придет время, — уже серьезно ответил Константин Федорович, — когда и трое смогут путешествовать. А со временем — и того больше.
Константин Федорович имел право так говорить. Он принимал самое непосредственное участие в разработке и конструировании корабля «Восток», и поэтому его слова нисколько не удивили Олега Григорьевича. Конструктор уже давно прикидывал проекты корабля ближайшего будущего, в котором можно будет плавать в космосе не час, не два, не сутки, а много дней…
Время шло незаметно. Из люка раздался голос Олега Григорьевича:
— Все проверил сам тщательнейшим образом.
— Какие замечания?
— Никаких.
— Прекрасно. Проверю на всякий случай еще раз.
Инженер вышел из кабины, уступая место Константину Федоровичу. Это «проверю еще раз» могло обидеть любого на его месте, но инженер слишком хорошо знал своего коллегу, его страсть все контролировать. Неторопливо инженер-конструктор прощелкал все тумблеры на приборной доске, включил систему связи и спросил в микрофон:
— Я «Восток», как слышите меня?
— И, услышав ответ дежурного оператора по связи, попросил сказать ему точное время. Было 7.30.
Поднявшись из кабины корабля, Константин Федорович сказал ожидавшему его инженеру.
— Да, все в порядке. Скоро приедет космонавт. Вы останетесь здесь?
— Да.
Выйдя из лифта, Константин Федорович увидел на площадке Сергея Павловича Королева, окруженного группой ученых.
— Есть замечания? — встретил Королев своего сотрудника.
— Замечаний нет. — И не утерпел, сказал: — Неплохо было бы послать в космос и инженеров.
Ученые переглянулись. Сергей Павлович резанул глазами молодого конструктора, нахмурился и что-то пробурчал. Он заметил, что подобные предложения все чаще и чаще срываются с уст специалистов. Он уловил в них попытку подготовить его, Королева, к серьезному разговору о полете инженеров в космос. Сама по себе идея полета ученых и инженеров в космическое пространство казалась академику заманчивой и деловой. Но когда он взглянул на сухую фигуру инженера, на его бледное лицо, то подумал: «Не вынесет он перегрузок при старте и тем более при возвращении на Землю. А он так мне нужен на Земле». Королев хорошо понимал своего ученика. Ведь когда-то и он, строя планеры и самолеты, сам любил испытывать их.
— Вот создадим, Константин Федорович, многоместный корабль, разработаем систему мягкой посадки его и тогда вместе на трое суток полетим. Согласны? Не возражаете?
Инженер даже не улыбнулся, а ответил так, будто вопрос о его полете — дело давно решенное и только не определена точно дата старта.
— Мне обязательно надо слетать. Обязательно, — и ушел.
Ученые вернулись к своей беседе.
Короткое заседание Государственной комиссии. Лаконичный доклад технического руководителя полета С. П. Королева о готовности ракетной системы и космонавта к старту. Подписывается полетное задание космонавту Ю. А. Гагарину — первое, в космос.
…Вот Юрий Гагарин в полном космическом облачении стоит у подножия ракеты. Он докладывает председателю Государственной комиссии о том, что готов к полету… Потом обращается к народам мира:
— Дорогие друзья, близкие и незнакомые, соотечественники, люди всех стран и континентов! — звонким восторженным голосом начинает Гагарин. — Через несколько минут могучий космический корабль унесет меня в далекие просторы Вселенной. Что можно сказать вам в эти последние минуты перед стартом?
Космонавт на секунду задумался…
— Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением. Все, что прожито, что сделано прежде, было прожито и сделано ради этой минуты…
Счастлив ли я, отправляясь в космический полет? — задал себе Гагарин вопрос, ответа на который ждали все. И, не таясь, честно сказал: — Конечно счастлив. Ведь во все времена и эпохи для людей было высшим счастьем участвовать в новых открытиях.
Потом твердо продолжал:
— Мне хочется посвятить этот первый космический полет людям коммунизма — общества, в которое уже вступает наш советский народ и в которое, я уверен, вступят все люди на земле.
Мельком взглянул на часы, широко улыбнулся:
— Я говорю вам, дорогие друзья, — до свидания, как всегда говорят люди друг другу, отправляясь в далекий путь. Как бы хотелось вас всех обнять, знакомых и незнакомых, далеких и близких!
До скорой встречи!
А в ответ аплодисменты, возгласы собравшихся: «Счастливого пути!», «До встречи на Земле!»
…Выйдя из лифта, Юрий Гагарин стал подниматься по металлической лестнице к площадке, с которой — путь в кабину корабля.
Вчера они были тут почти на 40-метровой высоте вместе с Сергеем Павловичем. Долго стояли молча, каждый погрузившись в свои мысли. Бескрайние просторы степи были пустынны, только, словно люди-гиганты, шагали по ней в разных направлениях мачты высоковольтных линий. Где-то на горизонте степь сливалась с удивительно голубым небом. А что там, за ним? По небу медленно плыли белые облака. Каждому из стоящих на вершине космической ракеты даже эта бесплодная степь представала удивительно живописной. Подсвеченная солнцем, она казалась с высоты гигантским мозаичным панно, выложенным то серыми, то коричневыми, то желтыми, то фиолетовыми, то огненно-красными плитами причудливых очертаний.