ерти, и я не даю, и я не пускаю сюда детей. Я пугаю их, и они уже не приходят в этом дом, в это лоно. (Обрыв записи)
Цвет радуги – это если всё хорошо, но бывает, что ему соседствовать с голубым, а бывает и чёрным, всё зависит от того, что происходит извне и внутри. Я ношу цвет, но я не даю ничего, я – всего лишь призрак ваших желаний, я – всего лишь призрак, столь неясный и столь необычный, только в ваших представлениях, я всего лишь ваши реакции, только всего лишь, я – всего лишь призрак того, что вы хотите. И если вы хотите умереть, если вы потеряли интерес к жизни, со мной будут соседствовать чёрные краски. Чёрные… Или “ничто”, не имеющее никакого цвета, – оно самое страшное. Чёрный – это значит, ещё можно вернуться, можно передумать, можно остановиться. Ничто, если здесь есть “ничто”, оно не имеет никаких красок, а это значит «истинная смерть» – та смерть, после которой уже нет рождения. Это то, что вы называете действительной смертью, а всё остальное, всё остальное – это лишь только ‘’переход’’, это всего лишь ‘’лифт’’, ‘’метро’’ или какой-нибудь другой транспорт, который перемещает вас из одного тела в другое. (Обрыв записи)
(неизвестное время)
-…эмир. Зачем, зачем ему было упоминать об этой звезде? Властелины не любят, когда говорят о их смерти, да ещё если рядом слуги… Если про них кто-то говорит о падшей звезде, этот человек уже не может жить. Хан не был исключением и дал строжайший указ: «Всего мальчишку схватить немедленно, привязать к хвосту лошади и пустить. За ним же пусть будут идти трое, чтобы не ушёл, собака. И если что-то останется от него, разметать по всему полю, чтобы не осталось и следа!». Говоря это, он так ехидно улыбался и с такой злостью представлял ту картину, что уже было желание самому, самому с этими тремя проскакать, но не царское это дело. Мальчишка же, испугавшись и не поняв, что случилось, стал кричать: «Господин, я же только хотел…» – что хотел он, хан уже не слышал. Никто не хотел знать, что продолжит мальчишка, и для чего он пришёл сюда. И обещанный злотый должен был быть проглочен им. Хан не был скупым, он достал свой кулёчек и сказал: «Пусть всё съест эта собака!» – и мальчишка, захлёбываясь, должен был глотать эти монеты. Печальная сказка… и более печально её продолжение… - Кони были снаряжены быстро, нашлось три охотника, которые сопровождали бы. И каждый их них уже представлял, уже рисовал картинки будущего развлечения. Мальчишка уже не плакал, ему уже нечем было плакать. Его никто не бил, его нельзя было ударить – таково было указание хана: «Относитесь к нему вежливо. Он – царь! Он принес весть о моей смерти. Так пусть будет он почитаем, и умрёт почитаемо!» (Обрыв записи)
(наше время)
-Что может быть горче детских слёз? Мальчишка плакал. Весь мир собрался в маленький кулачёк, в котором умещались все слёзы, те слёзы мира. Он стоял и смотрел на мать, на отца, он не знал, что делать. Отец же, что-то крикнув обидное, повернулся и пошёл. Мальчишка побежал за отцом, он кричал: «Папа!» – но отец не слышал, отец был слишком злой, чтобы что-то слышать. Он ускорял шаги – мальчишка бежал, бежал, споткнулся о камень, поднялся. Мать же, мать, увидев упавшего мальчишку, вскрикнула, побежала за ним. Бежа, она кричала вдогонку проклятья отцу: «Остановись! Остановись! Услышь!» – отец повернулся, что-то сказал в ответ грубое и пошёл дальше. Мальчишка не хотел отставать, ему уже было всё равно, лежать, стоять, он смотрел, как уходил отец, повернулся к матери и сказал: «Мама, папа нас больше не любит.»
*(Ольга) Девять…
(эта жизнь)
-Вы знаете… Видите, Михалыч, моему сыну снятся странные сны, он мне рассказывает, а я боюсь. Ему снятся какие-то инопланетяне, к нему кто-то приходит, он даже завёл себе друзей. Представьте, он просыпается, рассказывает мне, что он играл в игрушки, которые ему подарил какой-то дядя в белом. И какая-то женщина, тоже в белом, рассказывает ему сказки. Мне кажется, здесь надо что-то думать. Ему всего 6 лет, а он уже рассказывает такие чудеса! Вы знаете, у него какое-то больное воображение. Я бы попросила вас посмотреть моего ребёнка. (Обрыв записи)
(неизвестное время)
… приёмник принял его холодно. Мальчишки, больше из любопытства, выбежали наружу и рассматривали новенького. Новенький же, испугавшись и растерявшись, не знал что делать. К нему подошла воспитательница и сказала: «Пошли!». Она привела его в палату, показала ему тумбочку, кровать и сказала: «Теперь ты будешь жить здесь», – «А мама?», – «Мама? Маму ты увидишь только в субботу», – «Почему?», – «Надо! Надо! Потерпи, сынок! Потерпи»…(сбой)
*Один…
- Всего лишь взрослые не умеют… (сбой)
- Давайте продолжим. Какую следующую букву будем рассматривать сейчас?
*<<У>>
- «У». Сразу вспомните слова, относящие к человеку, начинающего на «У».
*(Ольга)У?
*(Гера) Умный.
*(Ольга)Удивление.
- Удивление. Хорошо. Любимый крик победы?
*Ура? (вместе)
- Ура! Хорошо, назовите мне слово, содержащее всего лишь только две буквы.
*(Ольга)Уа.
*(Лена)Уа. Ребёнок…
- А теперь произнесите наоборот.
*Ау.
- В чём разница?
*(Ольга) «Уа» - когда кричит ребёнок, рождается, а «Ау» - когда потерялся.
*(Лена)Когда в лесу потерялся…
- Так, теперь давайте подумаем. На что похожа эта буква?
*(Ольга)<<У>>?
*(Лена)Недоконченная «Х»?
- Нет, давайте говорить о предметах.
*(Ольга) Рогатка.
- Рогатка? Почему же не “сосуд”?
*(Ольга) Сосуд?
*(Гера) Рюмка , да.
*(Ольга) Да, рюмка, наклоненная, наклонённая.
- Тогда, давайте, попробуем, напишем прописную.
*(Ольга) А, да!
- Есть ли общее?
*(Ольга) Общее?
- Общее – чаша, - и там, и там увидите чашу. Чашу, которая пуста. Вы здесь не видите, в отличие от иных букв, каких-нибудь чёрточек. Представьте, что вы – чаша, вы – сосуд, и вы стараетесь всю жизнь наполнить его, и вы наполняете, и довольно успешно. Слишком успешно, что порой чаша эта переполняется, и тогда происходит срыв. Тогда, вы стараетесь избавиться от груза, избавиться от содержимого этой чаши. Теперь вспомните возраст восемнадцатилетнего ребёнка. Каким он является, какова основная черта его характера?
*(Ольга) Стремление, наверное?
*(Гера) Любознательность?
- Нет. Нетерпимость.
*(Гера) А-а-а…
- Нетерпимость. Он построил уже свой мир, и об этом говорили прошлые буквы, он построил его, и он не хочет, чтобы он менялся, - для него уже всё понятно, для него уже есть чаша, которую он заполняет, и которой он является. И в виду своей жадности, он не собирается расставаться с этим грузом - он ещё молод, и он ещё не знает, что такое боль. Вы скажете, что есть дети, которые потеряли многое, и которые уже знали больше, чем взрослые. Давайте не будем говорить о крайностях, давайте не будем говорить о той границе, которая, дай бог, будет далека от вас. Теперь, представьте эту чашу перевёрнутой. Или, давайте, ещё лучше - представим эту чашу в латыни. Здесь вы уже не видите никаких хвостиков, здесь уже чисто только чаша и не более. Что говорит об этом? Попробуйте ответить вы.
*(Ольга) Перевёрнутая чаша?
- Давайте будем говорить о латыни.
*(Ольга)О латыни?
- Чистая чаша, не имеющая ничего.
*(Гера) Без опоры, наверное.
- Опора?
*(Ольга) Это не опора, это устремление вниз. Что-то такое. И чаша, наверное, принимает сверху.
- Согласитесь, что в чашу можно положить только сверху, она не перевёрнута.
*(Ольга) Но, если есть отросточек, то она может вылиться вниз как бы, вот…
*(Лена)Вот так вот - закруглённая «У»… Вот так вот, если перевернуть…
*(Ольга) Нет, я про русскую «У» говорю.
*(Гера) Там - про латынь.
- Хорошо. Здесь вы поставили чашу, и она, действительно, не имеет более ничего, для неё нет ни ручек, ни рукояток, но она достаточно устойчива, и если человек пишет её с наклоном в какую-либо сторону, то это говорит о его характере, это говорит о том, умеет ли он сохранять то, что уже получено. Представьте букву, наклоненную вперёд. Это что значит? Это значит, что вы торопитесь, у вас нет терпения, вы стараетесь достичь, вы бросаете всё, лишь бы сделать что-то одно – и что в итоге? – В итоге вы бросаете и это дело, потому что появилось новое. И так - это будет всегда незакончено. Теперь, представьте букву, которая наклонена назад. Это значит, что вы достаточно консервативны, вы не желаете менять своих взглядов, вы достаточно стабильны и упорны, и что бы новое ни происходило, для вас это очень туго доходит, вы это или не признаёте, или обвиняете ложью, или, что ещё хуже, ставите в вину другим. Получается - что? – Получается, вы должны написать её прямо – это тоже неверно. Буква, с задней стеной, чаша, должна быть прямой, передняя же должна быть наклонена – это значит, что вы уже познали старое и не хотите возвращаться к нему, вы идёте вперёд, но, не растеряв старого. Теперь, представьте эту букву достаточно пузатой. Вы можете написать её так? – Можете. Это говорит не о жадности, хотя можно было бы и сказать, что - да, похожи. Скорее всего, это говорит о том, что вы хотите как можно больше узнать не просто от жадности, а просто больше, больше и больше… Вы не можете объяснить причины, что заставляет вас искать. Вы, просто собираете, вы просто собиратель, вы – библиотека, достаточно могучая библиотека, но бестолковая. Почему? – Потому что вы просто собиратель, вы коллекционируете “марки”, и вам всё равно, зачем эта “марка” была издана, и что она обозначает. И если уж разговор идёт о ней, то вы просто говорите, как она была трудна, как её было трудно достать и какова её ценность. Вы можете нарисовать, что там есть, но это будет всего лишь карикатура, это будет всего лишь попытка создать, что уже есть у вас. Теперь, представьте, вы написали её довольно-то узко, чуть ли не слитно. О чём это говорит? – Это говорит о том, что вы слишком целеустремленны, до такой степени, что это переходит в растерянность, совершенно крайние вещи, но это так. Вы столь устремлёны, что всё теряете, вы видите только одну цель, только её и больше ничего. Про таких говорят: «Больше своего носа он не видит».