Конструктор — страница 30 из 39

Это еще сильнее укрепило меня в желании следовать намеченному курсу. Только получив влияние и власть, я смогу тогда защитить себя и хоть как-то поспособствовать наступлению того светлого будущего, о котором постоянно писалось в газетах и говорилось на собраниях комсомола.

Ну а впереди меня ждало поступление в университет, представление моей новой книги Кольцову и, надеюсь, введение норм ГТО в жизнь страны. Что только добавит мне новых очков в репутацию, став фундаментом моего пути к вершине.

Глава 20

Июнь — декабрь 1927 года

Если бы не Люда с Борькой, свой день рождения я бы «проспал». Замотался с работой над книжкой, сдачей экзаменов и выяснением, какие мне документы нужны для поступления и что вообще требуется, чтобы стать студентом одного из старейших университетов страны.

С университетом вообще интересно получилось. После революции в рамках программы большевиков о доступности обучения трудовым массам в него хлынуло огромное количество народа. Ведь в декрете Совнаркома от 1918 года четко говорилось: «каждое лицо, независимо от гражданства и пола, достигшее 16 лет, может вступить в число слушателей любого высшего учебного заведения без предоставления диплома, аттестата или свидетельства об окончании средней или какой-либо школы». Естественно, что это сразу переполнило университет новыми студентами и преподаватели просто не справлялись с нагрузкой. Да и большинство поступивших часто даже грамоты не знали! Пришлось срочно вводить поправки и ограничения. Так в 1919 году были созданы рабочие факультеты — рабфаки, которые готовили детей рабочих и крестьян к поступлению в высшие учебные заведения. Декрет СНК РСФСР «О рабочих факультетах» появился год спустя, в сентябре 1920 года, тогда же был взят курс на «пролетаризацию» высшей школы. На рабфак принимались молодые люди от 18 до 30 лет, имеющие трудовой стаж не менее трех лет, комсомольцы или члены партии.

Сначала туда принимали без вступительных испытаний (требовалось удовлетворительное владение письменной и устной речью и знание четырех действий арифметики). Но со временем правила ужесточились. В 1921 году был введен принцип командирования в вузы абитуриентов партийными, комсомольскими и профсоюзными организациями. Поступающие, получившие командировку, принимались в первую очередь, однако они должны были иметь уровень подготовки, предъявляемый к выпускникам школ II ступени и рабочих факультетов. В этот период поступить в вуз некомандированным было еще возможно, хотя такие абитуриенты зачислялись в последнюю очередь в случае наличия свободных мест.

Переломным стал 1922 год. Поступление лиц без командировок было ограничено, а в некоторые вузы и вовсе закрыто. Общее количество вакантных мест распределялось между командирующими организациями: рабочими факультетами, центральным комитетом партии, профсоюзами, комсомолом, политическим управлением Красной армии, которые должны были направлять на учебу кандидатов, отвечающих классовым принципам. Происхождение абитуриента стало решающим фактором при его приеме в высшую школу. Учитывая тяжелое экономическое положение страны, в 1924 году был принят декрет «О взимании платы в высших учебных заведениях РСФСР», который содержал детально разработанную шкалу оплаты. Бесплатно учились выпускники рабфаков, члены ВКП (б) и комсомола, беднейшие крестьяне, безработные, соответствующего происхождения, бывшие воины Красной Армии, работники просвещения и их дети (спасибо Крупской), круглые сироты, находящиеся на государственном попечении, командированные партийными организациями.

Нельзя сказать, что классовый принцип комплектования вузов был единодушно поддержан партийной верхушкой. Крупская к примеру (и не она одна), активно критиковала жесткую политику пролетаризации вузов, называя ее «дворянской навыворот». Соглашаясь с тем, что вузы должны быть открыты для рабочих и крестьян, она настаивала на том, что высшее образование должно быть доступно и для талантливых детей «нетрудовых элементов», а «недостатки происхождения» могут быть исправлены воспитанием в пролетарском духе. В данном случае к Надежде Константиновне прислушались. И несмотря на то, что правильное социальное происхождение еще долго оставалось бонусом, выделялись места для «талантливых» и «успешно закончивших» средние школы, а также была введена новая категория командируемых — «трудовая интеллигенция». А в 1926 году СНК РСФСР уровнял (при поступлении) детей работников государственной учреждений с детьми рабочих.

Вот и получалось, что в 1927 году благодаря тому, что я проработал, пусть и лишь учеником, несколько лет на заводе, я без проблем подпадал под категорию тех, кого принимают в первую очередь. А то, что я состоял в комсомоле, позволяло не платить за учебу. Ну и успешное окончание всех девяти классов позволило без проблем сдать все вступительные экзамены, которые к этому моменту вновь были введены.

Все это я узнал как раз, когда ходил в Московский университет для подачи заявки на поступление. Спасибо словоохотливой работнице приемной комиссии.

Но вернемся к дню рождения. Первой о нем мне напомнила Люда.

— Что ты хочешь в подарок? — спросила девушка, когда мы сидели на берегу реки, отдыхая после очередного суматошного для меня дня.

— Приму все, что подаришь, — улыбнулся я в ответ.

— Да, но хотелось бы сделать тебе приятно, — потерлась она своей щекой о мою грудь.

Нас сейчас никто не видел, потому мы не стеснялись в проявлений чувств.

— Ты прочитал ту книгу, что я тебе в прошлый раз подарила?

— Нет, — вздохнул я. — Времени не было… — попытался я оправдаться.

— Брось, — отмахнулась Люда. — Захотел бы, прочел. Потому я и спросила — мне не хочется, чтобы мой подарок пылился у тебя в комнате.

Я задумался на несколько минут. Что такого мне может подарить моя девушка, чего у меня нет или не может любой другой? Сразу в голову полезли пошлые мысли. Тем более и возраст уже был такой, что еле удавалось сдерживать гормоны, чтобы не заглядываться на всех встречных красавиц. Но нет. Люда хоть и позволяла мне многое, но вряд ли сейчас готова была зайти настолько далеко. Однако совсем отринуть подобные мысли не получилось, и я рискнул попросить ее кое-что другое:

— Подари мне танец.

— Танец? — удивленно подняла она голову.

— Да. Но только для меня. Танец, где ты медленно раздеваешься… — в бок прилетел кулачок Люды. — Не до конца конечно, — тут же умерил я аппетит. — Но только чтобы это было красиво.

— Я подумаю, — спустя долгих пять минут ответила она.

Тогда этот разговор завершился, но все же она выполнила мою просьбу.

Борька остался верен себе и подарил мне снова книгу. Но на этот раз не практического толка, а художественную — «Гиперболоид инженера Гарина», написанную Алексеем Толстым.

— Обязательно прочти! — горячо шептал мне друг, вручая подарок. — Очень интересная вещь! Хоть и фантастика, но там такие вещи описаны, что просто дух захватывает!

Родители в качестве подарка разорились на настоящий дипломат — шутка ли, их сын студентом скоро станет. Конечно, тогда этот чемодан так не назывался, но уж очень был похож. К празднику на этот раз присоединились и родители Люды. Илья Романович подарил мне свою новую книгу, а мама Люды — билеты в театр. Кати в этот раз не было, что и к лучшему. Мы вообще за последний год почти не общались, а при встрече лишь изредка кивали друг другу. Больше я никого не звал, и праздник получился чисто семейный.


К первому сентября комплекс ГТО наконец был утвержден и с незначительными доработками направлен в школы. Тогда же начали выпускать и мою первую книгу грамматики для младших классов. А я еще и Михаила Ефимовича порадовал, завершив работать над такой же книгой, но уже по авиации.

Кольцов с удовольствием листал мое творение, любуясь рисунками самолетов, их отдельных узлов и вчитываясь в краткие характеристики под каждой «3д» картинкой.

— Отличная работа! — наконец подвел он итог. — Обязательно запустим в печать.

Пользуясь случаем, предложил ему сделать такие же книжки и по другим видам техники, что он горячо поддержал. Ну и понятно, что инициатива… и далее по тексту. Но на это я и рассчитывал. Чем больше я создам таких книжек, тем шире будет известно мое имя. А это уже тоже можно будет использовать как некий политический капитал. Одно дело, когда разговариваешь с неизвестным молодым комсомольцем, другое — с уважаемым писателем, двигателем науки и техники. А именно так я хотел себя поставить.

Учеба в университете началась для меня с изучения территории ВУЗа и запоминанием преподавателей и аудиторий. Знакомство с новыми однокурсниками на этом фоне прошло незаметно. К тому же я был вынужден покинуть КБ Туполева. Уж очень плотный график у меня теперь образовался. Я просто физически не успевал и учиться и даже проводить вечерние уроки. Что уж тут говорить об участии в разработке новых самолетов. Андрей Николаевич принял мой уход спокойно. Пожелал плодотворной учебы и выразил надежду на новое сотрудничество, когда я завершу обучение, пусть и не в качестве инженера. Хороший он мужик.


В октябре по стране прокатилась ошеломительная новость — Совнарком объявил о постепенном переходе на семичасовую рабочую неделю. Указа пока не было, но уже сообщалось, что в ближайшие пять лет этот переход должен быть осуществлен. Народ принял известие ликованием. Большевики и пришли к власти во многом обещая то, что будет сокращаться рабочая неделя, и пока делом подтверждали свои слова. Упоминание о пяти годах перехода было не случайным. Еще в апреле шестым съездом был утвержден принцип пятилетнего планирования. Первая «пятилетка» должна была начаться с 1928 года, а сейчас прорабатывался план по развитию народного хозяйства на этот период под руководством Куйбышева и Кржижановского.

Отец был очень воодушевлен этим постановлением, хотя и суеверно поплевывал через левое плечо.

— Решение хорошее, — делился он со мной, — но не знаю, получится ли. Обещают сохранить заработную плату, но все ли получится? Сейчас вот еще хотят ввести план на пять