– Скорее уж я куплю тебе новый офис, – вздохнул хозяин «Пещеры». – Я виноват, Катрина. Ты совершенно права. Бардак и крыса. Кемаль! – произнес он в пространство. – Пришли ко мне Абдаллу.
Али небрежным мановением красиво очерченной длиннопалой ладони свернул дисплеи и переставил своё кресло так, чтобы сидеть рядом с Ланой. Высвободив косички из плена кольца, на лету пойманного одним из телохранителей, он повернулся к девушке, приобнял её и демонстративно облизнулся. Лана склонила голову на предупредительно подставленное плечо, чуть опустила веки и изобразила губами что-то среднее между капризной гримаской и готовностью к поцелую.
Рис, которому это зрелище совершенно не понравилось, еле сдержался, чтобы не выругаться вслух. Хотя следовало признать, что при всей явной голубизне мужчины пара получилась сногсшибательно красивой – и сексуальной почти до боли.
А ещё минуту спустя в дверях возникло подтверждение того, что создатель всего сущего, помимо умения радовать мир красотой, определённо обладает чувством юмора. Причём довольно злым.
Очевидно, этот неопределенного возраста мужчина изначально задумывался как негроид. Во всяком случае, форма черепа и черты лица были именно негроидными. В сочетании с розовато-белёсой кожей, глазами цвета гноя и жёлтыми, как цыплячий пух, бровями, ресницами и жёсткими курчавыми волосами впечатление создавалось жутковатое. А отвисшая при виде Ланы челюсть, мертвенно-серая бледность и вдруг проступившая на лбу и висках испарина испортили его окончательно.
Мужчина сделал попытку попятиться, но дверь за его спиной уже закрылась, а на узких костлявых плечах сжались обманчиво-маленькие руки самого невысокого из телохранителей. Что уж там прижал этот карлик, Лана сходу определить не смогла, поскольку сама знала как минимум три варианта, однако результат оказался вполне годным. Захлебнувшийся воздухом пленник начал оседать, и крошка-охранник ногой подцепил ближайшее кресло и ловко вдвинул его прямо под задницу клиента.
Миг – и лёгкие, но крепкие браслеты зафиксировали предплечья и голени Абдаллы на подлокотниках и ножках кресла. Ещё одна лента шириной в пару ладоней притянула впалую грудь к спинке, а само кресло словно вросло в пол. Лане уже встречались такие штучки, даже и собирать доводилось, хотя проделать подобное сквозь толстый ковролин без единого видимого разъёма она, пожалуй, не взялась бы. Здесь требовалось прямое подключение к силовому кабелю такой мощности, что пожар стал бы куда более вероятным исходом, чем необходимое закрепление предмета обстановки.
Лана слегка развернула левое ухо и скосила глаз, оценивая обстановку за спиной. Капитан Силва взирал на происходящее с непритворным спокойствием. Надо полагать, ему уже случалось участвовать в процедуре допроса, и, не исключено, с обеих сторон. Как и самой Лане Дитц, кстати. Грета-врач явную подготовку к процессу жёсткого дознания не одобряла, Грете-мрине она скорее пришлась по вкусу. Мрины вообще отличались абсолютно кошачьим отношением к постановке на место зарвавшегося противника.
Наиболее любопытной оказалась реакция Риса. По её наблюдениям, напарник привык решать вопросы либо хорошо подвешенным языком, либо хорошо поставленным ударом. Предстоящий допрос Хаузеру активно не нравился, как не нравится присутствие при хирургическом вмешательстве любому не-хирургу. Однако в данном случае, видимо, срабатывал менталитет хорошего летуна: «Что тут думать? Прыгать надо!» В общем, за команду можно было не беспокоиться. Никто не сорвётся и не испортит Али затеянную игру.
Должно быть, их гостеприимный хозяин пришел к такому же выводу, потому что из обхватившей плечи Ланы руки ушло еле заметное напряжение. Вот Али-Бабу как раз происходящее приводило в состояние если не экстаза, то чего-то очень похожего.
Была в практике Ланы Дитц пара-тройка любовников – вовсе даже не садистов в общепринятом понимании этого термина – воспринимавших секс как возможность демонстрации силы. Не для унижения партнера или причинения ему физической или душевной боли, а просто ради самого факта утверждения себя как самого главного в данной конкретной ситуации. Это бывало довольно полезно – для сброса напряжения и приведения себя в наилучшую форму. При условии взаимного согласия всех заинтересованных сторон, конечно.
Здесь, однако, о взаимном согласии не могло быть и речи. И Лана, в целом нейтрально относившаяся к пыткам во всех их проявлениях (разумеется, если пытали не её), надеялась, что процесс не затянется. Или, по крайней мере, наиболее красочные его моменты пройдут без её прямого участия. В этом вопросе полученное ею человеческое воспитание заметно превалировало над кошачьими генами. Работа – штука такая: делать её надо, кто бы спорил, а вот с удовольствием может и не сложиться.
Тишину нарушил Али, голос которого полнился раздражением и чем-то вроде злой насмешки. Вероятно, над собой:
– Знаешь, Абдалла, я до самого последнего момента надеялся, что постарел, поглупел, и разучился читать логи. И меня предал не ты, а кто-то другой. Но одного взгляда на то, как перекосило твою рожу, хватило, чтобы понять – мои старость и глупость здесь ни при чём.
Абдалла приоткрыл было рот, но тут же закрыл, повинуясь резкому, нетерпеливому жесту.
– Тебе зададут много вопросов. Очень много. И задавать их буду не я. Мне противно даже смотреть на тебя. Но об одном я всё же спрошу. И очень надеюсь на честный ответ. Хотя бы в память о взаимной симпатии, которую ты похерил. Почему, Абдалла? Почему ты это сделал? Неужели я мало тебе платил?
– При чём тут деньги?! – прохрипел Абдалла. – Нет, заплатили мне хорошо, но разве в этом дело!
– А в чём же тогда? – с обманчивой мягкостью полюбопытствовал Али.
Глаза прикрученного к креслу человека загорелись мрачным огнем, черты лица словно заострились. Он даже подался вперед, насколько позволяли ремни.
– Кто-то должен был это сделать!
– Предать меня?
– Да нет же! Убрать с Шанхая эту тварь!
Абдалла побагровел так, что казалось, от его физиономии можно прикурить, вытянул шею и плюнул в сторону Ланы. Не доплюнул, конечно, но очень старался.
– Ты оказал этой дочери свиньи и собаки величайшую честь, которую мужчина может оказать женщине – решил сделать её матерью своего сына! А она посмела отказать! Тебе! Я хотел, давно хотел! Только не знал, как! Заплатили… да я бы сам приплатил, а тут такой случай!
Сомнений не оставалось – они имеют дело с законченным фанатиком.
– Уберите его, – устало бросил Али. – И стол вытрите кто-нибудь.
Когда оба приказания были выполнены, он убрал руку с плеч Ланы, с силой потер ладонями словно постаревшее лицо и пробурчал:
– Я действительно виноват перед тобой, Катрина.
Лана недоверчиво хмыкнула, немного поразмыслила и выразительно пошевелила в воздухе поднятыми вверх двумя растопыренными пальцами.
– Дважды? – уточнил Али.
– Угу. Дочерью свиньи и собаки меня ещё не называли. Слушай, Али, я не собираюсь скандалить. Заметил, да? Давай мои ребята сядут, а твои… ну тоже сядут, что ли. Я своих-то притащила главным образом для того, чтобы обозначить серьёзность намерений.
Али кивнул, и все расселись вокруг стола – кресел как раз хватило, да ещё одно осталось свободным.
– И что ты собираешься теперь делать, Катрина?
– А ты?
– А что – я? – вскинул брови хозяин «Пещеры».
– У тебя неприятностей даже больше, чем я думала, Али. И как бы даже не больше, чем у меня. Свои-то я вымету поганой метлой часа через три, ну – через пять. На то и люди со мной прилетели. А вот с твоими всё не так просто.
Лица телохранителей Али-Бабы закаменели до полной неподвижности. Похоже, в чем-то верные бодигарды были согласны с уволоченным вместе с креслом Абдаллой: Катрина Галлахер определённо брала на себя слишком много. Атмосфера в переговорной ощутимо сгустилась.
– А если поподробнее?
– Да пожалуйста! – Лана изменила позу так, чтобы смотреть Али в лицо, не выворачивая шею. – Например, я думала, что у нашей с тобой тогдашней беседы не было свидетелей, запись если и велась, то только в твой личный архив, и ты никому не объяснял причины непотребного состояния своего стола. А что мы имеем здесь?
– Марк? – Али покосился куда-то в сторону, и Лана с трудом подавила желание сглотнуть – или выругаться.
Она – она! – не заметила, как в переговорной появился ещё один человек. Кстати, он был единственным из всех виденных ею до сих пор сотрудников Али, в ком не было ни капли арабской или негритянской крови. Если бы речь шла о Старой Земле, она сказала бы, что метрах в двух от неё стоит швед или норвежец.
– Боюсь, Али, – скривился поименованный Марком незнакомец лет пятидесяти на вид, – что здесь мы имеем дерьмо. Я уже принял во внимание данный аспект, и этот вопрос обязательно зададут Абдалле. В числе прочих.
Лана взглядом спросила разрешения у Али-Бабы, получила его – такое же безмолвное – и обратилась к белоголовому гиганту уже напрямую:
– Есть ещё один момент. Я не делала тайны из того, кто ставил мне сканирование. В определённых кругах бывает полезно упомянуть, что в твоём офисе работала команда Али-Бабы.
– Не поверишь, но не менее полезно бывает упомянуть – в определённых кругах! – что твоя команда работала в офисе Катрины Галлахер, – хмыкнул Али.
– Но ты ведь не распространялся о том, кто конкретно отлаживал систему? – прищурилась Лана.
– Нет, конечно. За кого ты меня принимаешь?
– И я не распространялась. Хотя бы потому, что попросту не знала. То, что Абдалла продался, разумеется, плохо. Но, на мой взгляд, гораздо хуже то, что мои гости, кем бы они ни были, точно знали, кого им следует покупать. Зовите сантехников, Марк. У вас где-то здорово протекает.
Великан вздохнул так, что на секунду, казалось, вобрал в могучую грудь весь имеющийся в комнате воздух, и предельно сухо произнес:
– С твоего позволения, Али, я пойду делать свою работу. Пока она у меня ещё есть.
Вообще-то, кофе Лана Дитц не жаловала. Не то, чтобы ей совсем уж не нравился вкус, но вот запах… запах, как правило слишком резкий, кувалдой бил по кошачьему обонянию.