— Нет, — промямлил я.
— Ммм, ещё и неуч, или просто не сказали.
— Так меня прислали сюда после первичного осмотра, и всё. Я больше ничего не знаю.
— Прислали его, ну допустим. Ладно, ты пока готовься продемонстрировать свой дар, а я твоими бумагами займусь, а то что-то ты мне непонятен, юноша.
Я кивнул, нашёл стул и послушно уселся возле какого-то агрегата, а техник, инженер или лаборант, уж не знаю, кто это, собственно, уткнулся в мои бумаги и стал их изучать.
— Гм, так-так… угу, вот те раз. Ну, я так и думал, интересненько, вот оно как. Да уж, — слышались его восклицания от стола, заставляя меня сильно переживать. Но деваться всё равно некуда, и я отвлёкся от плохих мыслей и принялся с интересом разглядывать окружающую обстановку.
— Ладно, всё с тобой ясно. Понятно, почему тебя прислали именно ко мне, у тебя двойная рефракция с неустойчивым колебанием резонансных контуров, плюс ко всему флуктуационный синдром неправильного развития изначального зерна природного дара. Кажется, ты просто не понял или побоялся своего дара, и заострил внимание не на его развитии, а на демонстрационных возможностях.
— Нет, я занимался даром, а мне все говорили, что он больше подходит художнику или скульптору, а я хочу стать военным, бомбардиром, и попасть в рыцарскую гвардию, и вообще…
— Ясно, синдром нереализованных возможностей Гальбштадта, плюс психологическая конверсия на фоне обратного опрокидывания по синусоидальному типу. А в связи с настойчивым вниманием и осуждением со стороны близких родственников усугубляется ещё и перманентным состоянием носителя. Это нормально, часто так и случается, когда принимают не то, что имеется в наличии.
— Как это? — обиделся я.
— Ну, как тебе объяснить. Вот есть собака, она изначально имеет сугубо прикладное значение и априори должна защищать либо человека, либо его жилище. Но собаки бывают разные: одни могут защищать, а других приходится самих защищать, но и здесь есть нюансы, и если человек займётся воспитанием, то он сможет подготовить отличного боевого пса, даже если тот совсем небольшой. Вот так и тут: окружающая среда очень сильно влияет на восприятие дара самим его носителем, отсюда и неудачи. Если носителя не трогают и дают дару развиваться свободно, то он, как правило, проявляется в правильном направлении. Если же идут постоянные разговоры об области его применения, особенно, если говорящие слабо понимают механизм работы дара, то получаются флуктуационные искажения и весь пар уходит в гудок. Так понятно?
Я на миг задумался.
— Не очень понятно, но…
— Но всё же ясно, — перебил меня мужчина.
— Да, — выдавил я из себя, не став спорить, интуитивно я понял, что имелось в виду, а дальше разберусь.
— Меня зовут Феоктист Амадестович Беллинсгаузен, я профессор кафедры электричества и энергетики, можешь обращаться ко мне «профессор». Изучение дара — моя побочная деятельность, можно сказать, что просто исследовательский интерес. У тебя произошёл диссонанс желаемого с действительным, поэтому твой дар пошёл по пути показа, а не самореализации и творения других основ, но мы сейчас со всем этим разберёмся.
Профессор взял мои бумаги, вновь уткнулся в них взглядом и начал читать.
— Так, приёмная комиссия определила, что у тебя дар, помеченный литерой Р, кодовый номер 1333Ж 55321, имеющий предварительное название «Живой рисунок». Редкость, категория «Аз», применяемость — категория «Иже», потенциал спорный, но чуть позже появилось уточнение, что дар переквалифицирован на «Живой чертёж», что соответствует профилю нашего учебного заведения. Данное уточнение зафиксировано позже сдачи экзаменов и подтверждено уже сегодняшним исследованием. Ну, а дальше твоя демонстрация показала, что ты неправильно используешь свой дар, вернее, ты не применяешь весь его потенциал, сила которого намного больше, чем ты думаешь.
— Как это? — не понял я. Слишком много умных слов услышал я за несколько минут, голова пошла кругом, и я почти перестал соображать. Сегодняшний день оказался наполнен непрерывной чередой событий, и поневоле стала кружиться голова, а мозги отказывались воспринимать новую информацию.
— У тебя категория «Аз», а в графе «потенциал» стоит прочерк, приёмная комиссия не смогла его определить точно без соответствующих приборов. А сегодня, когда ты демонстрировал свой дар, его смогли уточнить, но опять же, примерно, поэтому направили на дообследование, но попал ты ко мне не поэтому, а потому что они смогли выявить ещё один параметр. И этот параметр я тебе пока не назову. Всё, иди вон туда, сдёрни брезент. Да, кинь его на пол.
Я, следуя указаниям профессора, сорвал брезент с какой-то большой установки и бросил его на пол. Под ним показался широкий металлический экран с натянутым на металлическую рамку тонким полотном из неизвестного мне материала.
— Вот сюда и будешь проецировать свой дар. Отойди и приступай.
Я с интересом рассматривал необычную установку. Пространные научные рассуждения профессора о природе Дара и всего, что окружает его, заставили меня относиться к себе гораздо серьёзнее.
Отойдя на нужное место, я сосредоточился и вызвал картину, уже ставшую для меня привычной, внутреннее устройство пассажирского вагона. А вызвав, направил её на экран.
Быстро замерцал в воздухе живой рисунок или чертёж, я так и не определился с правильным названием сего действа. Сфокусировав, я спроецировал его прямо на экран, даже не ожидая, что это окажется не так и просто. Создаваемый мной рисунок словно преодолевал некое сопротивление, он отказывался проецироваться и загораться на экране.
Чтобы преодолеть это сопротивление я напрягал все силы, черпая их изнутри. Я толком и сам не понимал, откуда берутся силы на дар, и делал это интуитивно. Возможно, также поступали и остальные, я никого об этом не спрашивал.
Рисунок мерк, теряя цвет и интенсивность, экран гудел всё громче, принимая на себя невидимые частицы излучения дара. Рисунок не стал цветным, а перешёл в чёрно-белый цвет, из-за чего стал еле виден, но я упорно продавливал его изображение на экран, напрягая все внутренние силы на противостояние.
— Что-то слабенько, — послышался голос профессора, который сидел за какой-то аппаратурой и настраивал её верньером, подкручивая в нужную сторону.
Гнев от этих слов подхлестнул меня сильнее пощёчины, и я напряг все силы, чтобы доказать обратное. Экран принял на себя проекцию, и на краткий миг озарился картиной внутреннего устройства вагона в ярком цвете, но это длилось не больше двух ударов сердца, потом он погас, а я вывалился из неравного противостояния с экраном.
— Хорошо, можешь отдохнуть. Судя по виду, ты уже исчерпал все силы, а ведь мы только начали. Ладно, я сейчас перепишу показания, а ты пока можешь попить чаю с сахаром. Вон столик.
И действительно, в указанном направлении я увидел столик, на котором стояла кружка, чайник и лежал кусковой сахар в металлической вазочке. Стесняться я не стал и, налив в кружку кипятка, кинул туда кусок сахара и стал глотать обычный кипяток, не ища заварки.
— Так, а позволь тебя спросить, почему ты постоянно показываешь пассажирский вагон? Не скрою, детализация превосходная, поэтому и странно.
— Я попал в крушение поезда, и мы с моим другом помогали доставать из вагона людей.
— Да? Очень интересно, так, я записал и этот момент. Ну, что же, предварительные итоги я могу тебе сказать прямо сейчас. Редкость оставляем, она действительно категории «Аз», то есть, если ты не знаком с классификацией — самая редкая категория. Поясню. Все категории пронумерованы согласно алфавиту, чем ближе к началу, тем реже попадается. Применяемость тебе установили уровня «Иже», с чем я пока согласен, твой потенциал так и не установлен. Установлю его я завтра. Первая комиссия поставила прочерк, а вторая написала, что близок к среднему, но буквенное обозначение не проставили. Понял?
— Нет, а что это значит? И зачем мне это знать, как это может пригодиться?
— Много вопросов. Чай попил?
— Да.
— Ладно, приходи завтра с утра, я подсчитаю силу энергии твоего дара, проведу с тобой ещё несколько тестов на диагностических машинах и тогда уж выдам результат и напишу рекомендации. Вам всё равно специально отвели время на изучения способностей.
— Но я бы хотел уже приступить к учёбе, а возникает ещё один день задержки, — с откровенной обидой сказал я.
Профессор резко развернулся ко мне и, сняв очки, прищурился, рассматривая меня, как какой-нибудь реликт. Неожиданно мне в голову пришла картина, как мы с матушкой ходил в наш Крестопольский музей смотреть найденные окаменелости, там как раз лежали огромные бивни мамонта, что жил в незапамятные времена, помню, они меня тогда поразили. Вот таким же взглядом на меня сейчас смотрел профессор.
— Молодой человек, на сегодняшний день вы не отучились и дня, так что, не надо терзать себя и меня своими переживаниями, вот придёт сессия, она и покажет вашу готовность продолжать учёбу, а пока, будьте любезны, завтра явиться ровно к девяти утра, и мы продолжим с вами мучиться дальше. И запомните для себя раз и навсегда: никогда не спорьте с преподавателем. Это может для вас плохо кончиться, и вам придётся долго и упорно защищать свои знания, что не каждому дано по разным причинам. Кроме того, вам следует вспомнить одну старую мудрость о том, что иногда одна минута час бережёт. В вашем же случае один день определит всю вашу дальнейшую судьбу. Будьте терпеливы, не спешите на всех парах впереди паровоза.
Наверное, я очень сильно стушевался, опустив от стыда глаза вниз, потому как профессор усмехнулся и уже ровным тоном продолжил.
— Всё, на сегодня закончим, а завтра продолжим. Примерная картина мне ясна, осталось выяснить некоторые детали и на практике проверить мои предположения. Может, ночью мне в голову придёт нечто гениальное, по поводу проверки ваших способностей, и мы выясним, к чему вы наиболее предрасположены. Более не задерживаю вас, юноша, можете идти.