«Из ничего выйдет ничего» — перевёл я это широко известное в империи изречение. Лента трепыхалась, то и дело надувая или выпячивая разные буквы, в результате чего чаще всего виднелось слово «ничего». Взгляд постоянно выхватывал его, и вскоре в моей голове стала постоянно биться одна мысль — ничего, ничего, ничего.
Странное это слово, имеющее сразу несколько смыслов. С одной стороны — ничего, значит пусто, с другой стороны — ничего, значит всё хорошо. Выбери нужное по смыслу, и я решил выбрать то, что означает стабильность, а не пустоту.
— Сегодня знаменательный день! Мы принимаем в наши ряды новых студиозусов, — гремел усиленный динамиком голос декана какого-то из факультетов, названия которого я, к сожалению, не запомнил. — Сегодня и завтра все первокурсники пройдут усиленный входной контроль, в результате которого их ещё раз перераспределят, с их согласия, разумеется, учитывая дар, имеющийся у каждого поступившего на первый курс. По окончании проверки и перераспределения все приступят к занятиям. Старшекурсники начнут занятия уже с завтрашнего дня.
Оратор сделал паузу, которая тут же заполнилась продолжительными овациями и одобрительным гулом собравшихся, большинство из которых являлось родственниками студентов, а ректор продолжил.
— Наша империя вступает в новую эпоху. Эпоху расцвета и технического совершенства, для чего нам требуются новые инженерные кадры. Очень много инженеров! Так поприветствуем сейчас тех, кто поступил в нашу академию в этом учебном году, дабы поднять престиж нашего государства! Мы ждём от них желания развить страну и приумножить её богатства. Мы принимаем их в нашу дружную семью и желаем насытиться знаниями и выйти из стен нашей осенённой Даром Господа нашего академии настоящими инженерами! Браво, первокурсники, браво!
— Браво! Браво! Виват! Виват! — начала скандировать тут же в ответ толпа. — Да здравствует первый курс!
В это время взгляды всех собравшихся людей оказались устремлены на первокурсников, отчего у меня лихорадочным румянцем загорелись щёки, не меньшие чувства испытывал и Пётр, да и остальные первокурсники явно пребывали в радостном шоке, купаясь в неожиданных для них лучах славы. Какое же это упоительное чувство — ощущать себя нужным и важным.
К сожалению, довольно быстро наше чествование прекратилось, организованный митинг подошёл к своему концу, но когда мы уже думали, что всё закончилось, то в небе над нами появился неторопливый дирижабль и с него посыпались разноцветные бумажки, которые внезапно для всех стали складываться в приветственную надпись: «Да здравствует инженерно-духовная академия!!!»
Надпись зависла в небе, вызвав у присутствующих бурю эмоций. Все закричали от восторга, закричал и я. Эхо криков: «Да здравствует!» — накрыло всю площадь, отражаясь от стен учебных корпусов академии, и вдруг откуда-то снизу прямо в центр надписи ударил мощный поток воздуха, разорвав надпись напополам, отчего она тут же распалась, осыпавшись вниз дождём из разноцветных бумажек.
Вздох разочарования прошёлся по толпе, не все и не сразу поняли, что это сделал кто-то со стороны, а не специально. Впрочем, организаторы оказались на высоте, и ректор громогласно провозгласил окончание торжества.
— Ты видел? Это кто-то подпортил нам праздник, — толкнул меня локтем в бок Пётр.
— Видел, но может, так было задумано?
— Нет, это чей-то злой умысел, я это так не оставлю, нужно обязательно выяснить, кто и зачем это сделал.
— Не знаю, без нас тут умных хватает, выяснят, и нам скажут.
В это время ректор нашего факультета дал отмашку и повёл всех первокурсников, как оказалось, в актовый зал. В просторное помещение, кроме студентов нашего факультета, поместились ещё и первокурсники с новомодного факультета воздушного транспорта.
Актовый зал вместил в общей сложности почти двести человек. Расположившись за деревянными столами, прекрасно сделанными, хоть и старомодными, мы приготовились внимать. Всё же, вводная лекция или, как сказал ректор, новая проверка дара каждого.
Впустив всех пришедших, актовый зал огласился гомоном новоиспечённых студентов, живо обсуждавших всё случившееся. Появились и девушки. Наша знакомая графиня и ещё две, которых мы не знали, и толком рассмотреть пока не успели, они продефилировали вниз и уселись на самой ближней к кафедре парте. Ни слева, ни справа к ним подсесть никто не решился, так что, барышни-студентки оказались предоставлены сами себе.
Не успели мы толком рассесться и наговориться, как в актовый зал прошли три преподавателя, одним из которых оказался декан нашего факультета. Чуть позже к ним присоединились ещё двое.
— Господа студиозы, — начал свою речь декан, встав за кафедру, отчего во всём зале почти мгновенно установилась гробовая тишина. — Приветствую вас на факультете водного и железнодорожного транспорта, а также, — тут он кивнул в сторону сидящего за столом слева от кафедры благообразного мужчины и добавил, — также на факультете вновь образованного воздушного транспорта. Я декан вашего факультета, зовут меня Василий Петрович Матецкий, прошу любить и жаловать.
Тут декан сделал небольшую паузу, во время которой присутствующие в зале принялись оживлённо переговариваться, приветствуя своего декана, и вновь продолжил.
— В этом году мы сделали очень большой набор, я бы даже сказал, архибольшой. Это связано с огромной потребностью в инженерах для нашей империи. Всё это вы уже сегодня слышали, да и не только сегодня, так что, примите, как данность. От вас сейчас требуется только одно — направить все усилия на учёбу.
Тут декан сделал паузу, а мы все невольно зашумели, вполголоса обсуждая его слова.
— Видишь, как мы нужны! — толкнул меня локтем Пётр, вновь утратив свою немецкую чопорность.
— Это политика такая, сейчас мы нужны, а завтра нас выгонят вон с академии, если станем плохо учиться.
— Но мы-то будем хорошо учиться, Фёдор, правда⁈
— А у нас разве есть другой выбор?
Вместо ответа Пётр усмехнулся и хотел хлопнуть ладонью по моей ладони, но в этот момент декан, после небольшой паузы, снова заговорил.
— Итак, судари и, особенно, сударыни, — он сделал вежливый кивок в сторону трёх девушек. — Сегодня я уполномочен заявить о том, что после завершения данной лекции вы все будете заново опрошены и осмотрены, в фигуральном смысле этого слова, на предмет переосмысления действий вашего дара, а также продемонстрируете его возможности, но не при всех, а в выделенном кабинете. Там каждого из вас примет специальная комиссия и полностью разберёт возможности и область применения вашего дара. Это займёт весь сегодняшний день и часть завтрашнего, но мы опросим и осмотрим абсолютно всех. Предварительные данные нам известны, как и результаты осмотра тех комиссий, которые принимали вас перед поступлением в нашу академию, а потому нужны уточнения. У кого есть ко мне вопросы? — неожиданно резко закончил декан свою речь.
Некоторое время все переваривали услышанное, но никто не решился задать вопрос. И всё же, смелый нашёлся, вернее, смелая. Одна из девушек, с тёмными гладкими волосами, собранными в аккуратную причёску, подняла руку и, увидев разрешающий жест декана, встала и задала свой вопрос.
— А что не так может оказаться с нашим даром? И как возможно его изменение за несколько месяцев после того, как его проверили и оценили?
— Прекрасный вопрос, барышня, спасибо. Ну, что же, отвечу, как есть. Дело в том, что в вашем возрасте дар ещё не проявляет себя в полную силу, он может видоизменяться. Кроме того, некоторые из вас изначально неправильно используют возможности своего организма и ведутся на внешние проявления, наиболее яркие, по вашему мнению, тогда как сам дар может нести совсем другую направленность и казаться намного более мощным, чем вам прежде думалось. Все эти факторы не всегда учитывают члены выездных или губернских комиссий. Часто они загружены и поэтому могут ошибаться, также этому мешает недостаток квалификации или бытовые причины. Мы же, в стенах своей академии просто обязаны досконально изучить свойства и природу назначенного вам самим Творцом Дара. От этого, простите за цирковое сравнение, и пляшем. Каждому из вас будут назначены определённого вида занятия, стимулирующие на овладение даром в полной мере, и главное… — тут декан сделал паузу, — на правильное владение им, подчёркиваю, ПРАВИЛЬНОЕ! А сейчас я предоставляю слово нашему главному специалисту Карлу Генриховичу Браузевицу.
Уступив место на кафедре, декан сел за стол, а к ней прошёл небольшого роста мужчина, одетый в тёмный костюм, носящий пенсне и с аккуратным пробором на коротко стриженой голове. Больше я ничего в нём не запомнил, кроме его какого-то очень вкрадчивого и спокойного голоса.
— Дорогие студиозы, я не стану тратить ваше и своё время на рассказ о том, как вы будете учиться, а попрошу каждого выйти и представиться, кратко назвав свой дар. На этом вводную лекцию мы закончим, после чего совместным решением распределим вас на небольшие группы и отправим для прохождения обследования в назначенные аудитории, в соответствии со спецификой вашего дара. Я думаю, нет смысла бесконечно повторять уже сказанное, а потому прошу выходить, согласно алфавитного списка. Итак, первым у нас на очереди… — тут Браузевиц раскрыл свою папку и назвал первую фамилию.
Первым вышел студент по фамилии Абрикосов, представился, волнуясь, назвал свой дар и пошёл обратно на своё место. За ним встал и представился следующий. Через непродолжительное время вызвали Петра.
— Пётр фон Биттенбиндер, дар «Размягчение материала», — произнес Пётр и вернулся на место.
— Ну, как я, не оплошал? — спросил он у меня.
— Нет, всё хорошо.
— Ага.
С замиранием сердца мы ждали, когда выйдет наша знакомая, что и случилось совсем скоро.
— Женевьева Васильева, дар «Изменение свойств неживой материи», — гордо вскинув голову, произнесла графиня и вернулась за парту. Практически следом за ней встал и я, услышав свою фамилию.