Я пожала плечами и не ответила.
— Я на девушек небесной красоты падок. Вы мне дороже всякого золота.
— Давай уже ехать или я на автобус пойду, — устало сказала я.
— А куда тебе надо ехать?
— В идеале — обратно в город, — вздохнула я.
— Зачем в город? Ты там забыла свою помаду? — спросил Будяк невинным тоном и мне захотелось его пнуть.
— Мне нужно передать письмо.
— Отправь его почтой, — сказал Будяк, заводя машину. — Завтра уже дойдёт, если ты, конечно, не на Дальний Восток его шлёшь.
— Нет, мне нужно лично в руки, — поморщилась я.
— Конфиденциальная информация? — понятливо взглянул на меня Будяк через зеркало заднего вида.
— Да нет же! — и я в двух словах рассказала, как Ольга хочет забрать Светку и что я ей должна дать ответ. — И живёт она сейчас в Чехословакии. Вот подруга и передаст.
— Понятно! — сказал Будяк. — Значит едем в город. Потом вернемся в Малинки.
Всю дорогу он пытался меня донимать. Я сидела, злилась, но скандалить не стала, мне сейчас крайне нужна была его помощь. С той же машиной.
— У тебя есть веснушки на попе? — внезапно задал он мне вопрос.
— Не твоё дело, — дипломатично ответила я и даже не убила его на месте.
— Скажи, а чего ты так таишься?
— Я не таюсь!
— И потом не только попа красит человека, у тебя много и иных достоинств, — торжественно заявил Будяк.
— Будяк, ты нормальный? — не выдержала я.
— Я тот, которого ты ждала всю жизнь, — с важным видом сообщил он. Потом посмотрел на меня и заливисто расхохотался.
— Какой же ты невыносимый! — прорычала я.
— Да, мне проще дать, чем отказать.
— Дурак ты.
— Я знал, что мы с тобой поладим!
— Слушай, ну прекращай уже!
— А как же наша любовь, Лида?
Я сжала зубы, чтобы не взвыть и дальше всю дорогу молчала, не отвечая на его провокации.
Моя досада усугублялась ещё и тем, что на встречу с Львом Юрьевичем я опоздала. Некрасиво с моей стороны вышло. Пусть он и такой вот гад, но мне было неприятно от мысли, что он будет думать, что я его продинамила.
Я быстренько отдала письмо, и мы поехали обратно в Малинки. Сегодня весь день словно карусель какая-то. Мы ехали в машине почти всю дорогу в молчании. Наконец, я не выдержала:
— Ты чего молчишь? Злишься, что весь день из-за меня потерял?
— Так моё общение с тобой, любимая, для меня всегда волнительно, — разулыбался Будяк и я чуть не убила сама себя за длинный язык.
Пока доехали, началась гроза. Дождь барабанил по крыше автомобиля, хлестал косыми струями в окна. Под колёсами похрустывали большие стеклянные градины. Сбоку, над полем, косым синеватым росчерком мелькнула молния. Через пару мгновений бабахнуло так, что у меня аж уши заложило.
— Ох и погодка, — проворчал Будяк, ловко объезжая большую лужу на месте ухаба. — Эх, сейчас бы в баню, да с веничком. Можжевеловым. Но можно и дубовым. Уж очень я это дело люблю. Особенно в дождь.
— Так у нас есть баня, — решила предложить ему я.
Так хоть должна за сегодняшний день не буду.
— Отлично! — обрадовался Будяк. — Сейчас вернемся и сходим с тобой в баню. Заодно и помоемся.
Я мысленно застонала. Ну что за невыносимый человек!
Когда мы добрались в Малинки, дождь уже закончился. Трава была вся аж хрустальная от капель. Стало значительно теплей. На небе появилась радуга.
Мы подъехали к дому Роговых, и я забрала Светку. Будяк подвёз нас к самому нашему двору. Мы вышли из машины и Будяк сказал:
— Ну хоть ужин-то я заслужил за весь день?
— Заслужил, — вздохнула я. — Только давай в другой раз.
— Я есть хочу, — пожаловался Будяк. — А готовить не умею.
— Ладно, — сдалась я, — пошли покормлю тебя. И ты сразу пойдёшь домой!
— Как скажешь, душа моя, — обрадовался Будяк. — Как самый опытный подкаблучник я с радостью сделаю всё именно так, как ты скажешь!
— Балабол, — проворчала я, не заметив подвоха.
В доме я быстро переоделась и побежала чистить картошку. Светка болтала, не умолкая.
— Иди я покажу тебе, каких челдопончиков мы налепили с Галей! — её звонкий голос заполнил весь дом. — Ну, пошли покажу!
— Сходи глянь, раз ребёнок так просит, — проворчал Будяк, который устроился на диване с газетой.
Пока мы рассматривали челдопончиков и рассуждали, кто кого победит, из кухни стали доноситься вкусные запахи жареной на сале картошки. Я вскочила и побежала на кухню. Будяк стоял над плитой и невозмутимо жарил картошку, насвистывая какой-то бравурный мотивчик.
Я вытаращила на такое вероломство глаза:
— Ты же говорил, что готовить не умеешь!
— Ради такой любви, чему только не научишься, — вздохнул Будяк и принялся нарезать салат.
Пока мы ужинали втроем, Светка, не замолкая, тараторила о своих приключениях:
— Мы с Пашкой запускали вертолёт, — делилась она впечатлениями, наяривая очень вкусную картошку, — и он случайно попал на огород бабки Наташи. Прямо в огурцы!
— Ужас какой, — поддакнула я.
— А потом Пашка полез доставать. А эта бабка вредная, увидела Пашку и дала ему крапивой по жопе. А вертолёт там так и остался.
— Ну и правильно, — проворчал Будяк. — Нечего по чужим огородам лазить.
— Так вертолёт же! — воскликнула Светка, — он там так и остался. И теперь нужно туда пробраться и спасти его. Но все боятся бабы Наташи.
Я изредка поддакивала. Будяк больше хранил молчание, изредка бросая на меня внимательные взгляды. Наконец, когда я поставила самовар, он сказал:
— Пойду баню растоплю.
— Я не пойду с тобой в баню! — вспыхнула я.
— И я с тобой не пойду, — возмущённо ответил Будяк. — Бабы настоящего пара в бане не понимают. Жарко им. А я люблю, чтобы было ого-го и ух! Пойдешь сперва ты, потом, когда сильнее нагреется — схожу и я.
— Но ты говорил…
— Ты что, совсем уже шуток не понимаешь, Лидия Степановна? — попенял он мне, и я покраснела. — Не мели ерунды.
Он ушёл, а у меня аж отлегло. Мы собрали со Светой, и я перемыла посуду, когда Будяк вернулся:
— Можешь сейчас идти, — сказал он, — я там подкинул, так что надолго хватит. Но если вдруг что — там рядом с печкой полешки лежат. Ты подкидывать умеешь?
Я кивнула, правда неубедительно.
— Тогда долго не мойся, а то затухнет. И веники я там в кадушке запарил. Жаль, что не дубовые. Так что придётся пока берёзовыми. Надо будет из липы наделать, скоро липа цвести будет.
Под ворчание Будяка, я быстренько собрала мыльно-рыльные принадлежности и полотенце и побежала в баню.
Баня. Как же я люблю настоящую русскую баню! Где живой пар, где запах запаренного веника!
Я торопливо разделась и скользнула в парилку. Первый заход обычно у меня без веника, пока тот запаривается. Я сидела на горячих досках и млела от наслаждения. Горячий пар обволакивал меня, пробирал до костей. Кожа заблестела от пота.
Выскользнув наружу, на улицу, я пробежала три шага по тропинке и плюхнулась в холодный после дождя пруд. Божечки, какой же кайф после жаркой парилки — вот так окунуться! Проплыв два больших круга, отфыркиваясь, я вскоре замёрзла и быстро побежала обратно в парилку.
Там я плеснула ещё воды на раскалённые камни, они сердито зашипели, обдавая всё душистым паром. Я разлеглась на досках и с наслаждением потянулась. Пару минуточек полежу так, помлею, а потом возьму веник и как начну париться. Эх! Какая же красота, когда есть своя баня!
Я перевернулась на живот, как вдруг скрипнула дверь и в баню скользнул Будяк.
Глава 22
— Ай! Ты куда прёшься! — меня аж подбросило от неожиданности.
Соскочить с полки не дала тяжелая рука Будяка, которой он меня придавил обратно:
— Лежи спокойно.
Но спокойно лежать я не могла:
— Будяк! Придурок! Быстро выйди отсюда! Ты что творишь?!
— Тихо, я сказал, — сообщил мне Будяк. А затем достал из кадушки веник и чуть помахал им, проверяя, насколько тот распарился.
— Да угомонись ты! — Будяк легонько хлопнул меня по заднице и глубокомысленно заметил слегка осуждающим голосом. — А веснушек-то на попе и нету. И вот зачем было так врать, а, Лидия Степановна?
Он плеснул ещё воды на камни, душисто запахло берёзой, и обличительно продолжил:
— Вот на что только нынешние дамочки не идут, всё лишь бы мужика соблазнить. Мда-с. Облапошить и соблазнить. А я же тебе так верил…
С этими словами он помахал веником туда-сюда, нагоняя пару надо мной и хлопнул им меня по спине.
— Ой! — вскинулась я. — Горячо же!
— Потерпишь, — сказал Будяк и продолжил истязать меня веником, — ах, какие мы нежные!
— Вот так, — приговаривал он, отхаживая меня веником. — И так! И так! Вот не захотела за меня замуж, Лидия Степановна, так вот тебе! И вот!
— Пётр Иванович! Хватит уже!
— Что, стыдно тебе?! — хлестнул он меня веником по попе.
— Бессовестный ты! — охнула я и взмолилась. — Ну хватит! Не могу больше!
— Зато я честный. Недаром меня все называют Пётр Правдивый, — ответил Будяк и вдруг окатил меня из лоханки ледяной водой.
— Ай! — взвизгнула я и подхватилась из лавки.
— А сиськи у тебя ничего так, — одобрительно скользнул по мне взглядом Будяк и поставил лоханку на пол.
— Отвернись! — потребовала я.
— Не хочу, — не согласился Будяк и принялся раздеваться, — ты как напарилась уже или дальше продолжим? Вместе?
Я прошипела нецензурное ругательство и бросилась одеваться в предбанник.
— Зря ты мной пренебрегаешь, душа моя, — крикнул мне в спину Будяк, — допустила бы до своего роскошного тела, глядишь и понравилось бы.
Я не ответила, торопливо, натянув на себя одежду, полумокрая, выскочила вон под заливистый хохот этого гада.
Лицо моё пылало. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Мне хотелось его убить.
Через часа полтора мы сидели в умытом после дождя саду, в беседке, пили липовый чай с мёдом и старались не смотреть друг другу в глаза.
Следующий день начался просто прелестно.