(неизвестное время)
- Кони не были спокойными, они как бы чувствовали, что должны были сделать. Мальчишка не вырывался, он ждал своей участи и смирился с ней. На смотрины пришёл хан. Он сам лично проверил, крепко ли привязан он. Лошадь же, испуская пену, не стояла на месте и…(сбой)
-Как стар мир! Как всё старо! Что(…) все надоели!
- (Далее детским голосом) Петя… Петь!
*(Гера) Да, да, да, здесь…
*(Ольга) Мы здесь. Петя, Петя. Погромче.
*(Гера) Мабу, это ты?
- Мабу!
*(Гера) Мабу.
-Почему вы никогда не говорите правильно?
*А как это?
- Мабу!
*(Ольга) А как говорим мы? Мы и говорим Мабу!
- Мабу! Но я не обижаюсь.
*(Ольга) Ладно, не будем. А Пете тоже другое имя дали.
*(Гера) Да, я теперь не Петя.
- Я знаю, у него две жены. А имя?
*(Гера) Как две жены? У меня две жены?
*(Ольга) Имя какое? Которое ему дали?
- Да.
*(Ольга) Новое? Какое у тебя имя?
*(Гера) Гера.
*(Лена)Георгий.
*(Гера) Гера, так попроще. Ты слышишь?
- Интересно, а почему?
*(Гера) А почему тебя Мабу назвали, а был Вася?
- Это “Вася” сказали, чтобы я назвался!
*(Гера) Ну, мне тоже сказали…
- У меня же не было этого имени!
*(Ольга) У тебя не было… Тебе за что имя дали? Расскажи, за что?
- За Петю.
Смех.
*(Гера) Ну, вот видишь, а мне за “Васю” дали.
*(Ольга) Второе имя ему дали, другое.
- Не хочу.
*(Ольга) Почему? Другое не нравится имя?
- Не нравится.
*(Гера) Ну, ладно, я буду Петей.
*(Ольга) Назови Петей, значит, по-старому. Как у тебя дела, расскажи?
- Хоросо.
*(Ольга) Жёны чем занимаются?
- Они не могут со мной ругаться.
*(Ольга) Почему?
- Нельзя.
*(Ольга) А-а! А ещё что тебе не нравится?
- Что мне не нравится? Когда… гром, а дождя нету.
*(Ольга) А-а, это, наверное, у нас тут такие есть животные, которые очень сильно грохочут. Вот, наверное, ты их слышишь. Они людей возят.
- Нет.
*(Ольга) Нет?
- Они…
*(Ольга) Что они?
- Гром гремит, а люди…э-э… ложатся спать и потом не просыпаются.
*(Ольга) А-а, убивают, да?
- Чего?
*(Ольга) Убивают людей?
- Не знаю.
*(Гера) А впереди у них есть такой длинный-длинный?
*(Ольга) Палка. Длинная палка есть, из которой стреляют? А-а, гром, гром…
*(Гера) Из которой гром идёт?
- Палка?
*(Гера) Палка, да! Впереди у них там…
*(Ольга) Палка большая.
- Я разные видел.
*(Ольга) Разные?
- И палки видел, и не палки.
*(Гера) Хмм, ясно, ну, понятно…
*(Ольга) Скажи, а какая у людей, какие они? Опиши нам, в чём они одеты?
- В шкурах. И только почему-то те шкуры…
*(Гера) Все одинаковые?
- …без травы.
*(Ольга) Без травы? Ага.
- А ещё… а ещё я видел монахов. А они, а они… я видел ихнюю голову.
*(Ольга) Голову? Лицо?
- Даже глаза.
*И какие глаза?
*(Гера) На тебя похожи?
- Разные.
*(Ольга)На тебя похожи?
-Они не прячутся.
*(Ольга) И что они делают?
- Учат.
*(Ольга) Кого?
- Всех.
*(Ольга) Всех?
- У них есть большие книги. Они держат в руках огонь, чего-то поют, потом все становятся на коленки… а дальше я не видел.
*(Ольга) А-а, вот какие монахи, да? А вы не поёте?
- Поём.
*(Гера) А что вы поёте? Спой песню какую-нибудь.
*(Ольга) Спой какую-нибудь песню. Молитву.
- Молитву?
*(Гера) Ну, что вы поёте? Что?
*(Ольга) Что вы поёте?
- О монахах поём.
*(Гера) Что поёте? Спой.
- О богах поём.
*(Гера) Ну, ты спой хоть что-нибудь.
- О жёнах поём.
*(Гера) О женах, что там поёте? У нас тоже поют о жёнах.
- О жёнах? Что придёт солнышко, поднимутся жёны, мы им дадим зерна, а они пойдут…эээ…
*(Ольга) Сеять зерно, да?
- Ну, да!
*(Ольга) Работать пойдут.
- Да. А потом, будут приносить еду. О детях поём. И детям поём.
*А что о детях?
- О детях? – Что они станут такими, как мы, потом придут монахи и заберут их богам, и у них там будет жить хорошо. А ещё, а ещё…
- Мы знаем о множестве миров. Мы можем высчитать по звёздам время. Мы можем раскрыть книгу и прочитать о каждом. Мы можем предсказывать судьбы, мы можем и учимся, как приносить смерть, достойную…
*(Ольга) Кто вы?
- Мы можем каждого из вас положить и отправить в иные мира. Мы можем вместе с ним перейти реку смерти и гулять в тех мирах, где живут наши прадеды, где живут наши воспоминания. И мы можем вернуться и рассказать вам. Мы можем увидеть будущее. Мы берём чашу, наливаем её водою святою, окропляем её и видим будущее. Один из учеников взбалтывает воду – и тогда, вода рисует картины. Бывают столь необычные, что не знаем объяснения им. И тогда, мы составляем книги, и прячем их от других. И книги эти передаются из поколения в поколение, но остаются в храме и никуда более. И в книгах тех все наши труды, все наши желания и всё это – для Бога. Мы, служители его, хотим познать его, он же дарует эти знания нам. И мы берём его, и ложим, крестим руки его, связываем ноги его, при главе его ставим огонь священный, читаем молитвы над ним – и тогда глаза его закрываются, и тогда говорит он нам, что видит он. Он уходит в дали, в те дали, куда не можем мы попасть. Он рассказывает нам то, что не можем видеть мы. И тогда мы записываем всё, и передаём из поколения в поколение. Мы шифруем записи эти, чтобы не попалось врагу нашему, чтобы силы тёмные не могли применить знания те. Мы, подглядывая его, можем творить чудеса. В одном из видений рассказал нам, как можно создать оружие. И мы, взяв тростник и наполнив его ядом, можем теперь защищать храм свой. И благодаря вещим снам его, благодаря Господу Богу, когда просыпается же он, не помнит ничего. И во благо его, иначе пришлось бы, чтобы не было не сохранности тайн, уничтожить его. Счастье его, что не помнит ничего.
- Когда стемнело, они сели вокруг стола, положили на него руки и стали смотреть на свечу. Свеча стояла посредине стола. Пламя её билось от ветра. Подтёки свечи давали знать, что скоро начнётся. Каждый с терпением ждал движения стола, и каждый хотел услышать первым, и первым задать вопрос. Это уже было, как в спорте: кто будет первый. И малейшее дрожание воспринималось как начало - задающий задавал вопрос, но в ответ была тишина. Раздавался хохот, остальные смеялись, потом кто-то говорил: «Спокойно! Давайте настроимся!» – и снова воцарялась тишина. И снова горел огонь, все смотрели на него и ждали, когда начнётся. Каждый думал о своём. И, хотя было сказано, что «надо настроиться, и давайте будем думать только о Петре I», каждый думал о разном. Кто-то думал, что скажет жена, узнав, чем занимается он. Кто-то не мог проблему решить с деньгами, ему завтра нужно было отдать долг. В гимназии другому грозили набить морду, и тогда он стал думать: «А не пойти ли мне завтра, а не заболеть ли?» И о Петре I никто, к сожалению, не думал. Может быть, из-за этого Пётр I обиделся и не явился на сеанс, может быть, из-за этого. Но стол не собирался двигаться, свеча уже догорала, сеанс ещё не начинался. Уже пропели петухи, уже проходила ночь, но все терпеливо сидели и ждали. Всё было бы прекрасно, но кто-то уже начинал посапывать, другой толкал его и говорил: «Стёпка, ты что?! Давай, давай, думай! Я уже, знаешь, сколько думаю?! Мне уже Пётр I чуть ли…» – и тут же замолкал, потому что он боялся оговориться «приснился». И, наконец, уже рассвело. Кому-то первому надоело, он встал, стряхнул руки со стола и сказал: «Всё это чепуха! Пора, братцы, разбегаться по домам. Мне в два часа ещё свидание». Другой сказал: «А я болею», – «Ты что, не пойдешь на занятия?», – «Не пойду», – «Почему?», – «Надоело!» – кому было охота признаваться в разбитой морде? Прекрасно! Всё было бы прекрасно, если бы только не одно «но»: Сергей был разочарован, он ожидал лучшего, он ожидал чего-то, хотя бы пусть не Пётр, кто-нибудь другой, но хоть кто-нибудь, да будет. Петра не было, и это уже была третья ночь, и, в конце концов, ему уже надоело, и он перестал верить, но согласился на следующий сеанс. Следующий сеанс должен был состояться через неделю. Первые дни шли очень и очень долго, потом Сергей забыл об этих сеансах. Неделя прошла быстро и, наконец, настал новый вечер, пришло время снова кричать Петра. И снова все собрались в кружочек, зажгли свечу, и при этом приготовили запасные – а вдруг разговор затянется. Прекрасно! Все сели, разложили руки и стали ждать. Ждать пришлось недолго. Кто-то сказал: «Я слышу! Пётр, это ты?» – в ответ тишина. Опять кто-то захихикал, был слышен окрик: «Да замолчи ты!». Сергей подумал: «Началось! Опять всё повторилось!». И вдруг , он решил: «А что, если…» – и тут же говорит: «Я слушаю вас, подданные мои!». Целый гвалт поднялся над столом: «Пётр, Пётр, это ты?» – Сергей сказал: «Да!». Опять гвалт, опять куча вопросов, и ничего не разобрать, и Пётр, тобишь Сергей, решил навести порядок: «Бояре, успокойтесь! Задавайте кто-нибудь по одному!» – что тут началось! Все начали по одному, снова очередной гвалт, снова крик и шум. Пётр разгневался и, стукнув кулаком по столу, сказал: «Боярин, остригу!» – всё, это был конец! Тут же поднялся хохот, тут же поднялся визг, одна молодуха закричала: «Не надо!» – её успокаивал сосед: «Да у тебя бороды-то нет, чего ты, старая, испугалась-то?». Сергей понял, что он, наверное, что-то переиграл. Он тут же попробовал постучать по столу – бесполезно. Стоял большой шум, свеча упала, и это всех остановило. Тут же начали все впопыхах поднимать свечу – не дай Бог, огонь затушится, тогда нельзя, нельзя заново зажигать, да ещё и скатерть накапала, что скажет хозяйка? Итак, всё успокоилось.
- «Папа больше не любит нас?», – «Не знаю, отстань!». Мальчишка испугался: «И мама не любит. А кто же тогда меня любит? Папа не любит, мама не любит». Он хотел заплакать, но слёз уже не было, и мальчишка тогда испугался ещё больше: «И слёзы кончились! Чем я плакать буду?». Это так испугало его, что, наверное, слёзы испугались за него и полились в три ручья. Мать наклонилась, встала на четвереньки и сказала: «Да не реви ты! Вернётся, куда он, собака, денется?!» – взяла его на руки, мальчишка обнял её. Ему стало как-то легче, и его сопливый носик натирал ей плечо, но она не обращала на это, лишь только бурчала: «Я ж потом не отстираю, дурачёк!»