Алексей промолчал. Вопрос не в том, настоящей ли являлась наша семья. А в том, кто нажал первую кнопку.
Потом он долго лежал рядом, не касаясь ее. Дыхание жены было ровным. Слишком ровным. Может, она уже спала. Может – просто делала вид. Он закрыл глаза. Но сон не шел. В голове крутилась навязчивая мысль, повторяющаяся с предельной ясностью:
«Если кто-то выбрал Марину для меня – значит, где-то существует и другой сценарий. Тот, который я не прожил. Тот, где я не сделал свой самостоятельный выбор.»
И от этой мысли стало по-настоящему страшно. Потому что он больше не был уверен, какие шаги были сделаны им самим.
Глава 3
Система не поприветствовала его утром. Не сообщила, что уже наступил четверг. Не озвучила температуру за окном и внутри квартиры.
Просто включила свет, не выдав ни звука.
Алексей сел на край кровати и прислушался. Тишина ощущалась как-то иначе. Неправильно. Обычно в ней пряталась жизнь: щелчок кофеварки, тихое урчание климатического фильтра, шелест подстраиваемых оконных штор. Сегодня – ничего. Будто дом ждал команды. Или наблюдал.
Мужчина встал и подошёл к зеркалу. Распознавание лица сработало не сразу – как будто система задумалась или зависла.
На экране мелькнуло:
«Ошибка считывания. Повторите запрос.»
Только со второго раза появилась стандартная панель: цвет кожи – в норме, уровень тревожности – «повышенный, но допустимый».
Допустимый для чего?
Он выключил экран. Подсветка зеркала погасла. В тусклом отражении сгустились тени, а лицо… Оно было каким-то другим. Алексей не мог объяснить в чем именно заключались изменения, но тревожное чувство не отпускало.
Приняв душ, он направился на кухню, ожидая там встретить Марину. Она всегда вставала раньше его, чтобы успеть приготовить завтрак мужу и сыну. Затем провожала Алексея на работу, дожидалась няню Артема – Людмилу Геннадьевну и только потом уезжала в офис.
Этим утром на кухне было непривычно темно и пусто: автоматические жалюзи закрыты, кофе не заварен, завтрак отсутствует. Впрочем, супруги тоже нигде не наблюдалось. Алексей пару раз окликнул ее, но так и не дождался ответа.
На работе случилось что-то экстренное? Вызвали пораньше? Но почему не предупредила? Не записала сообщение?
– А может я проспал? – вслух пробормотал он, взглянув на часы.
Нет, не проспал. Проснулся четко по будильнику.
Мужчина оглянулся по сторонам, задержав внимание на идеально чистых глянцевых поверхностях и хромированной технике, управляемой умным помощником. Внедренные в память устройств нейросети, сегодня не спешили предугадать его желания и потребности. Система словно ждала его решений – не для того, чтобы исполнить, а чтобы оценить, что именно он потребует исполнить в первую очередь.
Услышав шорох со стороны детской, Алексей пошел на звук. Приоткрыл дверь спальни сына, заглянул внутрь. Артём сидел на полу, в тактильных перчатках. Кровать аккуратно застелена, игрушки прибраны. На стуле перед письменным столом мужчина заметил рюкзак сына, который Артем всегда брал с собой в детский сад, куда его отвозила Людмила Геннадьевна.
Полностью одетый, мальчик как будто намеренно ждал отца. Артем повернулся и посмотрел на Алексея пристальным изучающим взглядом. Поразительно взрослым взглядом.
– Ты сегодня другой, – произнес Артем.
– С чего ты взял? – мужчина медленно приблизился к сыну и присел рядом, провел ладонью по темным вихрам. – Я тот же.
Мальчик отстранился.
– Нет. Ты другой. Не такой, каким был вчера. Как будто тебя заменили. – Он пожал плечами, словно это не требовало пояснений. – Ты временный.
– Что ты сейчас сказал? – Алексей задержал дыхание. Сердце сжалось в грудной клетке, отозвалось резкой болью. – Повтори.
Артём опустил глаза, будто уже пожалел о сказанном. Он смотрел на свои руки в перчатках, потом шевельнул губами:
– Я не твой. Просто пока живу здесь.
– Почему ты так говоришь? Кто тебе это сказал? – голос Алексея дрогнул.
– Никто, – ответил мальчик просто. – Я… это как будто само пришло. Я просто вспомнил.
Артем снова уставился в игровую голограмму. Алексей остался сидеть рядом, не двигаясь. Ребёнок будто повторил чью-то реплику. Или чужую мысль. Но с такой интонацией, словно это – его собственное, глубинное знание. Что-то, о чём взрослым не положено помнить.
Мужчина смотрел на сына и не узнавал его. Тот же облик, те же глаза, те же движения рук – но будто внутреннее ядро сменилось. И чем дольше он находился с ним, тем сильнее становилось чувство, что Артём – не отражение их с Мариной, а что-то иное. Выращенное? Встроенное?
– Артём… ты помнишь, как мы ездили на юг? Где был песок и мост над водой?
Мальчик равнодушно кивнул.
– Это был прошлый маршрут. Он закончился.
– Какой маршрут? – выдохнул Алексей, ощущая болезненную пульсацию в висках.
– Не знаю… – Артём слегка нахмурился. – Я не хочу говорить. Когда придет няня?
– Через десять минут, – пробормотал Литвинов.
Он отступил и вышел из детской, потому что не мог больше оставаться с собственным сыном наедине. Мир привычных значений начал неумолимо расползаться, оставляя трещины…
Впервые за долгие годы Алексей отправился на работу голодным. Всё утро он не мог выбросить слова сына из головы.
Ты временный.
Я – не твой.
Я просто вспомнил.
Фразы ходили кругами, как вирус в замкнутом цикле. Он чувствовал, как в нём растёт холод. Холод интуитивного понимания, которое не принадлежит разуму, но уже поселилось в теле.
Оказавшись в своем кабинете, Литвинов закрыл дверь, включил голосовой интерфейс. Система откликнулась с заминкой. И голос показался немного другим, но не тембром, а скорее интонацией. Менее угодливой и отстраненной. Более… заинтересованной, неравнодушной.
– Сессия 4.2.1. Ожидаю команду.
– Назови мой профиль, – распорядился он, чеканя слова.
– Алексей Романович Литвинов. Возраст 33. Уровень допуска – 4.2. Профиль тревожности – нестабильный. Программа адаптации активна.
– Активна с какого дня?
– С рождения.
Алексей замер.
– Повтори. С какого момента программа активна?
– С даты инициализации: 03.06.2041. Вас курируют в рамках модели «Настройка. Генерация C7». Вы входите в категорию повышенной наблюдаемости. Ваше участие – осознанно-протоколируемое.
– Протоколируемое – кем?
Система замолчала.
– Кем?!
Пауза. Потом – щелчок. Голос сменился.
– Алексей, рекомендую прервать сеанс. Вам не следует задавать такие вопросы.
Литвинов отключил голосовой модуль. Сел. Закрыл глаза. Сердце билось глухо, как в панцире, кровь стыла в венах. Он не понимал… Ни черта не понимал.
Генерация C7.
Повышенная наблюдаемость.
С рождения.
Алексей внезапно вспомнил, как детстве его часто оставляли после уроков – не за плохое поведение, не за неуспеваемость. Просто так было нужно.
– Мы проведём дополнительный опрос, – говорил один из кураторов. Всегда в очках, всегда в сером. Имени у него не было, только идентификатор: ГП-17.
Алексея усаживали в тишине. На экране появлялись образы: чередование лиц, символов, коротких сцен. Потом начинались вопросы. Иногда простые: «Что ты чувствуешь?» Иногда странные: «Сможешь ли ты предсказать, что выберешь?»
Или ещё: «Если бы ты мог отменить себя, но сохранить мир – сделал бы это?»
Алексей молчал. Он знал: здесь нет правильного ответа. Есть нужный.
Позже один из учителей сказал маме: «У вашего сына идеальный профиль обработки. Он чистый.»
Она только кивнула. Как будто знала это заранее.
Затем Литвинов вспомнил, как его курировали в университете. Как один из кураторов на собеседовании в «Заслоне» сказал с улыбкой:
«Вы подходите. Вы – почти чистый маршрут. Редкость.»
Тогда он подумал, что это комплимент. Теперь – не был уверен. Теперь всё в его прошлом светилось под другим углом. Даже собственное имя стало вызывать подозрение.
Мужчина вновь загрузил панель. Повторил запрос:
«Профиль: Литвинов Алексей Романович».
Ответ:
«Ошибка идентификации. Уточните критерий запроса.»
Он изменил формулировку. Попробовал различные варианты. Вводил дату рождения, номер сотрудника, IP-идентификатор. Каждый раз система либо игнорировала, либо выводила:
«Нет совпадений.»
Литвинов снова ввёл своё имя. Только имя.
Система зависла. Потом выдала строку:
«Объект не определён. Доступ отсутствует.»
Он откинулся на спинку кресла, не веря собственным глазам.
Имя – это последнее, что тебя держит в реальности. Но если даже оно исчезает, то кто ты тогда?
Алексей не сразу осознал, как и когда оказался в коридоре между техническими секторами. Его словно вела необъяснимая сила, или скорее инстинкт. Там было гораздо меньше людей, чем в других помещениях офисного здания, меньше камер, меньше света, но пол скрипел чуть громче, чем должен был, или ему так казалось… Свет над головой мигал с запозданием, будто узнавая его каждый раз заново. Тревога неумолимо нарастала.
Внезапно он заметил глухой стык панелей, рядом с аварийным шлюзом. Место, где сотрудники «Заслона» обычно надолго не задерживаются. Но кто-то уже стоял там, будто ждал.
– Литвинов, – негромко окликнули его из полумрака.
Алексей вздрогнул. Узнал голос раньше, чем лицо. Савинов.
– Я знал, что ты придешь, – произнес Михаил, опасливо вглядываясь в пустой коридор за спиной коллеги.
– Что происходит? – выпалил Алексей. – Со мной? С системой? Почему исчез мой профиль?
Савинов медленно выдохнул, будто собирался с мыслями.
– Сбой не у тебя, Лёш. Сбой – в системе. Просто ты один из тех, кто начал его чувствовать.
– Что значит «чувствовать»?
– Это как фон. Как резонанс. Сначала ты замечаешь мелочи. Потом – начинаешь видеть между строк. А дальше… – он посмотрел на Литвинова долгим взглядом, – дальше ты понимаешь, что всё было подстроено. Даже то, что ты считал своим.