– Попробуем. Людей тебе вернуть? Уж на это-то суток точно хватит.
– Дьюка пришлите, пусть приглядит за офисом в моё отсутствие. Его поймали, конечно, но так и меня могли поймать. А Марго… ну, сэр, я не знаю, как ещё её учить! Раздолбайство за пределами пользы для дела, идти в поле с таким подходом к работе…
– Да отчислена она уже, успокойся. Посидит в секретаршах. Без права покидать расположение, пока не перестанет быть горячим носителем. Самое ей место. Дьюк будет у тебя в ближайшее время. Планами поделишься?
– Нет. Я и так поделилась их началом с двумя людьми, а следовало с одним. Или вообще ни с кем.
Горовиц покачал головой и окинул насмешливым взглядом насупившегося Кренкеля, вспомнившего должно быть, как его провели и что сказали подчинённым.
– Ох, и наглая ж ты кошка!
– За то и держите.
– Точно. Ну, что тут скажешь? Деньги считать и жалеть не смей, голову береги… и мне нужен результат! Поняла?
Планов у Ланы было несколько больше, чем времени для их реализации. Однако немедленно по прибытии на второй уровень Большого Шанхая выяснилось, что порядок действий придётся корректировать, причём весьма серьезно.
В непосредственной близости от лифта, доставившего её, Аля, Грету и ещё двух членов команды, сопровождавших капсулу с Рисом, неподвижно застыли трое мужчин. Одного, стоящего чуть впереди, Лана знала лично, и этого знания хватило, чтобы обречённо выругаться про себя и нацепить на лицо выражение учтивого внимания. Улыбка была бы лишней: Мори Иитиро не ждал улыбки и, более того, воспринял бы как проявление слабости.
– Госпожа Мори приветствует госпожу Галлахер, и ожидает её. Немедленно.
Невысокий, крепко сбитый мужчина с неожиданным на азиатском лице крючковатым носом поклонился, неглубоко и сугубо формально. В этикете Великого Дома Мори Лана разбиралась откровенно слабо, но этот конкретный поклон, кажется, отмечал существование собеседника – и только. Проклятье, как же не ко времени! И ссориться никак нельзя, и дел по горло…
– Госпожа Галлахер приветствует госпожу Мори и почтительно просит об отсрочке, связанной с обязательствами перед другими людьми.
Какие бы указания ни получил Мори Иитиро, лицо его осталось абсолютно бесстрастным:
– Дом Мори готов оказать госпоже Галлахер содействие в выполнении её обязательств.
Да что понадобилось Паучихе? Причем настолько срочно?
– Мой деловой партнёр серьёзно ранен, – скупой жест в сторону капсулы. – Нас ждут в госпитале Санта Крус.
– Дом Мори осуществит доставку и уладит необходимые формальности, в том числе – финансовые.
Эмиссар Черной Вдовы даже не пошевелился, но один из его спутников беззвучно перетеёк к сигаре «Второго шанса» и негромко заговорил, глядя на повисший в воздухе дисплей.
– Состояние моего партнёра является результатом покушения на его жизнь. Второго покушения. Не исключено третье и последующие.
– Дом Мори берёт охрану пациента на себя.
– Я не одета подобающим образом.
– Госпоже Галлахер не стоит беспокоиться о пустяках.
Отговорки были исчерпаны. Ну что ж…
– Госпожа Дальберг с ассистентами будут сопровождать пациента, а господин Силва – меня.
– Как будет угодно госпоже Галлахер. Транспорт ожидает, до окна пять минут.
Ещё полчаса спустя, уже расположившись на просторном сиденье роскошного аэрокара, Лана принялась торопливо избавляться от оружия, бросая его как попало на обитый натуральной кожей диван.
– Аль, ты – тоже, – ответила она на безмолвный вопрос Силвы. – Всё. Абсолютно. Если у тебя обнаружат зубочистку, но не найдут мотивирующей её щели между зубами, никто и никогда не узнает, куда мы делись.
Шрам пожал плечами, расстегнул и снял перевязь со спатой, аккуратно положил поверх нее пистолет, узкий стилет и пару коротких метательных ножей, тщательно обхлопал куртку, штаны и ботинки и кивнул самому себе.
– Вроде всё. Слушай, а в чём дело? Куда мы направляемся?
– А ты ещё не понял? Нас весьма настойчиво удостоила аудиенции сама Мори Пилар.
Если верить Уильяму Шекспиру, лишь смерть детей заставила Монтекки и Капулетти одуматься и прекратить бессмысленную вражду. Но нравы меняются вместе с меняющимися временами. И когда, лет восемьдесят тому, противостояние Домов Мори и Кабрера начало излишне негативно сказываться на торговых операциях, главы семейств заключили союз, не дожидаясь, пока на оба Дома падёт чума.
Правда, ни о какой любовной истории не могло быть и речи. Сделка, не более того. А уж почему в качестве цемента, скрепляющего соглашение, выбрали брак – кто знает? Выбрали, и всё. Так шестнадцатилетняя Пилар Кабрера стала женой Мори Хаяки. Жених на добрых сорок лет был старше невесты, мнения (а тем более согласия) которой никто и не подумал спрашивать. Первая их личная встреча состоялась на брачной церемонии. А дальше… дальше Бард лопнул бы от зависти, ибо даже его безудержная фантазия не справилась с развитием событий.
Брак продлился недолго – всего-то чуть больше десяти лет. За это время Пилар родила трёх мальчиков (кто бы ещё позволил ей иметь дочку, ха!), и всё шло к тому, что быть ей лишь приятным эпизодом в жизни предельно занятого мужа. Но Мори Хаяки скоропостижно скончался, и причина смерти осталась тайной для широкой публики. Впрочем, для узкого круга – тоже. Что было известно или не известно в САМОМ узком кругу, так никогда и не было предано гласности.
Зато в результате утечки (наверняка специально организованной) достоянием гласности стал эпизод совместной встречи на высшем уровне. Первой, которая состоялась после похорон.
Дон Фернандо, глава Дома Кабрера – по совместительству, отец Пилар – сделал попытку взять под полный контроль Дом Мори. Могло бы, кстати, и выгореть. Могло. Но вдова, облаченная в чёрное кимоно с пятью гербами Дома на нём, выслушала длинную прочувствованную тираду и уронила только одно слово:
– Нет.
– Пилар Кабрера! – взревел дон Фернандо.
И получил в ответ ледяное:
– Меня зовут Мори Пилар.
История умалчивает, каким образом вдовствующая госпожа Мори захватила контроль сначала над Домом, в который вошла по браку, а потом и над тем, в котором появилась на свет. Известно лишь, что в процессе к ней приклеились прозвища «Паучиха» и «Чёрная Вдова». Должно быть, не только племенной коровой считал Пилар покойный муж, чему-то да научил, уж больно жёсткие решения принимала и последовательно проводила в жизнь она.
Теперь, когда ей было под сто, Мори Пилар формально отошла от дел, передав управление хлопотным хозяйством сыновьям и внукам. Но эта дама по-прежнему оставалась одной из самых влиятельных фигур на Большом Шанхае и далеко за его пределами. И лишь одну крохотную слабость позволяла она себе: покровительствовать женщинам, чьё поведение и образ жизни напоминали ей, вероятно, о молодости и боях, бывших ничуть не менее жестокими и кровавыми оттого, что о них мало кто знал. И одной из этих женщин стала, к собственному удивлению, Катрина Галлахер.
Плетистые розы не так уж хороши с точки зрения производства кислорода. Зато – красивы, а Мори Пилар могла позволить себе нарушить правила. Не в деньгах же дело, всех не заработаешь и не потратишь. Дело во власти и влиянии, а на отсутствие этих факторов ей не приходилось жаловаться уже давно.
Так или иначе, розы полностью заплели стены внутреннего дворика, сложенные из чего-то, подозрительно напоминавшего натуральный известняк. Тихонько журчали струи фонтана. Искусно перенаправленные системой отражателей, лучи центрального светила падали, казалось, прямо из зенита. Пожилую даму в старомодном кресле свет и жар, казалось, не беспокоили вовсе. В самодисциплине ли было дело? В охладившем кровь возрасте? В простой привычке?
На миниатюрном столике по правую руку от женщины наблюдались две крохотные круглые чашечки белого, почти прозрачного фарфора, и богато инкрустированная шкатулка размером чуть побольше ладони, старая даже на вид. Ещё один столик, побольше, стоял между креслом хозяйки и деревянным раскладным, установленным напротив.
Остановившись в нескольких шагах от гостевого кресла, Лана склонила голову и негромко произнесла:
– Госпожа Мори.
С минуту не происходило вообще ничего. Потом начавшие уже сморщиваться губы Мори Пилар сложились в снисходительную улыбку:
– Ты удивляешь меня, Катрина. Как всегда.
Голова Ланы поднялась:
– Пилар.
– Так-то лучше. Я вижу, – небрежный кивок в сторону не решающегося дышать Силвы, – ты соблюла формальности в той степени, в какой тебе это позволил мой нетерпеливый сын.
– Я уважаю тебя и твои правила, Пилар. Переодеться мне и капитану Альберто Силве, – Лана как можно незаметнее ткнула Шрама локтем в бок и тот, очнувшись, расшаркался со всем возможным изяществом, – действительно не позволили.
– Люди, как правило, приходят ко мне с деньгами и могуществом, охваченные жаждой ещё большего могущества и ещё больших денег. И только ты неизменно приходишь с уважением. И жаждой знаний, не так ли?
– Деньги и могущество я добуду себе сама. Нет ничего сложного в том, чтобы заставить окружающих поделиться ими. Твоими же знаниями не поделится никто, кроме тебя. И уважение – самое малое, чем я могу заплатить за их получение. Однако сегодня мы встретились не потому, что ты желаешь одарить меня знанием, не так ли?
– Так. Или почти так. Дону Альберто вряд ли будет интересна наша беседа, и…
– Если госпожа Мори позволит, – вклинился Альберто Силва, прикинувший, что терять ему нечего, а профит может и выгореть, – я много слышал о часовне Богоматери Скорбящей, возведённой на платформе Мори. Разумеется, всем известно, что посторонние внутрь не допускаются, но, возможно, мне разрешат хотя бы снаружи…
Мори Пилар благосклонно улыбнулась:
– Спутник Катрины Галлахер не может считаться совсем уж посторонним. Вас проводят, капитан.
Минуту спустя, когда сопровождаемый кем-то из служащих Силва растворился среди зелени, она резко посерьезнела.