Конструктор живых систем — страница 24 из 43

— А фуражку другую?

— А, совсем запамятовал, сейчас, — забрав помятую фуражку, старик отправился вглубь склада и довольно быстро принёс совсем другую, новую, не мятую.

— Держи и ступай.

Забрав связанные шпагатом вещи и еду, я открыл дверь склада и отправился в общежитие, нагруженный сверх меры. Пока шёл, откусил кусок от сыра и хлеба, не обращал ни на что внимание, а зря. Навстречу мне попалась шумная компания хорошо одетых юношей моего возраста. Они шли, весело переговариваясь друг с другом.

Попалась и попалась, мне на них всё равно, я пребывал весь в мыслях о том, как бы мне всё успеть сделать: и форму сшить, и пообедать хорошо и вкусно, и все остальные дела проделать. А вот компашке оказалось не всё равно.

— Смотри, Казимир, какому-то гимназисту форму дали бесплатно! — с характерным акцентом сказал один из весельчаков.

— Где? А, так ему не только форму дали, а ещё и хлеба, ходил на склад побираться, а ещё гимназист! Хотя, судя по его виду, он на последние деньги форму купил, а то и вовсе с чужого плеча получил.

Услышав эти слова, я остановился, растерявшись, сначала даже не поняв, о ком речь. Говоривших оказалось трое, один из них, очевидный запевала, сильно смахивал на картвела, а после того, как его назвали по имени, никаких сомнений не осталось. Звали его Вахтангом, третьего же, как оказалось позднее, звали Густавом.

— Да какой он гимназист, приблудный нищеброд это, Вахтанг.

— Это вы сейчас обо мне? — вмешался я в их разговор.

— А то, о ком же? О тебе, конечно! — сказал среднего роста, но при этом очень полный картвел, по имени Вахтанг.

— Это оскорбление! — выкрикнул я в ответ и бросил себе под ноги вещи.

— А ты дворянин разве, чтобы оскорбляться, а? — презрительно процедил слова сквозь губу высокий, голубоглазый блондин по имени Казимир.

— Он из разночинцев, — спокойно пояснил третий, очень сильно смахивавший на свея, рассматривая меня с таким видом, как будто увидел блоху, а не человека.

— Ты ещё нас на дуэль вызови, — заржал Казимир.

Кровь бросилась мне в лицо, но я не нашёлся с ответом. На дуэль мог вызвать только дворянин, если ему нанёс оскорбление другой дворянин. Во всех остальных случаях ссоры решала полиция или, как в данном случае, кулаки, но последствия для участвующих в драке потом окажутся абсолютно разными. Мне ещё потом и штраф присудят, независимо от того, прав я или не прав. Мы сословное общество, где права у всех разные, но и этим так просто с рук не сойдёт, особенно, если я смогу доказать оскорбление.

Этот самый Казимир, судя по его лицу и имени, являлся полабом и носил перстень-печатку, что указывало на его принадлежность к дворянам. По остальным понять, кто они, оказалось труднее, но судя по одежде, небедные уж точно. Нужно сохранить лицо, но для этого придётся драться со всеми, и если окажется, что они все дворяне, то у меня возникнут проблемы. Да и как драться на равных, когда их трое, а я один…

— И вызвал бы, а вы разве дворяне? — наконец нашёлся я с ответом.

— Ха! Я барон Казимир Блазовский.

— А я князь Вахтанг Кавабидзе.

— Я барон Густав Седерблом, а ты кто?

— Я Фёдор Дегтярёв, сын почётного гражданина и поручика императорской армии, погибшего в бою.

Судя по выражению их лиц, меня ожидал поток дальнейших оскорблений, но армию в империи уважали и оскорбление памяти погибшего офицера уже рассматривал не обычный суд, а суд чести, который проводился только представителями дворянства, за такие проступки карали всех без исключения и очень серьёзно. Поэтому новый поток оскорблений, зародившийся в их головах, так и не покинул их рот.

— Ясно, — Казимир, что явно являлся заводилой всей компании, деланно зевнул, — ладно, пойдёмте отсюда, пусть насладится своим убожеством. Пора отобедать, ведь нам не нужно бродить по складам, чтобы сэкономить копейки от пенсии, оставшейся по потери кормильца.

Оскорбление достигло своей цели и, сжав в кулаки, я бросился на полаба. Будь, что будет, но память отца я не отдам на поругание. Этого, видимо, и добивалась данная троица.

— Густав! — крикнул Блазовский, и в тот же миг мои ноги потеряли опору, и я на всём бегу на мгновение завис и упал, ударившись со всей силы о землю. Искры посыпались у меня из глаз, я на какое-то мгновение потерялся, чувствуя боль в разбитом о землю лице. Этим воспользовалась троица и, издевательски засмеявшись, они направились прочь.

— Хороший у тебя дар, Густав, — сказал Казимир, — отлично выбивает опору из-под ног всяких нищебродов.

К тому моменту, когда я смог встать и посмотреть им вслед, троица оказалась уже довольно далеко. Бежать за ними глупо, да и что я мог им сделать, кроме как опять упасть на землю, мой дар ничем не сможет мне помочь в такой ситуации, ничем. Но я запомнил и эти слова, и этот поступок. Придёт время, и я смогу отомстить всем троим, поступив с ними так же, как они сейчас со мной.

Стерев кровь с лица, я хмуро обернулся вокруг, но рядом никого не оказалось, и наша стычка никому не попалась на глаза. Это и хорошо, и плохо. Плохо, потому что у меня не окажется доказательств, в случае чего, а хорошо, что никто не видел моего позора. Но теперь у меня есть ещё одна цель для того, чтобы учиться.

У меня слабый дар, но я уверен, что смогу сделать его сильным и трансформировать во что-нибудь совсем иное. Как? Этого я пока не знал, но решил стремиться всеми силами!

Постояв ещё несколько минут, чтобы окончательно прийти в себя, я собрал лежащие на земле вещи и побрёл в общежитие. Там по-прежнему клубились новоиспечённые студиозы, на меня никто из них не обратил внимания, лишь вахтёр бросил мимолётный взгляд, и узнав, ничего не сказал, опрашивая очередного заезжающего.

Ну, а мне что говорить? Дойдя до своей комнаты, я сгрузил вещи на кровать и пошёл умываться. Глядя на себя в зеркало, ухмыльнулся: нос напух, а сам лопух, и ведь ничего не смог противопоставить троим придуркам. Взял бы хоть камень кинул вслед, и то хлеб. Хотя, что бы это дало? Меня потом могли ещё и обвинить в том, что я напал на дворян, сам не будучи дворянином, и это в первый же день.

М-да, вот же хитрые ублюдки, подловили, поглумились и ушли, в полном триумфе. Есть над чем поразмыслить, но унывать я не привык, а месть — блюдо, которое хорошо употреблять холодным. Не знаю, на каком они факультете учатся, но в долгу я не останусь. Впрочем, что сейчас об этом думать, надо сначала зарекомендовать себя, научиться каким-то боевым навыкам, а уж потом в драку лезть, а то опять опозорюсь, и мордой в грязь.

Я представил, как выглядел со стороны, и меня посетило дежавю: с одной стороны, стало больно, с другой — меня захлестнула иррациональная ярость. Хотелось найти всех троих и долго и жестоко бить. Невольно усмехнувшись собственным мыслям, я решил пока оставить всё, как есть. Уронили они меня на землю, разбили нос, причём просто так, ну что же, долг платежом красен, а пока хватит об этом думать. Вахтёр предупреждал, что здесь всё непросто, вот и подтверждение его слов. Я ещё раз взглянул на себя в зеркало, закончил умываться и пошёл в свою комнату.

Войдя, я проверил, на месте ли записка кладовщика, пробормотал вслух полученный от него адрес лавки по продаже академической, да и не только, формы и мастерской по пошиву, захватил кусок матери и отправился искать нужный дом.

Выйдя за ворота, я оглянулся вокруг. Улица, на которую выходил учебный комплекс зданий академии, не имела такой ширины и пропускной способности, как центральные улицы Павлограда, скорее, она напоминала обычные улицы Крестополя, которые хоть и вмещали намного меньше народа, но жизнь бурлила почти так же, как и здесь.

Движение по ней оказалось не слишком оживлённым, но то и дело подкатывали нанятые абитуриентами экипажи со всех сторон города, а то и просто извозчики с вокзала, и высаживали новоиспечённых студиозусов, что думается, мало отличались от меня в своей наивности.

Сделав несколько шагов вдоль улицы и удалившись непосредственно от входа, я остановился, и некоторое время с искренним любопытством наблюдал за прибытием поступивших в академию. Наблюдал минут пять, затем, отвернувшись, потопал по своим делам, мысленно создавая картину уличного движения. Зачем? Чтобы потом потренироваться на досуге, пока никто не видит. Мне надо добиться увеличения продолжительности времени, в течение которого я смогу удерживать картину, а это достигается только постоянными тренировками.

Не успел я пройти и двести метров, как меня с басовитым гудением обогнал локомобиль, обдав при этом густым чёрным дымом, выходящим из выхлопной трубы, что торчала у него наверху. Вдохнув поневоле этот чад, я громко чихнул и послал вслед агрегату множество «добрых» слов, но тот уже скрылся за ближайшим поворотом.

Вскоре я нашёл нужную лавку и, войдя внутрь, сразу окунулся в атмосферу сукна и мундира. За прилавком стоял относительно молодой приказчик и деловито клацал костяшками на больших деревянных счётах, проговаривая при этом расчёты вслух. Заметив меня, он бросил своё занятие, убрал бумагу и счёты, и сразу же обратился ко мне.

— Чем могу быть вам полезен, господин гимназист?

— Я поступил в инженерно-духовную академию имени Павла Третьего и теперь мне требуется сшить мундир. Брюки и фуражка у меня есть, ещё кладовщик выдал сукно и просил передать вам записку от него, чтобы вы помогли мне с пошивом кителя и фурнитурой.

— Да-да, у нас есть договор с мастерской, адрес вам известен?

— Да.

— Тогда уточните, что у вас уже есть и чего вам не хватает?

— У меня есть фуражка и брюки, и больше ничего.

— Ага, тогда нужно шить только китель, а также оформить его согласно правилам и цветам вашего высшего учебного заведения, так?

— Да.

— Ясно, значит, вам необходимо докупить у нас галуны, погоны, фурнитуру на погоны, фурнитуру на стоячий воротничок, аксельбанты. Пуговицы какие предпочитаете: медные, оловянные, латунные?

— Лучше латунные.

— Прекрасный выбор, у нас как раз есть совершенно новые. Ботинки вам выдали?