«СЛОВНО АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ, Я ХОЖУ ПО ДОМАМ И РАЗДАЮ ДРУЖЕСКИЕ СОВЕТЫ!»
Зимняя картина. Совет от Александра Пушкина
ЛЮБОВЬ (LIEBE), сравнимая с ДОРОЖНЫМИ САНЯМИ (KUTSCHSCHLITTEN), написано у Александра Пушкина, МНОГООБРАЗНА (VIELGESTALTIG). СИЛА НЕБЕСНАЯ (HIMMELSMACHT) наделяет человека мощной способностью различать. Важно различить, люблю ли я, или не люблю. Ведь речь идет о разных энергиях. Любовь, сравниваемая с КАРЕТОЙ ДУШИ (SEELENKUTSCHE), подразумевает силы запряженных лошадей, вращение колес, рычагов, умение извозчика править, и вдобавок ко всему этому – пассажиров и сиденья, на которых они сидят. Вместе с тем она также состоит в быстрой езде по заснеженной дороге, соответствует длани Господа, зимнему небу и дальним огням домов, к которым направляются сани. Впрочем, когда Пушкин завершает свое вступление вопросом о том, кого пассажиры выберут жертвой для волков, преследующих карету, чтобы отвоевать немного времени и доехать до деревни, о любви речь уже не идет.
Как одной зимней ночью случай породил целые поколения потомков
Уже способная на страсти семнадцатилетняя девушка, готовая вопреки родительской воле выйти замуж за молодого человека, про которого она думала, что любит его вечной любовью, приехала в один из декабрьских дней 1811 года в церковь, хотя метель, бушевавшая над Южной Россией, мешала ориентироваться, а вьюга неимоверно затрудняла ход саней.
«…Если мы друг без друга дышать не можем,
а воля жестоких родителей препятствует нашему благополучию,
то нельзя ли нам будет обойтись без нее?»
Девушка добралась до церкви, где, по договоренности, ее уже ждали священник и свидетели. Однако ее возлюбленный в той же метели совершенно потерялся. Он находился в двух с половиной часах езды от места венчания и, заблудившись в незнакомом лесу на маленьких санях в одну лошадь, не смог доехать в одиночку до своей цели. Ввиду крайнего напряжения душевных сил (она действовала против воли родителей, ее сани то и дело утопали в сугробах) девушка потеряла сознание на церковной лавке.
Другие сани, сани офицера по фамилии Бурмин, в ту же самую снежную ночь по дороге к месту, не играющему в сюжете никакой особенной роли, ямщик, чтобы сократить путь, направил по берегу реки; из‐за сугробов и ледяного ветра, бившего ему в лицо, ямщик проехал мимо того места, где выезжали на дорогу, и по воле случая – ямщик поехал на огни – Бурмин оказался в церкви, где свидетели и церковнослужители склонились над потерявшей сознание девушкой. Они крикнули вошедшему в церковь офицеру: «Слава Богу, насилу вы приехали. Чуть было вы барышню не уморили». Священник подошел к отрясавшему с себя снег Бурмину с вопросом: «Прикажете начинать?» – «Начинайте, начинайте, батюшка», – легкомысленно отвечал мужчина, еще не пришедший в себя от борьбы со стихией, к тому же лежавшая на церковной скамье девушка показалась ему такой хорошенькой.
Непонятная, непростительная ветреность…
я стал подле нее перед налоем; священник торопился;
трое мужчин и горничная поддерживали невесту и заняты были только ею.
Нас обвенчали. «Поцелуйтесь», – сказали нам.
Жена моя обратила ко мне бледное свое лицо.
Я хотел было ее поцеловать…
Она вскрикнула: «Ай, не он! не он!» – и упала без памяти.
Свидетели устремили на меня испуганные глаза. Я повернулся, вышел из церкви безо всякого препятствия,
бросился в кибитку и закричал: «Пошел!»
Родители стройной бледной, впавшей в меланхолию, отказывавшейся от еды девушки в конце концов раскаялись и согласились на мезальянс между богатой наследницей и происходившим из бедной семьи возлюбленным, с которым она пыталась тайно обвенчаться. Тем временем молодой человек, прапорщик, был тяжело ранен под Бородином в 1812 году и умер в Москве, незадолго до вступления в нее французов. Теперь, казалось бы, не было уже никакой надежды на потомков, которые смогли бы в будущем управлять огромным поместьем. Готовые к любому компромиссу родители девушки были озадачены.
Однажды в поместье Марьи, отказывавшей всем поклонникам, появился офицер по имени Бурмин. Ему она не отказывала. При его виде шея и грудь Марьи покрывались «красными пятнами», все ее чувства были «возбуждены». В решающем разговоре, которому благоприятствовала и мать Марьи, офицер признается, что любит Марью, однако не может на ней жениться, так как по «легкомыслию», «непонятно как», «воле вопреки» уже год как женат. Молодая женщина, разгадавшая интригу судьбы, воскликнула: «Боже мой! Так это были вы! И вы не узнаете меня». Бурмин побледнел и бросился к ее ногам.
Такова повесть Александра Пушкина о «сгустившемся времени». Она показывает, насколько он БРАТ ГЕНРИХУ ФОН КЛЕЙСТУ В МИРОВОЙ ДУШЕ, ведь мировая душа, как мы знаем, состоит не из ОДНОГО ДУХА, а из миллиардов братств (Bruderschaften) живых и мертвых. Так метель – элементарное, продолжительное по времени, могучее природное явление, безразличное к живому, связала двух людей, которых не смогли соединить ни сознательные решения, ни целенаправленные волевые действия, ни объективные возможности. Двое любящих, обретших друг друга по ошибке, оставили после себя 1246 потомков, включая эмигрировавших в США, а также оказавшихся – через Константинополь – в Париже после 1917 года; потомки эти всё еще рассказывают о судьбоносном происшествии той метельной ночью 1811 года. Один из носителей генов Марьи и Бурмина в настоящее время стажируется на поле для гольфа во Флориде, где о метелях никогда и не знали. Эта история показывает, что такое «господство особенностей» в России.
Анна Каренина 1915
Ее практически мыслящий муж пал на поле боя в Галиции. Майор Вронский, эгоцентрик, с которым она еще долго состояла в переписке, расстался с жизнью, за которую он ожесточенно боролся до последнего мгновенья в грязном полевом лазарете где‐то на севере России.
А она, красивая женщина, ухаживала за ранеными на Крымском полуострове. Поезда, прибывавшие с полей сражений Брусиловского прорыва, ежедневно пополняли поток изувеченных. Анну считали ангелом-хранителем военного госпиталя, она, вместе с другими сестрами милосердия, парила между рядами кроватей. Там, где она проходила, за ранеными начинали лучше ухаживать. Врачи и санитары, сразу же после того, как женщины заходили в палаты, начинали относиться к изувеченным и контуженым («мусору с бойни поля боя») как к людям просто потому, что теперь каждого из них можно было бы представить действующим или страдающим героем РОМАНА.
На следующий год Анна Каренина вышла замуж за врача. В 1918 году ее муж, хирург, возглавил первую московскую поликлинику. В Гражданскую войну Анна Каренина служила комиссаром на юге России. Никакой литературы, только настоящая жизнь. Супруги всегда с удовольствием виделись, однако их встречи были редкими и зависели не от желания супругов, а от стечения обстоятельств.
Женщина 1986 года
Через два месяца после эвакуации из Чернобыля нам снова разрешили поехать в наш Белый городок, зайти в нашу квартиру. Уже была зима. Мы достали зимнюю одежду из шкафов.
– У вас была шуба?
– Да, красивая.
Еще мы достали из шкафов одеяла. Все проверили, проверили дозиметрами, есть ли радиация.
Все вещи мы пропылесосили. Стирать их с мылом бесполезно. На шубе из волчьего меха было пятно. Мы перепробовали всё, чтобы избавиться от пятна. Очевидно, это была «горячая точка», точечное поражение, вызванное наночастицей радиоактивного вещества. Это было не просто «пятно», которое можно было увидеть невооруженным глазом, это был источник сильной радиации: своего рода клочок неизвестной нам территории в большой России, размером в несколько сантиметров, но смертоносный.
– Чуждый мир?
– Для меня чуждый.
– По вашему самолюбию был нанесен удар, оттого что шуба пострадала от радиации?
– Я всегда считала себя счастливой принцессой. Теперь я уже не могла ничему доверять.
– А что вы сделали с этой красивой вещью?
– Как я уже сказала, мы всё перепробовали. Обработали ее пылесосом. Уксусом. Алкоголем.
Потом вырезали несколько сантиметров и заштопали то место.
– И как это смотрелось?
– Криво.
– А результаты измерений?
– Больше не фонило.
– Вы всё еще носите эту шубу?
– Она осталась мне на память. Она напоминает мне о той горячей точке.
– Куда вы поехали со своими вещами? Где вы сейчас красуетесь в этой шубе?
– В городе. Мы живем в Санкт-Петербурге.
Кашлять кровью в носовой платок в России
Командир партизанского отряда, женщина лет сорока, которая в 1944 году пустила под откос под Минском семнадцать немецких транспортных поездов со снабжением (тем самым предопределив легендарный крах группы армий «Центр»), личность, мыслящая вполне самостоятельно, за 18 лет до этого чувствовала себя совершенно беспомощной, испытывая привязанность к политруку Герасимову, на которого она работала по распределению. Влечение ее было настолько сильным, что в присутствии политрука ее, словно во время обряда крещения, каждый раз как будто накрывало водой, она с головой окуналась в поток совершенно разнообразных чувств – тот поток, в котором тонут наши способности мыслить здраво, – и ее больше не интересовало ничего, кроме этого мужчины из плоти и крови (ее не интересовали ни другие люди, ни дружба; она не знала покоя ни днем ни ночью, да и работала она только ради него). Она теряла силы. Сначала духовные, а затем и физические. А тот, кого она любила, ее даже не замечал. Обязанности отнимали у него всё время. Он, активист со впалыми щеками, пытался внедрить городской уклад жизни в провинциальной дыре, куда его направил Центральный комитет; пытался заманить туда на поселение большевиков (не только коммунистически настроенных, но и по‐коммунистически