— Что будем делать, Пётр? — обратился я к товарищу.
— Я не знаю, нам нужно кого-нибудь найти и спросить.
Отблески пожара от загоревшегося второго вагона падали на лицо Петра, искажая его до неузнаваемости.
— Кого ты сейчас найдёшь, все в панике? Никто ничего не понимает, все занимаются только спасением себя, — прорезалась у меня горечь. — Надо что-то делать, ты ведь умеешь мять металл, давай разорвём кабину паровоза и найдём машинистов, или займёмся спасением людей в первом вагоне. Посмотри, там творится что-то невероятное.
— Не так всё просто, Фёдор, мне нужен эфир, любой, даже самый грязный, чтобы настроиться на действие, и тогда я смогу работать, а без него у меня плохо получается.
В это время от первого вагона, до которого мы немного не дошли, донёсся истошный крик.
— Помогите! Кто-нибудь, помогите! Ааааа!
Мы вздрогнули и оглянулись на голос.
— Пойдем! — крикнул Пётр, и мы принялись спускаться с откоса, приближаясь к распластанному на земле вагону.
Дойдя до него, мы увидели ужасающую картину людского бедствия. Вагон оказался полностью искорёжен, и теперь люди пытались выбраться наружу, кто как мог, но металл не давал этого сделать, препятствуя освобождению своими разодранными, острыми, как лезвия, краями. Людей нужно спасать, но как⁈
Возле лежащего вагона уже бегало несколько взрослых мужчин, в том числе и кондукторы, пытаясь выручить людей и открыть в вагоне двери, но получалось у них очень плохо.
— Надо что-то делать, — вновь пробормотал я вслух, не в силах ничем помочь.
Пётр заметался и, видимо, решился использовать свой дар, но не преуспел в этом, ему все мешали, отталкивая в сторону, и он только путался под ногами у взрослых.
— У кого есть дар? — внезапно прозвучал твёрдый мужской голос позади нас.
Я оглянулся.
— Внимание! Все, у кого есть дар или источники света от эфира, прошу подойти сейчас ко мне, нам необходимо спасти людей, — продолжал мужчина. — Повторяю, все у кого есть дар или источник света, прошу подойти ко мне. Передайте это людям из других вагонов по цепочке. Это приказ!
Твёрдый голос словно пробивался сквозь густую пелену паники. Кто-то продолжал суетиться, пытаясь что-то или кого-то спасти, кто-то застыл на месте, прислушиваясь к уверенному голосу, а кто-то продолжал рыдать, валяясь в молодой траве под откосом.
А голос смутно различимого в темноте мужчины, между тем, продолжал вещать, старясь максимально привлечь к себе внимание.
— Оповестите всех выживших кондукторов. Я, Антон Павлович Серов, военный хирург госпиталя его императорского Величества беру всю ответственность и командование на себя. Я дворянин и офицер. Прекратить панику, дароносцам и людям, имеющим фонари с огненным эфиром, немедленно прибыть ко мне и отрапортовать о своём прибытии. Только в наших руках людские жизни. Выполнять немедленно! — последнюю фразу он буквально выкрикнул изо всех сил.
Видимо, у него тоже сдали нервы, и крик получился не сильно властным, но нас с Петром всё равно проняло. Мы очнулись и начали пробиваться к военному медику. Рядом с мужчиной мы оказались не первыми, раньше нас к доктору успел подойти какой-то офицер, что путешествовал в штатском.
— Штабс-капитан Ипполит Васин, уланская пехота, 101 пехотный полк, следую из отпуска в часть, не спрашиваю вашего звания, но прошу распоряжаться мною, как вашим подчинённым. Что нужно делать?
— Организуйте эвакуацию людей из пострадавших вагонов, соберите всех мужчин, которые в состоянии отвечать не только за себя, но и за других, и ведите их сюда. Здесь наиболее пострадавший вагон, я подозреваю, что окажется и наибольшее количество погибших и раненых. Вы слышите, многие ещё живы. Сейчас дорога каждая минута, сколько людей мы сможем вытащить сначала из вагона, а потом и с того света, зависит теперь только от нас, господин штабс-капитан.
— Я понял, будет сделано!
— Постойте! — остановил его доктор, — прошу вас, найдите мне хотя бы одну медсестру, я собираюсь делать операции прямо здесь, все инструменты у меня с собою, но я один не справлюсь, нужно перевязывать и оказывать другую помощь.
— Я найду, не медсестёр, так любых женщин и мужчин, мы спасём людей, доктор, клянусь честью офицера!
— Я вам верю, — устало произнёс доктор.
В этот момент, запыхавшись, к нему подбежали мы.
— Доктор, мы вдвоём носители дара.
— Вы⁈ — доктор уставился на нас во все глаза, а мы на него. В свете Луны и отблесках пламени горящего поодаль паровоза, я старался разглядеть доктора. Он оказался среднего роста, худощавый, лицо его рассмотреть оказалось трудно, бросались в глаза только очки и небольшая бородка клинышком. Что видел он, было понятно: двух перепуганных насмерть гимназистов.
— Каким даром вы владеете?
— Я могу сминать и размягчать железо, — сказал Пётр.
— А я могу творить в воздухе чертёж или любой рисунок.
— Вы, юноша, как раз можете пригодиться, — повернулся доктор к Петру, — ступайте к вагону и попытайтесь расширить дверь, а если сможете, то и вовсе уберите её, нам нужно достать людей, видите, вагон упал, и с одной стороны окна и двери заблокированы, а с другой стороны — смяты. Вы видите, что творится, люди спасаются через два окна, и выбралось пока очень мало, а сколько внутри находится раненых, которым нужно оказать первую помощь, мы даже не представляем. Вы понимаете, юноша?
— Я понимаю, — потерянно пролепетал Пётр, — но мне для активации своего дара нужен эфир.
— Какой?
— Любой, лучше огненный.
— Бегите до вагон-ресторана, возьмите там любой эфирный светильник, разбейте его и активируйте свой дар.
— А если мне не отдадут его?
— Так отнимите или украдите. Сейчас чрезвычайные обстоятельства, и вы также можете поступать чрезвычайно. Всю ответственность за это я беру на себя, о чём обязуюсь подтвердить под присягой.
— Я понял, бегу.
Пётр, повернулся и бросился назад, быстро затерявшись в темноте. Доктор тут же отвернулся от меня и потерял всякий интерес, переключившись на командование людьми, что подходили к нему.
— А я, у меня ведь тоже есть дар?
Доктор не слышал меня, но набравшись наглости, я вновь, на этот раз очень громко, повторил свой вопрос.
— Извините, молодой человек, но мне художники и карикатурщики не нужны, — довольно резко бросил доктор и отошёл в сторону.
Слёзы горечи брызнули у меня из глаз, оглушённый этим ответом, я отошёл в сторону, не в силах ничего соображать, но природное упрямство и ужасающая обстановка вокруг быстро вернули мои мысли в прежнее русло. Что же, раз я не пригодился, как специалист и носитель дара, это не отменяет того, что я нужен, как человек, и я принялся помогать выбираться из окон тем, кто это пытался сделать изнутри.
Толку от моих действий оказалось мало, и я лихорадочно думал, как могу использовать свой дар по-другому, ведь все просто не понимали, насколько он необычен и функционален, они не понимали, а я понимал. Стоп! Нужно изучить устройство вагона, ведь как можно помочь людям, если мы не знаем слабые места его конструкции, где можно прорубить или, пользуясь даром Петра, промять его обшивку. Да и вообще, надо знать, как!
Это мысль настолько поразила меня, что я застыл, сделав два шага назад, и начал лихорадочно вспоминать всё, что знал об общих вагонах. Я ездил в них, и этот ничем не отличался от тех, в которых я редко, но бывал, да и когда работал в депо, помогал чинить подобные, хотя и не задумывался об этом.
Осознав эту мысль, мой мозг заработал в полную силу, голова стала ясной и лёгкой, мысли потекли в нужную сторону, выволакивая каким-то образом из самых дальних закоулков моей памяти, казалось бы, давно забытые факты и какую-то мелочёвку, которая просто даже не отложилась у меня осознанно. Скорее запомнил я её машинально, просто глаза увидели, и всё, а она осталась, никто ведь не знает настоящих возможностей нашей памяти.
Я начал больше вспоминать различных деталей, а чтобы память выдавала мне всё новые, оббежал весь вагон, присматриваясь ко всем особенностям его конструкции. Дикие крики умирающих людей, их стоны и мольбы о спасении, казалось, только подстёгивали мою память, заставляя работать мозг с чудовищной перегрузкой.
Я спасал людей, правда, они ещё об этом не знали, и не понимали, и возможно, видя мой тёмный силуэт, думали обо мне очень плохо и даже проклинали, но я не мог отвлекаться. Все мои силы сейчас были направлены только на одно — скорее вспомнить устройство вагона и спасти людей. Вспомнить и спасти!
Всё новые подробности появлялись у меня голове, пока, наконец, картина конструкции вагона не сложилась полностью. Обрадованный, я поспешил к двери вагона, надеясь увидеть возле неё Петра. Это так и оказалось, он, видимо, смог добыть эфир, уж не знаю каким способом, и теперь корячился возле заблокированной выходной двери, пытаясь открыть её, но у него ничего не получалось. Это я понял по его напряженному виду, ругательствам и каплям пота, что текли градом по его щекам, собираясь из ручейков, спускающихся со лба.
— Пётр, не получается?
— Нет, доннер-веттер! — узнав меня, ответил он. — Я не понимаю, что нужно сделать в первую очередь, это всё равно, как перерубать рельсу топором, я слишком слабо умею пользоваться своим даром.
— Я тебе помогу.
— Как⁈
— Увидишь! У тебя осталась хоть капля эфира?
— Нет, нашёл светильник уже разбитый, там чуть всего оставалось.
— Где он?
— Вон валяется, — махнул рукой куда-то в сторону Пётр.
Обернувшись в указанном направлении, я стал быстро шарить руками по земле, пытаясь найти искомое.
Время катастрофически уходило. Благодаря действиям доктора начали подтягиваться люди, но проникнуть внутрь никому не удавалось. Странно, но с даром больше никого из пассажиров не нашлось, или их дар оказался бесполезен, как и мой. Ну, нет, я не бесполезный.
В невысокой траве блеснул жёлтым разбитый ночник, подхватив с земли, я внимательно его осмотрел. В принципе, я не нуждался в эфире, как таковом, но психологический эффект, как нас учили, всегда имеет место. Мне достаточно взять в руки вещь, что содержала когда-то эфир, чтобы настроиться на работу. Сам эфир есть и в воздухе, его просто надо почувствовать и собрать вокруг себя, чтобы начать работать.