– Что-о?! Что-что? Высыпали? Зерно?
– Да-да, господин! Зерно! Мое зерно – и высыпали! В грязь, птицам на корм!
– Из шести хумов… – проговорил Ород. Слабая улыбка искривила его полные губы. – Как звать тебя, жертва?
– Соад мое имя. Соад, сын Иархая.
– Так вот, Соад. Я не обещаю, что тебе вернут твоих верблюдиков, но клянусь – фроменов тех я изведу напрочь!
Оттолкнув сирийца, Ород помчался в караулхану. Затормозив в дверях, он заорал:
– Встаем, лежебоки! Седлаем коней! Я напал на след!
Мидия – Маргиана[31]
Сергей Лобанов гнал коней четвертый день подряд. Древняя Южная дорога позволяла отмахивать по сотне километров в день. А потом и того больше.
В Бисутуне Искандер и Гефестай провернули весьма удачную сделку – продали лошадей из Азиры и купили полтора десятка парфянских меринов золотисто-рыжей масти. Эти статные, красивые животные были просто великолепны. Подобно персидским коням несейской породы они могли целую неделю, а то и всю декаду проходить по полтораста верст в день. Надо ли говорить, как был доволен принцип-кентурион…
Лобанова же беспокоило другое – банда Орода Косого. Чтобы уйти от парфян, кони не помогут – у ородовцев точно такие же. А в том, что косоглазый не отстанет, принцип почти не сомневался. Пока они фавориты в гонке, но госпожа Удача капризна и переменчива…
В день четвертый, проходя ущельями, по насыпям у озер и по обрывам отряд вышел к Экбатане, древней столице Мидии. Город красиво смотрелся среди зеленых вершин и распадков, вольно раскинувшись в начале широкой равнины, у подножия высокой горы.
В Экбатане любили отдыхать в летнюю жару цари Персии. С тех времен над городом господствовала знаменитая семистенная крепость, похожая на матрешку – одно укрепление в другом, то – в третьем, и так далее. Первая, внешняя стена была белой, вторая, что внутри первой, поднималась повыше, угрюмо чернея. Третья выглядывала над черными зубцами темно-красной каймой, четвертая нежно голубела, пятая отливала ярко-красным, зубчатая линия шестой серела, как голый бетон, а седьмая, самая высокая, была выдержана в золотисто-желтых тонах. Каждый цвет соответствовал той или иной планете, Луне или Солнцу. Собранные вместе, они радовали верноподданных божественным спектром величия и единения под пятой царя царей.
Вероятно, новые хозяева – парфяне – продолжали испытывать почтение к давним захватчикам и поработителям, ибо предпочли не занимать древнюю твердыню, а отгрохали собственную цитадель – ближе к востоку, где зеленые горные отроги спускались, громоздя бесплодные голые холмы.
В Экбатане преторианцы с ханьцами-философами остановились на минутку – набрать чистой холодной воды в кожаные фляги – людям – и в бурдюки – коням.
– Куда столько? – удивился Эдик. – Не лучше ли по дороге свежей набрать?
– Не лучше! – отрезал Сергий.
– Драгоценный Сергий опасается погони? – догадался Лю Ху.
Лобанов кивнул.
– Очень надеюсь, – сказал он, – что Косой откажется от преследования. Но не верю в это – уж слишком много сил приложил этот косоглазый выродок, – теперь он не может сдаться. Значит, надо быть готовым ко всяким неожиданностям. Поехали!
За Экбатаной Южная дорога пролегла у подножия гор, как граница с Большой Соляной пустыней, чья унылая безрадостная плоскость расстилалась сколько хватал глаз. Горизонт с востока окаймляла ослепительно белая полоса, подернутая голубоватой дымкой – так фальшиво улыбалась пустыня.
А под вечер опасения Сергия оправдались – далеко позади, четко выделяясь на фоне темнеющих гор, заклубилось облако пыли. Топот коней доносился глухим отгулом.
– Это не караван, – пригляделся Искандер, – уж слишком быстро мчатся. А такую тучу поднимет лишь хороший табун.
Ты был прав, принцип, это за нами. – И добавил по неистребимой интеллигентской привычке: – Наверное…
– Надо будет убедиться, – подумал вслух Сергий, и махнул рукой: – Вперед! Ищем удобный спуск…
Отряд рванул с места. Дорога пролегала по высокой насыпи, и съехать к барханам было удобно с любого места, однако плотный песок хорошо сохранит следы…
Утоптанный тракт описал плавную дугу, огибая невысокий утес, и вышел к маленькому каменному мосту – сюда из широкого ущелья вырывался бурливый ручей, рассекая древнюю трассу и уносясь в пустыню. Поток грязноватой воды протекал меж барханами, и песчаные склоны зеленели густой травой.
– Уходим по течению!
Сергий направил коня по каменистому склону вниз, прямо в русло ручья. Коню это понравилось – он ударил копытом и заржал, радуясь брызгам в пыльном душном мире.
Разбрызгивая воду, отряд уходил всё дальше, углубляясь в пески и сворачивая. Очень скоро песчаные холмы поднялись так высоко, что скрыли и коней, и всадников. Но и ручей здорово обмелел. Еще шагов двадцать – и вода иссякла, одна лишь трава указывала на близость влаги, ушедшей в песок.
– Был ручей – и нету, – прокомментировал Эдик, – одно мокрое место осталось…
– Вот что, – сказал Сергий, разворачивая коня, – я сделаю петлю и выйду в тыл этим конникам, гляну, от тех ли мы прячемся. А вы ждите здесь.
– Рискуешь, – осуждающе проговорил Искандер.
– Я только туда и обратно.
Лобанов послал коня шагом. Проходы между холмами песка были широки и разбегались, ветвясь и пересекаясь – заблудиться ничего не стоит. Ориентируясь по заходящему солнцу, принцип-кентурион выехал к дороге, над которой еще не осела пыль. Фыркая, конь выбрался наверх насыпи, и легко порысил вперед.
Пыль висела и за мостом – это Лобанова успокоило. Значит, друзья в безопасности… А проехав еще с полверсты, он едва не натолкнулся на парфян – те остановились, чтобы напоить лошадей.
Мигом покинув седло, Сергий сжал губы коню, собиравшемуся заржать, и повел его в заросли можжевельника, разросшегося рядом с проезжей частью.
Впереди был еще один мост, подлиннее, и ручей там шуровал боле мощный, шумом перекатов заглушая голоса. Парфяне сводили коней к самому ручью, а сами поднимались чуть выше по течению, чтобы попить самим. Конники громко переговаривались и хохотали, смывая с лиц пыль. Отдельные слова долетали до Сергия, но он не понимал их. Впрочем, знание парфянского языка ему и не понадобилось – стоило увидеть Орода Косого, довольного, возбужденного и нетерпеливого, как всё стало ясно.
Косоглазый подгонял бойцов, и те спешили закончить «водные процедуры».
Очень скоро кони и всадники разобрались, кто сверху, кто снизу, и погоня продолжилась – Сергий насчитал тридцать девять ускакавших.
– Скачите, скачите… – выцедил он и повернул коня обратно.
Снова спустившись по руслу, Лобанов добрался до «мокрого места». Тут его ждали.
– Ну, что? – вскочил Тиндарид.
– Всё правильно, – ответил Лобанов, – это был Ород. Их тридцать девять рыл.
– Тридцать девять мечей… – покачал головой Го Шу.
– Тридцать девять душ… – вздохнул И Ван.
– Спрашивается, – подвел итог Чанба, – как от этих рыл отделить души с помощью мечей.
– Ладно, поехали, – сказал Сергий. – Пройдем, сколько сможем до темноты, и заночуем.
– Вы только под ноги смотрите, – предупредил Тиндарид. – Места тут опасные, кое-где под песком густющий рассол. Провалишься – засасывает, как болото.
– Мы будем бдить, – пообещал Эдик.
Такое соляное болото скоро встретилось на их дороге. Отсвечивая красным на заходе солнца, оно словно приманивало путников.
Объехав топкие берега, отряд выбрался на гладкий солончак – копыта коней хрустели корочками, скрипели, размолачивая соль. А перевалив гряду барханов, преторианцы и ханьцы оказались на краю огромного глинистого солончака.
– Ходу!
Кони, утомившиеся брести, заржали и кинулись в галоп, радуясь свободному пространству и словно соревнуясь. Плотный горячий воздух ударил Сергию в лицо, высушивая пот и стягивая кожу.
До противоположного края солончака добрались уже в потемках. Искандер сказал: «Эхе-хе…» – и пошел собирать засохшие стебли вездесущей полыни, отламывать колючие прутики от хилых кустиков.
– Обо всем мы подумали, – хмыкнул Гефестай, – а о дровах забыли.
– Тепло же, – пожал плечами Эдик.
– Балбес, – ласково сказал сын Ярная, – ночью в пустыне знаешь как холодно бывает!
– Ладно, вот вам дрова, – небрежно сказал Чанба и жестом фокусника вытянул руку, указывая на склон бархана.
Искандер пригляделся.
– Ящик, что ли? – сказал он неуверенно.
– Откуда тут ящик? – возразил Эдик и выдал свою версию: – Это рояль в кустах.[32] Ай! Ты чего пинаешься?!
Гефестай молча показал кулак, а Лю Ху торжественно произнес:
– Это колесница!
– А что, похоже, – согласился Сергий.
Солнце уже село, небо на западе дотлевало, но еще можно было если не углядеть, то хотя бы угадать боевую колесницу, невесть когда похороненную в этих гиблых местах. Из песка выглядывал растрескавшийся борт и колесо на оси, причем ось продолжалась тремя острыми серпами, призванными калечить вооруженную силу противника.
– Сохранить бы ее… – вздохнул Искандер. – Для будущих поколений…
– Ага, – буркнул Лобанов, – только сначала мы ее отреставрируем. Гефестай, ломай экспонат!
– Это мы мигом… Плавали – знаем!
– Эдик, огниво у тебя?
– Щас я… Щепочек только подсоберу…
– Здесь сухой мох, – сказал Лю Ху, бережно распечатывая бамбуковый цилиндрик.
– Самое то!
Общими усилиями рассохшуюся колесницу разломали и сложили небольшой костерок. Запалили огонь – и разом отодвинули и пустыню, дорогу, и всю Парфию – мир сжался до размеров светового пятна, отброшенного костром, а человечество – до семерых его представителей.
Эдик молча раздал скромный ужин – сыр, лепешки, финики. Запивали из одной фляжки с тем самым вином, что было вылито из хумов. И Вану налили воду – буддисту вино не полагалось.
– Никогда бы не подумал, – пробормотал он, – что обратный путь станет таким опасным… О, Амитофу!