– Конечно, – сказал он с ложной небрежностью.
– Отлично. Еще наберу тебя.
«Мудро», – подумал Крейг. Никакого упоминания ни о наблюдателе, ни о конкретном месте, куда они могли бы пойти.
Они встретились на стоянке вскоре после пяти. Фил был один, и Крейг предположил, что все сорвалось, но его друг сказал, что Джон припарковался на стоянке для посетителей в северной части кампуса и собирался последовать за ними в паб «О'Гилл». Фил явно был осторожен и соблюдал все меры конспирации. Он не хотел, чтобы какая-либо из камер, установленных на стоянке, увидела наблюдателя вместе с ними. Для Крейга оставалось при этом загадкой, как Фил организовал встречу так, что ни камеры, ни прослушка в здании их не засекли.
Фил шел первым, Крейг следовал за ним. Они проехали стоянку для посетителей; Фил один раз посигналил, чтобы предупредить наблюдателя, прежде чем их маленький караван направился на улицу.
В «О'Гилле» им троим было неловко друг с другом. Наблюдатель явно нервничал. Фил из кожи вон лез, лишь бы тот чувствовал себя комфортно в компании. Крейг оставался в сторонке – третий лишний. Попытки наладить личный контакт с Джоном посредством вопросов о семье, друзьях и общих интересах потерпели неудачу, но после пары кружек пива им удалось завязать разговор о работе. Хотя Джон предупредил их, что, даже если бы у него была информация о «КомПроде», он не мог бы ни по закону, ни по этике им ничего сообщить, наблюдатель все же сообщил, что он сам был завербован «БФГ» после работы в фирме, обращавшейся к консультантам. Проработал всего пару месяцев и понял, что это ему не вполне подходит, и…
Наблюдатель оборвал себя. Подразумевалось, что он хотел бы уйти с работы в «БФГ».
Но Джон явно боялся произнести эти слова вслух.
Возможно, обеспокоенный тем, что сказал слишком много, Джон собрался уходить и отодвинул бокал, даже не допив пиво.
– Этого достаточно? – спросил он, вытаскивая из бумажника десятку.
Фил отмахнулся.
– За наш счет.
– Ну… спасибо, – неловко сказал им Джон и поспешил прочь.
Крейг посмотрел на своего друга, приподняв бровь.
– Что думаешь?
– Он боится.
– Кого?
– Патова, ясное дело.
– Сегодня мы мало что узнали.
Фил какое-то время молчал.
– Может, и да, а может, и нет, – протянул он.
Джон знал, что совершил ошибку, еще до того, как покинул бар. На самом деле он ничего не сказал, не выдал никакой коммерческой тайны… но консультант не хотел бы, чтобы он о чем-либо говорил с гражданскими лицами. Ему было велено взаимодействовать с ними строго на профессиональном уровне. Джон прекрасно понимал: даже эта ни к чему не обязывающая встреча была ошибкой. Хотя, конечно, было приятно пообщаться хоть с кем-то по-человечески – он давно уже жалел, что нанялся на эту работу. Да, ему нужно на что-то жить, но даже в свете крайне ограниченных перспектив он понимал: с «БФГ» лучше не связываться. Его собственные обязанности могли быть довольно обычны и просты, но он прекрасно понимал, что не способен увидеть всю картину, и понятия не имел, что Патов делает с информацией, предоставляемой Джоном и другими наблюдателями.
Хотя он был почти уверен, что его использовали для чего-то… непотребного.
Потому что Патов вел себя непотребно.
Патов его пугал.
Ему не следовало встречаться с испытуемыми, и, выходя из бара, Джон сказал себе, что усвоил урок. Отныне он не будет…
– И куда это ты такой важный идешь? Или, что еще важнее, откуда ты идешь?
Консультант стоял на тротуаре. На его губах играла легкая улыбка. Взгляд оставался при этом неуместно суровым, угрюмым. Джон почувствовал слабость в коленях. Каким же глупцом надо было быть, чтобы подумать, будто фокус сойдет с рук и Патов не узнает! Он ведь знал все и про всех.
Джон уставился себе под ноги, боясь смотреть на мужчину.
– Я знаю. Я уволен.
– Думаешь, что так легко отделаешься?
Нет. Джон, конечно, не думал. Джон надеялся, но в глубине души знал, что любое наказание от консультанта окажется суровым.
Его сердце бешено колотилось в груди, и он подумывал просто броситься бежать по улице так быстро, как только получится, – как маленький мальчик, спасающийся от банды хулиганов. Затем рука консультанта легла ему на плечо, и все шансы обнулились. Ведя его по тротуару, Патов вел себя так, словно они с Джоном старые хорошие приятели, гуляющие после стаканчика-другого в баре. Длань на плече отличалась стальной хваткой, и Джон знал: даже если он рванет изо всех сил, ему не скрыться.
В конце квартала они свернули направо и двинулись на менее людную улицу. Мышцы Джона напряглись еще сильнее, поскольку число потенциальных свидетелей становилось все меньше. Твердая рука все еще держала его за плечо. Консультант повел его в переулок, идущий за первым рядом зданий…
Вот только переулка не было.
Джон очутился в здании «КомПрода» совсем один. Он все еще чувствовал призрачное давление на плечо, но Патова рядом не было. Он стоял один в темном коридоре – будто бы на том самом этаже, где работали вверенные его контролю сотрудники, только…
Только коридор был слишком широк. И двери казались какими-то неправильными. И светильники рассылали из-под потолка не обычный свет, а какой-то испорченный.
Это была другая версия «КомПрода». Возможно, именно такой хотел сделать контору Патов. Возможно, это была версия его мечты.
– Где это я? – спросил вслух Джон, осторожно шагая вперед. Слева от него был лифт, и он нажал кнопку на стене рядом с закрытыми металлическими дверями, рассчитывая, что спустится вниз и просто уйдет отсюда, не задавая никаких вопросов. Нажимая на кнопку, Джон отметил, что она неправильной формы, треугольная, а не круглая… но наблюдение не помогло ему подготовиться к тому, что он увидел, когда двери лифта открылись.
За ними не было кабины. За ними вообще ничего не было. Непроницаемый мрак, и ничего более – чернильная тьма, простертая в безграничное ничто.
Трясясь от необъяснимого ужаса, Джон отвернулся – и убедился, что коридор больше не пустует. В дальнем его конце, где расстояние и тусклый свет сговорились навести тень на плетень, слонялась группа темных фигур. С собой они несли два шеста, симметрично выставленных вперед. Один оканчивался факелом. На конце другого болталась отрезанная голова, судя по коротким волосам, мужская.
В панике Джон повернулся в другую сторону и побежал. В здании было тихо, если что-то и рождало звук, то только его собственная тяжелая поступь и сорванное дыхание. По обе стороны от него попадалось все меньше и меньше дверей. Те, что попадались-таки, все были огромные, как замковые врата, обитые планками из темного дерева.
Тишину нарушило детское пение. Тонкие голоса тянули старую песню, известную Джону по воскресной школе: «Весь мир Он взял в свою ладонь». Благодарный за то, что уже не один, с облегчением столкнувшись с чем-то столь безопасным и праведным, как детский хор, Джон поспешил к открытой освещенной двери в конце коридора – откуда, казалось, и доносилось пение.
Но слова, как он понял, подойдя ближе, были не такими, какими должны были быть:
Она взяла все это в рот,
Она взяла всю эту чертову штуку в рот.
Она взяла все это в рот,
Она взяла весь член в свой рот.
Он достиг дверного проема. Певцы не были детьми. Это были изувеченные мужчины – голые кастраты с ампутированными по колени ногами, выстроившиеся на чем-то вроде низких деревянных подмостков. Джону показалось, что он узнал одного из них – Стивена Портиса, менеджера цеха с его предыдущей работы, где он трудился до того, как люди из «БФГ» упразднили его должность. «Каждый раз, когда Ральф закрывает дверь, он отворяет окно», – сказал Джону консультант с ложным дружелюбием, прежде чем предложить ему работу в «БФГ», и вскоре после того, как он покинул корабль, его старая компания объявила о банкротстве. Происходили ли все эти люди из фирм, которые в «БФГ» не смогли спасти?
«Она взяла все это в рот…»
«О ком речь?» – подумал Джон, представляя себе женщину, стоящую на коленях, с окровавленным подбородком и губами… откусывающую гениталии выстроившимся перед ней мужчинам.
Джон отвернулся от комнаты, но чернота за створками лифта уже проникла в коридор и затопила его по всей длине. Зрелище ошеломляло, и перед лицом такой неумолимости освещенная комната казалась теплой и гостеприимной, а хор кастратов утешал, успокаивал. Джон повернулся, вошел внутрь и закрыл дверь, чтобы мрак не прополз и сюда.
Его внимание привлекло шевеление у дальней правой стены. Раньше он ничего там не видел, потому что дверь закрывала ему обзор. Но там на коленях стояла голая женщина с ножовкой в руке. И весь рот у нее был в крови – алые дорожки бежали от губ через все ее тело, до самой промежности. Джону женщина показалась смутно знакомой… а потом до него дошло, где он ее видел. Это была секретарша одного из мужчин, говоривших сегодня с ним. Секретарша Крейга – Патов, кажется, намеревался ее уволить…
Когда певчие на сцене затянули новую песнь, звучащую на мотив «Вперед, Христово воинство», но «Христовым воинством», конечно же, не являвшуюся, женщина заковыляла к Джону, опираясь на ножовку, улыбаясь с широко открытым ртом.
Оказалось, ног ниже лодыжек у нее тоже нет.
Джон посмотрел на Стивена Портиса, поющего вместе с остальными.
«Всяко лучше, чем та жуткая тьма в коридоре», – подумал он.
И он почти собрался с духом, когда фурия с кровавой пастью – раззявленной пастью, перекошенной в зверином оскале, – расстегнула на Джоне сперва ремень, затем ширинку, затем стянула с него брюки.
Патов ждал Крейга и Фила в вестибюле, когда на следующее утро они вдвоем пришли работать вместе. Как всегда, он улыбался, хотя глаза его были мертвы и пусты. Он поправил галстук-бабочку.
– Могу я поговорить с вами, джентльмены?