Зинаиду аж передёрнуло.
— А что касается прописки вашего сына, — как ни в чём не бывало продолжил Будяк, — так я против. Категорически против!
— Это наши семейные дела! — вспыхнула тётя Зина.
— Именно семейные. Но наши, — улыбнулся Будяк улыбкой барракуды, — И я, как будущий муж Лиды, согласия не даю! Так что — до свидания!
Занавес.
Когда ошеломлённых родственников с горем пополам удалось выпроводить, я спросила Будяка:
— И вот зачем ты их так?
— Зато больше к тебе лезть не будут, — простодушно ответил он, с аппетитом доедая творог.
— Вряд ли они воспримут твои слова, — пожала плечами я и скептически взглянула на его жуткие носки с многочисленными дырками.
— Да это я только с рыбалки вернулся, а тут Римма Марковна звонит, — вздохнул Будяк, проследив за моим взглядом, — мол, нас с Лидой её родственники выгонять приехали. Я пока из Малинок приехал, болото же, дожди были, дорогу развезло — так и переодеться забыл. В чём был, в том и рванул…
Глава 10
Будяка отправить домой оказалось едва ли не труднее, чем проползти через пустыню Сахара или отделаться от тёти Зины и дяди Толи. Пётр Иванович юлил, изворачивался и находил множество малоубедительных причин задержаться. Да и Римма Марковна изо всех сил поддерживала его — сперва поужинать ему предложила, затем ножи ей наточить срочно надо было, а потом вообще вдруг решила блинчики на ночь глядя нажарить и заявила, что он обязательно должен дождаться их попробовать, и ещё с собой на завтрак взять.
Но я выдержала и это. Наконец за Будяком захлопнулась дверь, и я отправилась в свою комнату писать объяснительную на завтра.
Устало откинувшись на спинку стула, я уставилась на чистый лист бумаги и принялась мысленно составлять план объяснительной. Итак, я должна сперва…
Мои мысли прервал стук в дверь:
— Лида? — дверь скрипнула и в комнату просунулась голова Риммы Марковны. — А я вот кисельчика сварила, из малинки, как ты любишь.
— Римма Марковна, — скрипнула зубами я, — я сейчас занята.
— А чем это ты так занята? Сидишь вон, — запротестовала Римма Марковна без капли раскаяния, — ну так сиди себе спокойно, но сперва возьми вот кисельчик попей, пока гаряченький.
Она вошла в комнату и поставила передо мной большую чашку источающего умопомрачительный аромат киселя.
— Римма Марковна, — вздохнула я, уже понимая, что битва за талию с киселем проиграна, — у меня и правда, важная работа. Нужно объяснительную написать, секретарь парткома сказал.
— Это по тому письму? — нахмурилась она.
— Угу, — кивнула я.
— Да уж, удружила тебе мамка, — сокрушенно вздохнула Римма Марковна, — и это родная мать. Что уж про остальных родственников говорить. Как стая ворон накинулись.
— Ничего, справлюсь. И не с такими проблемами справлялась.
— Справишься, Лида, — грустно кивнула Римма Марковна, — деваться-то тебе некуда. Либо ты их, либо они тебя. Вот и приходится воевать со всеми. А была бы ты замужем — и горя бы не знала. Вот посмотри, Пётр Иванович…
— Римма Марковна, — рассвирепела я, — мы же с вами договорились! Почему вы опять нарушаете?!
— Ну мало ли о чем мы когда-то беседовали, — коварно сделала вид, что ничего такого и не было, Римма Марковна, — сейчас вот совсем другие времена настали. Тебе защита нужна и поддержка. Сильное мужское плечо.
Она ещё что-то там говорила и говорила. Я смотрела на неё, пропуская это ворчание мимо ушей. И вдруг меня осенила простая мысль!
Всё было до безобразия просто!
От осознания этой мысли улыбка наползла на моё лицо.
— Чего смеёшься? — подозрительно покосилась на меня Римма Марковна. — Я всё верно говорю…
— Римма Марковна, — перебила старушку я, — а почему вы сами замуж не выйдете?
— Старая я уже для всего этого, — огрызнулась Римма Марковна.
— А сколько вам лет?
— Семьдесят два… — вздохнула она, — будет… зимой.
Я зависла. Смотрела на нее во все глаза и понимала, что я ничего не понимаю. Я ведь думала, что Римме Марковне хорошо эдак за восемьдесят. А она ещё вполне даже не старая.
— Что? Что смотришь так? — брюзгливо проворчала Римма Марковна, — Да, я старый, пожилой человек, преклонного возраста, и мне много-много лет! И не надо на меня так смотреть!
— Но Римма Марковна, — задумчиво сказала я, рассматривая её совсем другими глазами, — вы же еще очень даже ого-го!
— В каком это смысле? — настороженно зыркнула на меня она.
— А то, — ответила я, — Семьдесят два — это прекрасный возраст. Это не угасание, а наоборот…
— Много ты понимаешь, — проворчала Римма Марковна, при этом было видно, что равнодушный вид она явно напускает, — суставы ломит, сердце барахлит, мигрени замучили, поджелудка совсем взбесилась, какое уж там ого-го?! Тут каждый день живёшь как последний.
— Здоровье и у молодого может барахлить, — ответила я, — тут уж ничего не поделаешь, нужно лечиться и держать себя в форме. А вот во всём остальном…
— Что с остальном? — вскинулась Римма Марковна.
— Нужно и можно привести себя в порядок, подлечится, заняться собой, глядишь, и мужчина найдётся.
— Да ты что такое говоришь, Лида?! Какой мужчина в моём возрасте?
— Подумайте, Римма Марковна, — не стала уговаривать её я (хорошо уже знала вредную старушонку, но здесь главное — закинуть удочку). — Вот скажите мне, какая у вас мечта?
— Доварить икру из кабачков, — проворчала Римма Марковна и забрала у меня незаметно опустевшую чашку из-под киселя. — Закатать так, чтобы вкуснее, чем у Норы Георгиевны получились.
— Нет, я про настоящую мечту, — покачала головой я.
— Ну, я мечтаю о каракулевой шубе, — пряча глаза, тихо сказала Римма Марковна, — с большой блестящей брошкой на воротнике.
— Римма Марковна! — всплеснула руками я, — а почему вы до этого молчали?!
— А что тут говорить? — надулась она, — шуба — удовольствие дорогое, да ещё и попробуй её достать. У тебя вон и то шубы нету, куда уж мне. Да и зачем она мне, я же дома всё время сижу, а когда Светку на сольфеджио вожу, так мне и в пальто нормально.
— Так, Римма Марковна! — подытожила я, — шубу для вас внесем в список приоритетных покупок. До зимы еще пару месяцев, как раз успеем купить. Я попрошу кое-кого посодействовать. Есть у меня связи. Так что шуба вам скоро будет.
— Да ты что, Лида!.. — начала клеить отмазки Римма Марковна, — не надо…
— Всё, разговор о шубе закончен. Сказала купим — значит купим. И брошку тоже купим. Только скажите, какая вам нравится.
— Ну вот… — забормотала смущённая Римма Марковна.
— Еще какие мечты? Только настоящие мечты, а не стоны о новой мясорубке.
— А больше и нету, — с улыбкой развела руками она.
— Так не бывает, — не поверила я. — Скажите, что вам всю жизнь хотелось? Вот просто хотелось, но вы не могли себе этого позволить? Где бы вы хотели жить? Как? Чем заниматься?
— Да всё хорошо…
— Нет, вы не ответили на вопрос, — не уступила я.
Римма Марковна надолго задумалась, а потом, покачав в такт своим мыслям головой, тихо сказала:
— Я всегда хотела жить в небольшом старинном домике с мезонином. Чтобы потолки высокие были. И чтобы был свой сад. Как у нас в Малинках. Но чтобы каждые выходные ходить в оперу или в театр. Чтобы семья была. Ещё хочу танцевать танго. Всегда мечтала. Это так красиво. Но в юности возможности не было, бедность была страшая, пришлось на фабрику идти, я в две смены там работала и без выходных, какие там танцы. Тут лишь бы до кровати доползти. А ведь ещё матери помогать надо было. Потом война. Потом всё как закрутилось, — вздохнула Римма Марковна, — Да зачем ты прицепилась ко мне, Лида? Бредишь старые раны.
— А знаете, Римма Марковна, существует одна старинная легенда. Восточная, вроде индийская или китайская, — сказала я. — Согласно этой легенде перед тем, как возродиться, каждой душе дают выбор — решить, какая половина жизни пройдёт счастливо: первая или вторая? Детство и молодость или же зрелость до старости? И некоторые души выбирают второй вариант, понимаете?
Римма Марковна молчала.
— И часто именно вторая половина жизни является наградой за перенесенные тяготы и страдания в юности, — продолжила я, — и наоборот. Помните, как у Данте Агильери: «Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу…»?
— У меня сейчас и так всё хорошо, как я и не мечтала даже! Никогда я так хорошо не жила.
— Ну, теперь смотрите, Римма Марковна, — задумалась я, — это же всё вполне реально. Чтобы иметь свой дом с мезонином и садом и при этом ходить в оперу и театры, вам нужно жить где-то в пригороде Ленинграда, Риги или Львова. Это я для примера говорю. Та же Астрахань — прекрасный вариант.
— В Астрахани летом жарко очень, — проворчала Римма Марковна, постепенно втягиваясь в разговор, — с моим давлением я там не смогу.
— Ну пусть не Астрахань, — согласилась я. — Можно же Кострому, Казань или Киев взять. Там климат умеренный. Как раз вам хорошо будет. Обменяем вам квартиру на домик с мезонином и будете там жить и ходить по своим театрам.
Римма Марковна аж икнула.
— А, чтобы семья была — нужно вам замуж выйти. Делов-то, — вероломно подытожила я.
— Да ты с ума сошла, Лидия! — вспыхнув, возмущенно сказала Римма Марковна и неловко добавила, пытаясь увести разговор в сторону, — давай я тебе молочка лучше налью.
— Не сошла, — ответила я, — у вас еще есть время, чтобы пожить так, как вы мечтали. Лет двадцать так точно. Вас вообще ничего не сдерживает, Римма Марковна. Когда выберем вам город и приобретем там домик, переедете и выйдете замуж. Сколько ваших ровесников остались вдовцами. Думаю, вполне вы себе какого-то бодренького дедка найти сможете…
— Да ты что! Ты что! — запричитала Римма Марковна, — нашто он мне?! Пердун старый! Буду обхаживать его? А потом его дети меня под зад ногой вышвырнут и опять на Дворище?
— А это всё от вас зависит, Римма Марковна, — ответила я ей, — если дом будет ваш, и вы там старичка не пропишете — никто вас не вышвырнет. Кроме того, у вас ведь ещё есть я. А я не позволю. Так что не отмахивайтесь, а подумайте. У вас есть реальная возможность последний кусок жизни прожить име