Чтобы не схлопотать за неуставный внешний вид, Римма постирала и надела форму и в придачу вымыла голову. Она почти забыла, что волосы у нее соломенно-желтые, слегка вьющиеся – в сочетании с голубыми глазами, вздернутым носом и круглым румяным лицом впечатление такое, что впору застрелиться.
Зато она удостоилась похвалы самого Лорехауна – тот наведался в столовую для рядовых и младшего офицерского состава, демократично прогулялся по обеденному залу в сопровождении четверки дюжих телохранителей. Смех, да и только – даже представить невозможно, чтобы Маршал ходил по «Гиппогрифу» с охраной.
– «Салага»? – поинтересовался он добродушно, остановившись около Роберта, который изнывал над тарелкой едва начатого второго.
Тот вскочил, вытянулся по стойке «смирно» и браво отрапортовал, как положено по Уставу.
– Вот такого новобранца я люблю! – одобрил Лорехаун. – И голос какой, и рост гвардейский, и грудь колесом! Так держать, боец, приятного аппетита! И такого тоже люблю, – он показал на Кирч. – Эта девчоночка-«салага» росточком не вышла, а видно, что старательно служит, тянется за другими… Приятного аппетита, бойцы!
И двинулся дальше.
Римма сидела онемевшая, уничтоженная, пошевелиться не могла. Ее, младшего командира, ликвидатора с шестилетним стажем, приняли за «салагу», сравнили с рохлей Робертом… Чуть ли не в пример ей Роберта поставили! Маршал всех знал в лицо, всех помнил по именам, а этот, новоявленный, даже не разбирает, кто есть кто!
Когда Лорехаун со свитой ушел, над Робертом стали подшучивать – вечный штрафник, завсегдатай седьмого отсека, зато начальству приглянулся, а Римму кто-то сочувственно похлопал по плечу и посоветовал не брать в голову.
Пробормотав, что аппетита у него нет, аппетит нагуляется к вечеру, Роберт вывалил второе с тарелки в пластиковый пакетик, перелил во фляжку компот. Над этим тоже начали подшучивать – мол, «салага» собирается подкармливать роботов, которые шуруют в седьмом отсеке, чтобы поменьше мусорили, – а Римма встрепенулась: седьмой отсек? Он понесет еду в седьмой отсек? Роботы пюре с котлеткой не кушают, об этом знают даже «салаги»… Да ведь это еще один зомби!
Она вышла из столовой следом за стажером и посадила ему на комбинезон «жучок» (поскольку она подготовилась к побегу, в карманах у нее было полно всякой всячины). Зомби на корабле – это проблема Лорехауна, но Поля Лагайма надо ликвидировать. Если догадка Риммы верна, Роберт приведет ее прямо к своему хозяину.
А после она с верными ребятами разыщет Маршала, и они станут ядром новой Организации. Римма Кирч будет правой рукой Маршала, он поделится с ней своими сверхчеловеческими способностями, и они начнут борьбу… С кем?.. Ну, это второстепенный вопрос. Какие-нибудь враги у их организации будут.
Спросить про линзы Саймон не смел: вдруг Лиргисо их уничтожит, если узнает, насколько они ему дороги? Или уже уничтожил вместе со всем отснятым материалом…
Лиргисо выглядел угнетенным, ходил с жутковатым макияжем в черно-серых тонах, злые желтые глаза густо подведены – наверное, чтобы скрыть темные круги. Саймон понимал, чего он так страдает: без «сканера» у него доходы будут не те – ни рубиконского дерифла, ни других таких же лакомых кусков. А чертова «сканера» сцапали, скорее всего, ребята из «Конторы», так что лучше бы смириться и поискать замену, но попробуй об этом заикнись – лярнийский выродок сразу приходил в ярость и бил Саймона.
Удары по нервным узлам, следов после них не остается, только боль, такая же неописуемо мучительная, как эти картинки на стенах, изображающие омерзительных полулюдей-полумонстров, непонятно что вытворяющих друг с другом. Лярниец сказал, что стены он разрисовал собственноручно, чтобы скоротать время, пока яхта ползла по «капиллярам». Клисса от его творчества тошнило, но хуже всего было то, что Лиргисо никак не хотел примириться с непоправимым.
– …Этот несчастный незийский гуманист поделился с тобой кислородом, хотя знал, кто ты такой, а ты сломал его антиграв и украл у него «торпеду»! Зачем без всякой разумной причины обрекать на смерть того, кто был к тебе добр, вот что непостижимо… Ты кичишься своим прагматизмом, но ведь это прежде всего непрактично – и крайне гнусно!
Саймон съежился: за такими речами обычно следовали побои.
«А сам-то… Кто прикончил на Валгре твоего и моего бывшего шефа?»
Лиргисо напоминал ему политика-коррупционера, с искренним негодованием изобличающего других коррупционеров.
– Темнил ваш Поль, я и подстраховался… – начал он обреченно и невнятно оправдываться. – Дал мне эти баллоны за просто так, а за просто так ничего не делается, я и подумал – тут нечисто, и каждый бы на моем месте так подумал…
– Он тебя просто пожалел, – Лиргисо скривился, с досадой и легким презрением. – Саймон, да разве можно тебя жалеть, разве это не преступление?
– Вот и я подумал – псих он, – с тоской подхватил Клисс, – а от психа всего можно ждать, особенно в экстремальных условиях, как на Рузе. Помните, как он на Рубиконе в домберг сбежал? Чокнутый ведь, однозначно ненормальный…
Удар в солнечное сплетение. Прописанные во всех отвратительных деталях твари на стенах шевелились и ухмылялись, наблюдая, как Саймон корчится.
– Поль, конечно, сумасшедший, но не тебе судить о нем, – голос Лиргисо звучал ровно и холодно. – Ты всего лишь раб, не забывай об этом.
– Хорошо, я раб, только не надо больше, – сдавленно всхлипнул Саймон. – Мне больно…
– Мне тоже, – все тем же бесстрастным тоном бросил Лиргисо.
Он казался сникшим. Устало оперся о спинку кресла, длинные зеленые волосы занавешивают лицо. Саймон изо всех сил сдерживал стоны и боялся даже вздохнуть: он уже усвоил, что в таком состоянии Лиргисо вдвойне опасен, его подавленность в любой момент может смениться взрывом.
«Видно, убытки в уме подсчитывает – еще бы не горевал… А я должен спастись. Я же столько раз спасался… И узнать, что стало с линзами!»
Лиргисо оттолкнул кресло, оно откатилось к двери.
– Кто, по-твоему, сейчас заправляет на «Гиппогрифе» – Лорехаун или Маршал?
– Честно, не знаю, – радуясь, что он вернулся к допросу, затараторил Саймон. – Пятьдесят на пятьдесят. Господин Лиргисо, когда вы меня сюда доставили, у меня были с собой видеоматериалы – громадный объем ценнейшей информации о «Конторе», и все это записано на микроскопических носителях. Если мои линзы не выкинули, вы сможете посмотреть, что это такое…
– Саймон, это не твои линзы, а мои, – лярниец усмехнулся. – Ты выполнил мой заказ, и я забираю назад свою аппаратуру, больше она тебе не понадобится.
– Как – ваши? – только и смог вымолвить Саймон. – Как?..
– Так, – передразнил Лиргисо, немного оживившийся. – Фласс, не люблю бестолковых рабов!
– Как это ваши, если мне их дали? – Саймон был настолько потрясен тем, что кто-то пытается присвоить его сокровище, что забыл об осторожности. – В отеле на Земле… Дали по ошибке, и теперь они мои, больше ничьи…
– Их дал тебе я. Грим, парик, немного игры… А изготовила их по моему заказу одна синисская фирма. Я знал, что ты не удержишься от искушения, захочешь снять фильм о «Конторе Игрек», – и предоставил тебе такую возможность. Фласс, до чего глупый у тебя вид!
Саймон чувствовал себя так, словно падал в пропасть. Его фильм, его сокровенное – это был еще один обман, за этим стоял Лиргисо? В этом мире нет ничего надежного, все обман…
Живущий-в-Прохладе с отсутствующим видом разглядывал свои ногти, покрытые болотно-зеленым лаком, потом перевел взгляд на Саймона.
– К сожалению, видеозапись повреждена. Вероятно, это заслуга Маршала. Уцелевшие эпизоды нуждаются в комментариях, и я надеюсь получить их от тебя.
– Да, да, все прокомментирую, – с готовностью закивал Саймон. – Я запомнил много важного, вы «Контору» в порошок сотрете…
– А это тебе за Поля.
Рассчитанно болезненный удар в живот. Клисс со стоном опустился на корточки, а Лиргисо вслед за своим креслом вышел из комнаты.
Саймон прикрыл глаза. Уж лучше не смотреть: никакой мебели, нет даже подстилки на полу, только «цербер» возле стены, покрытой гадкой росписью.
«Пока я ему нужен как кладезь информации о „Конторе“. А что со мной будет потом?»
Римма Кирч дважды попадала на штрафные работы в седьмой отсек, и оба раза из-за Поля Лагайма: сначала после провала провокации на «Сиролле», потом после домберга. Территорию она еще тогда изучила основательно. Именно здесь она рассчитается с виновником своего позора – Римме виделось в этом торжество высшей справедливости, словно кто-то всемогущий и бесконечно мудрый, похожий на Маршала, отечески похлопал ее по плечу: вот тебе, стажер, первая награда за правильный образ мыслей и действий.
Держаться на расстоянии, иначе «сканер» может ее засечь… Римма присела на корточки в углу полутемной подсобки, накрылась найденной тут же грязной робой. Ребята из СБ уже заглядывали сюда и никого не нашли – а чему удивляться, до сих пор корабельная СБ жировала, вылавливая тайных выпивох и других нарушителей внутреннего распорядка; такое ЧП, как сейчас, на «Гиппогрифе» впервые. То-то Зойг давит эсбэшников, как щенков.
Кирч включила и сунула в ухо горошину приемника. Лишь бы никого сюда не принесло. Это ее охота.
…Вялые, с шарканьем, шаги. Римме не нравилась походка Роберта – она сразу выдавала слабака, в ней угадывалось безразличие, отсутствие цели: походка здорового молодого парня, которому на все наплевать. Будь на то воля Кирч, она бы за одно это навеки приписала Роберта к седьмому отсеку.
По дороге он что-то лениво пинал. Наконец шаги стихли.
– Альберт, ты куда пропал? Выходи, я пожрать принес.
Прошло с полминуты, и отозвался другой голос:
– Я здесь.
– На вот, поешь.
– Спасибо. Котлету оставь себе, у меня зубы болят.
В домберге Римма слышала голос Поля Лагайма – он это или нет? Слабый и хрипловатый, словно сорванный. Хотя каким он еще может быть после того, что случилось со «сканером»?