Этруски прославились изображениями, которые не зря скрывают от широкой публики. Найденный камень был из той же серии. Казанова покраснел бы … а затем побелел от фантазии древних. Игоря больше интересовали буквы. Одна за другой они складывались в слова, но смысл пока не прояснялся.
Он так погрузился в работу, что забыл обо всем. А в комнате вновь кто-то был. То ли воздух колыхнулся, то ли тень мелькнула, а, может, интуиция подружилась с желанием жить, и они выступили единым фронтом. Игорь резко обернулся…
Казалось, его уже не удивить. Фигушки. Субъект, с удивлением озиравшийся посреди комнаты, тоже был знаком. Именно так изображают дьявола: жестокое, без примеси мыслей, лицо с козлиной бородкой, рога, хвост, копыта и уйма шерсти посередине. Передние конечности — с пальцами, заканчивались они заскорузлыми когтями.
Для защиты ничего под рукой не оказалось. Только ножницы. Визит вампира ничему не научил. Еще на столе лежали авторучки, которыми при большой удаче можно выколоть глаз или попасть в уязвимое место (а где оно у демона?), ноутбук мог сработать ударным инструментом, как в младших классах портфель… Нет, переломится. Или на рога наколется.
Из всего находившегося в комнате дьявола почему-то привлекло окно. Геройства у Игоря не столько, чтобы с ножницами кидаться на спину гостя из преисподней, вместо этого он стек со стула под стол, выставил перед собой «оружие» и сидел там все время, пока человеко-козел, живой символ женского представления о мужиках, хозяйничал в квартире.
Никаких всполохов пламени, жара, запаха серы и прочих атрибутов прибытия из геенны огненной, как представляется в таких случаях, не наблюдалось. Все происходило предельно буднично, будто не Властелин Тьмы посетил жилище скромного научного работника (если не он лично, то один из прихвостней), а именно животное, наполовину которым он казался. Мечталось, чтоб адское существо выпрыгнуло в окно и сгинуло, но не окно привлекло беса, а подоконник. Еще точнее — цветы на нем, гордость Лизы, которые она хотела увезти, но не смогла выбрать время. Теперь и не выберет: чертово отродье принялось с причмокиванием хрумкать листьями и стеблями. Герань, фиалки, прочая дребедень, название которой давно стерлась в памяти за ненадобностью — растения перемалывались во рту чертовой твари, и одно за другим исчезали в бездонной глотке. Нет, ну истинный козел, во всех смыслах. Как перед Лизой оправдываться, когда она придет?
Хорошо бы раньше Игорь в себя пришел. Окажутся ли цветы нетронутыми?
Когда растения в горшках кончились, демон принялся за напольные в кадках. Последним пал настольный кактус, которым перед употреблением ударили о стену, разломали когтями и выели изнутри до самых колючек. Закусила тварь свитером из натуральной шерсти и, прихватив хлопковые трусы, носки и льняную рубаху, исчезла.
Все правильно, рогатые, утверждает наука, хищниками не бывают. Мистика мистикой, а научные факты вновь подтвердились.
Козлоногий рогач вызвал в памяти слово фавн, он же пан. Неважно, фавн, дьявол, черт… — сгинул, и черт с ним.
Куцые огрызки, что торчали из горшков, следы зубов и темные гематомы на руке свидетельствовали, что бред зашел слишком далеко. Либо это не бред. Пора звонить спасателям или медикам, иначе Игоря здесь угробят.
Давно пора. Но не хотелось.
В том, что визит травоядного дьявола не последний, сомнений уже не было, и к следующему Игорь подготовился. Место по бокам от компьютера заняли кухонный нож и топор, оружия серьезнее в квартире не нашлось. Найденная на кухне Лизина скалка смотрелась внушительно, почти как бита, которыми в кино лихо орудуют бандиты и герои, но Игорь предпочел более страшные с виду предметы.
Ожидание затянулось. На электронных часах сменялись цифры, солнце за окном поднялось так, что лучи уползали с последнего рубежа на ковре, а ничего не происходило. Мысли постепенно вернулись к работе. Со снимков глядела тайна не меньшая, чем дурь, что происходила с ночи. Внимание вновь сосредоточилось на письменах.
С римских времен вошло в поговорку: «Этрусское не читается». Тадеуш Воланский из Варшавского университета был первым, кто рискнул читать «нечитаемое» не как древнюю заумь на неизвестном наречии. «Это же нормальный славянский текст!» — удивился открытию профессор. Но ученый мир сказал, что так нельзя — просто потому, что нельзя. Книги Воланского чуть не сожгли не площади и едва не устроили аутодафе самому автору — спас положение русский царь, взяв дело на личное рассмотрение и спустив на тормозах.
Время шло, ничего не менялось. Ныне ходили несколько теорий: Иванов и Яралиев с Османовым неплохо переводили тексты с языков Кавказа, Осипов и Щербаков отлично читали просто по-русски, а албанцы утверждали, что этрусское вроде бы читается по-албански. У всех что-то получалось, но у всех получалось разное.
Треть этрусских букв одинаковы с кириллицей, внешне многое от коптского письма, остальное встречается в скандинавских и тюркских рунах. Руны с Запада и с Востока принципиально ничем не отличаются и тоже не читаются — ибо, говорит мировое сообщество, откуда в Норвегии тюрки, а на Алтае викинги? Еще одна проблема в том, что писали в те времена как слева направо, так и наоборот, единые правила еще не устоялись. Направление менялось даже внутри одного текста. Между словами не было пробелов. Отсюда разночтение.
У Игоря получалось что-то свое — смесь славянских, тюркских и древнееврейских мотивов плавно вырисовывали новый вариант прочтения. Древнееврейский понадобился для перевода некоторых уже прочитанных слов. В «яосаваофадониикак» — начале часто повторяющейся надписи, знакомой, например, по обороту известной камеи с нимфой и купидоном (они, как ни странно, изображены прилично, потому картинка в общем доступе), явственно проступает «саваоф» — бог воинств, бесплотных сил. Вот вам и нимфы с купидонами. Неисповедимы пути Господни. А обращение нимфы очень похоже на начало просьбы или покаяния: «Я, о Саваоф…» Вариантов разбития фразы много, а с учетом обратного чтения — дважды много. Игорь все же остановился на обращении к имени, которое традиционная история к этрускам никак не относит. А почему, собственно? Ну, неисповедимы пути Господни, нельзя исключать что-то на основании, что современная наука считает это невозможным. Земля-то, как позже выяснилось, все же вертится.
Едва еще не переведенные, но прочтенные по новому слова сложились в предложения, вернулись галлюцинации. Или сон. Или полтергейст.
Позади раздался стук, будто уронили мешок с мукой. Пока левая рука хватала нож, в правой уже взлетал в замахе топор. Что новому гостю понадобится на этот раз? Жизнь? Бессмертная душа? Кожа, чтобы сделать чучело? Человечинка на шашлык? Или заставит переписать на себя квартиру?
Никто не нападал и не покушался на имущество. Топор едва остановился, чтоб не причинить вреда посетителю, ничуть не похожему на прочих: посреди комнаты лицом в ковер корчилась в муках юная дева. Как и предыдущий гость, от обилия одежды она не страдала. Тонкие руки, грациозная спинка, изящные ножки… От пришелицы исходила волна странного чувства, что они с Игорем сто лет знакомы, и их что-то связывает. Только изумрудного цвета длиннющие волосы намекали, что это не так, потому что забыть такое не получилось бы при всем желании.
Никакого огня страсти и животного зова, как у ночной оранжевоволоски, ни голодного взгляда вампира, что напоминал наркошу во время ломки, ни равнодушия травоядного дьявола, ни о чем не помышлявшего, кроме тупого поедания всего, что может быть переварено хотя бы в теории — не было ничего, что вызвало бы неприязнь или чувство опасности. Наоборот, эту гостью хотелось баюкать и лелеять, связать с ней жизнь и нарожать детей.
Нагая фигурка лежала ничком и дергалась в судорогах. С трудом поднявшиеся глаза — огромные, ярко-зеленые, полные страдания — искали что-то в комнате. По Игорю они просто скользнули, как по неживому, и продолжили поиск.
Ее боль ощущалась как собственная. В те пару мгновений, что Игорь приходил в себя перед броском на помощь, девичьи губы пересохли, волосы потеряли блеск, а испещренное прожилками белое тело зашелушилось и стало осыпаться. Игорь не поверил бы, не увидь своими глазами. Только что налитая жизнью кожа пошла реальными трещинами, как корка земли в засуху.
Всем существом умирающая незнакомка тянулась к графину с водой. Где же ее носило, чтобы гибнуть от жажды? И почему в таком виде? Нет, после ухода жены против нескромных женских образов Игорь ничего не имел, но любопытно распирало.
Он ринулся за стаканом. Вслед раздалось:
— Стакан не надо. Только воду. Побольше!
Тихий голосок журчал как ожидаемая вода. Ради такого голоска мужчины сворачивают горы и в ЗАГС. Ми-ми-миметр зашкаливал.
Игорь подскочил с графином в руках, и девица просто вытянулась на полу:
— Лей! По всему телу! С головы до ног!
Приказ, конечно, странный, но если девушка просит…
От нее брызнуло в стороны, ковер намок, зато гостье полегчало. Игорь будто в кино попал: трещины затягивались мгновенно, как по волшебству. Обновленная кожа дала бы сто очков вперед амурчикам с шедевров Возрождения, она блестела, молочно светилась и звала погладить.
— Еще! — попросила гостья, перекатываясь на спину.
Грудка у нее оказалась маленькая и тугая, под стать тылу, а волосы не крашенными. Милое личико молило поторопиться.
В ванной для скорости пришлось вывернуть на максимум оба крана, зато графин набрался почти мгновенно.
— Это болезнь такая? — предположил Игорь, когда вторая порция тоже закончилась. — Тогда, может, в душ? Так понимаю, что вода — лекарство, а там этого добра…
Он сграбастал холодное тельце и понес в ванную.
Девушка не возражала, она беспрекословно легла в эмалированную емкость и даже не поежилась, когда кожа коснулась ледяного чугуна. Полившаяся в ноги вода любого заставила бы вскочить — ждать, пока чуть тепленькая раскочегарится, и потечет горячая, времени не было. Гостью это не смущало. Ее ничего не смущало. Недавний ужас забылся, теперь раскованная поза и весь облик пришелицы рисовали перед Игорем чудесные перспективы.