— А зачем вы так делаете? — не справилась с удивлением я.
— Как? — не поняла она.
— Ну, деньги в карниз засовываете.
— Лидия Степановна, ну что вы как маленькая прямо! Я же не буду все деньги с собой носить, а здесь так оставлять тоже нельзя. Вот и я храню. Раньше под матрас прятала, но здесь народ такой ушлый, так что я так больше не делаю. Неудобно, конечно, но все же лучше, чем позориться, как наша Акимовна.
— А что Акимовна?
— А вы что, вчерашнюю историю разве не знаете? — хихикнула Нина Матвеевна.
Я покачала головой.
— Ой, слушайте! Сейчас упадете! В общем, она кармашек изнутри под юбку пришила и, значит, носит с собой все деньги, а в универсаме кофточки индийские вчера выбросили, с люрексом такие и синими камушками, а очередь большая, и ей деньги пришлось из-под юбки прямо при всех доставать. Неудобно людей же.
Я хмыкнула.
— А вы где деньги прячете? — спросила она.
— С собой в кошельке ношу, — ответила я.
— Это очень глупо, уж извините за прямоту, — по-матерински пожурила она меня. — Спрячьте как я делаю, или под линолеум можно, если кусок отходит, еще можно под тумбочку, но не советую, горничная может отодвинуть. Их сейчас за уборку сильно гоняют.
Мда уж.
День прошел в бестолковой суете. Нас гоняли то на греблю, то на футбол.
Вечером, в ресторане, за одним из столиков, в компании высоких белобрысых спортсменов сидела Олечка в ярко-лиловом платье с крупными, словно всполохи северного сияния, блестками. Я узнала этих парней, это была команда по академической гребле из ГДР.
Тост говорил спортсмен в синей рубашке. Фамилию его я запомнила — Ландфойгт, вроде он чемпион 1976 года (хотя они там все ландфойгты, фиг отличишь). Спортсмен одобрительно посмотрел на Олечку и поднял фужер. Я разобрала только «битте фройлян».
Олечка лучезарно улыбнулась и в ответ салютнула бокалом с шампанским.
Да уж, времени она явно не теряет.
Глава 22
Очередной день Олимпийских игр запомнился изрядным курьезом. Команда венгерских пловчих, жилистых и поджарых, выполняя особо сложное па, как-то не так сгруппировалась, и одна из них зацепила купальник другой (случайно ли или специально, не знаю), тонкая бретелька съехала и народ смог обозреть оголенную женскую грудь. Над трибуной раздался коллективный вздох: восхищенно-изумленный — мужчин и негодующий — женщин. Комментатор сориентировался мгновенно и сбивчиво разразился торопливым перечислением спортивных биографий команды, зажёвывая окончания предложений, затем прокомментировал еще что-то и таким вот нехитрым образом инцидент был кое-как замят.
Все остальное время я была далека от радужного восприятия реальности, так как с попеременным успехом пряталась от товарища Иванова.
Зато в перерывах удалось прошвырнуться по магазинам и приобрести французское белье для меня, гэдээровскую куклу с огромными голубыми глазами для Светки и розовое пушистое покрывало на кровать для Риммы Марковны.
А вот июльская среда выдалась особо душной и безоблачной. Жара тонко звенела над громыхающими трамваями, над нарядными вспотевшими людьми и киосками.
Мы планировали посетить спортивную стрельбу, а сразу потом нам предстоял групповой поход в театр на дневную премьеру спектакля Фонвизина «Недоросль». Да-да, именно так, всем коллективом обязательный поход на культурное мероприятие — приобщаться к высокому искусству, так сказать.
Билеты товарищ Иванов прям с утра раздал всем на руки.
– Вы в партере, Лидочка, — с коварным мефистофельским видом подмигнул он мне. — Самое лучшее место. Рядом со мной.
Я мысленно застонала.
В обед я кивнула Нине Матвеевне и показала глазами на выход. Та мгновенно сориентировалась и выскользнула следом.
Мы вышли на улицу.
— Ниночка Матвеевна, дорогая, — сказала я сходу, затащив ее из солнцепека в тенек, под березку, — я хочу вас отблагодарить за бананы.
— Да вы что! — всплеснула руками та, и от нее отчетливо потянуло запахом пота, — вы меня тоже выручили!
— Но все же! Все же! — решительно проявила настойчивость я. — Знаете, меня мама воспитывала так, что всегда нужно отблагодарить хорошего человека. Сама я бы очередь эту отстоять не успела.
— Да ну, пустое, — смутилась Нина Матвеевна и ее большая бородавка на носу аж побледнела от замешательства.
— Поэтому я вам предлагаю поменяться билетами на «Недоросля». У меня партер, самое лучшее место, — я достала свой билет и продемонстрировала ей, — А у вас — в первом ряду. Там плохо видно, смотреть этого «Недоросля» вам придется, задрав голову, и все равно вы будет видеть перед собой или затылок дирижера, или подтанцовку, да и неинтересно их грязные подошвы вблизи рассматривать.
Нина Матвеевна вздохнула, и ее крупные коралловые бусики звякнули в такт, а я с видом змия-искусителя продолжила:
— Я же знаю, что вы очень большой меломан и театрал, и внимательно относитесь к таким вот постановкам, поэтому считаю, что именно так будет правильно и справедливо.
Нина Матвеевна зарделась, похвала ей явно понравилась и крыть было нечем.
— Но вы-то сами как? — вяло попыталась восстановить справедливость она, правда неубедительно.
— Да я эту пьесу уже сто раз видела, — соврала я, злорадно ухмыляясь в душе. Вот так вот, Иванов, получай!
Однако, мое лучезарное настроение длилось относительно недолго: Роман Мунтяну опять меня выловил и уцепился словно человек-паук во врагов человечества.
— Давай сюда манифест, — прошипел он. — Быстро!
— Сейчас принесу, — еле-еле вырвала руку я.
Я сбегала к себе в номер и отдала Мунтяну все экземпляры манифеста, еле сдерживая торжествующую улыбку.
А вечером-таки опять пришлось идти на футбол. Какая-то группа В, на стадионе «Динамо». В моду как раз вошли манежи, они были удобны, даже невзирая на переполненные трибуны.
В этот раз, я уже была поумнее и прихватила с собой книгу: надеялась почитать, но болельщики орали так, что вникнуть в текст я не смогла совершенно. Промучившись пару минут, я захлопнула роман, с грустью констатировала, что моя хитрость не удалась.
Футболисты стремительно бегали туда-сюда по полю, и всё никак не могли поделить этот несчастный мяч. Я смотрела на запыхавшихся потных парней и мне их было жалко: вот почему бы не выдать им каждому по мячу, пусть бы хоть поигрались нормально. Или установить какую-то очередность, что ли… в общем нет, я эту игру явно не понимаю.
Я скучала, а до конца игры еще ого-го.
— Если выиграют колумбийцы, чехам потом придется туго, — авторитетным голосом рассказывал толстый мужик какому-то очкарику, который сидел рядом со мной. –Там у них один Молинарес чего стоит.
Очкарик горячился, доказывал, что выиграть должен именно Кувейт, потому что у них же Джасим Якуб.
На очкарика моментально напали все рядом сидящие мужики и начали яростно кричать, что Якуб против Молинареса никогда не сможет сравниться, а победа стопроцентно должна быть у Колумбии.
Очкарик еще вяло сопротивлялся, но его аргументы коллективно задавили численным превосходством. Дальше я не расслышала, трибуны бесновались, у меня от шума аж разболелась голова. Очкарик, видимо, сильно обиделся, так как встал и перешел на другой ряд.
И тут я увидела товарища Иванова, который решительно протискивался ко мне.
— Лидочка, — присел он на освободившееся соседнее место (вот ведь блин!) и положил руку рядом с моей. — А почему вы со мной так поступаете?
— Как? — спросила я, обреченно, а руку торопливо убрала.
— Вот в театре, на пример, — привел аргумент Иванов и выжидательно уставился на меня.
— А что в театре? — изобразила искреннее незамутненное удивление я. — Да была я в театре! Честное слово!
— Но ваш билет был в партере, — оскорбленным голосом заявил Иванов и добавил, — А вот…
Что именно он хотел сообщить, я не расслышала, так как в этот момент окружающие дружно закричали «гол!». Это избавило меня от необходимости отвечать.
— Так что? — продолжил Иванов и выжидающе посмотрел на меня.
В это время комментатор сообщил: «первый круг Кувейт завершает в роли лидера!».
— Простите, товарищ Иванов, — твердо ответила я и нахмурилась, — я сейчас не могу отвлекаться. Это очень важный матч. Понимаете?
— Да какой там матч! — вспыхнул Иванов. — Кувейт с Колумбией играет.
— Я всегда слежу за их игрой, — предельно серьезно ответила я, не отрывая демонстративно-внимательный взгляд от взопревших бедолаг на футбольном поле. — Если выиграют колумбийцы, чехам же потом придется ой как туго. Там у них один Молинарес чего стоит. Так что давайте все обсудим потом.
Иванов вытаращился на меня, ошарашенно.
Он еще немного посидел рядом, но я не обращала внимания, пару раз прокричав «гол» вместе со всеми в нужном месте.
Когда он ушел, я не видела.
Фух, пронесло. Но вот надолго ли?
Нина Матвеевна выловила меня в перерыве, после второго акта футбола, когда я как раз передавала материалы для моей колонки — Тамаре. Улучив момент, она позвала меня по магазинам.
— Но ведь поздно уже, — удивилась я и покосилась на толпу болельщиков, которая плотно оккупировала ближайшие автоматы с газировкой. — Да и футбол этот дурацкий еще не закончился.
— И ничего не поздно, — заговорщицки подмигнула Нина Матвеевна, хихикнув, — мы в одно интересное место сходим, у меня там знакомство.
Я всё еще сомневалась.
— А мы быстренько. Как раз к концу футбола успеем, никто и не заметит, — привела убойный аргумент Нина Матвеевна и это перевесило чашу моих сомнений.
Мы торопливо прошли по душному проспекту и нырнули в наполненную полумраком арку в каком-то дворе. Здесь было значительно прохладнее, настолько, что можно было даже нормально дышать. Во всяком случае Нина Матвеевна активно дышала, словно выброшенная на берег камбала.
Как выяснилось, Нина Матвеевна хотела приобрести шубу, но у нее не хватало денег. И она надеялась одолжить у меня.