— Ой, Римма Марковна, когда это ещё было, — усмехнулась я. — Всё уже давно забылось.
— Да, я тогда очень нехорошо поступил, Лида, — вздохнул Витёк, — Прямо по-скотски. Но просить прощения и каяться не вижу смысла — всё равно это уже ничего не изменит.
— Ну проходите, мойте руки. Сейчас ужинать будем. Я сегодня запекла говядину с черносливом в рукаве по особому рецепту. Так что вы вовремя.
— Да я же говорю, я только на минутку, — засмущался Виктор, — да и поезд у меня скоро уже.
— Ничего страшного, поужинать успеете, — строго сказала Римма Марковна. — В дорогу голодному нельзя.
— Да я боюсь, что на последний трамвай вдруг опоздаю. У меня с двумя пересадками же.
— Лида отвезет, — сказала Римма Марковна и я вздохнула, ну вот, поучила, называется, уроки.
Пока Витёк мыл руки, на кухню впорхнула Светка:
— Смотри, мама, я Африку нарисовала!
Она протянула рисунок.
— Ух ты, как красиво, — похвалила я (Светка рисовала из рук вон плохо. Но очень ревностно относилась к критике её художеств). — Слон у тебя такой…эммм… большой получился. И жираф. Тоже большой.
— И лев! — прихвастнула довольная похвалой Светка.
— Да. И лев тоже, — поддержала юное дарование я, — а это кто? Зебры?
— Да какие же это зебры?! — возмутилась Светка, — это же мухи це-це!
— А почему они такие большие? Больше, чем лев и чем слон?
— А мы на уроке проходили, что муха це-це самый страшный зверь и может убить и льва, и слона! — выдала Светка.
На кухню вышел Витёк.
— Светочка, познакомься, это — дядя Витя, — сказала я.
— Ой, я сейчас, — вдруг сказал Витёк и выскочил из кухни.
— Куда это он? — удивилась Римма Марковна, которая ловко раскладывала еду по тарелкам.
Я лишь пожала плечами.
Через миг Витёк вернулся. В руках он держал большую куклу с голубыми локонами:
— Это тебе, — сказал он и протянул куклу Светке.
Я аж умилилась.
Мы сидели за столом и мирно ужинали. Витёк сперва робел, стеснялся Римму Марковну, но потом чуть осмелел и даже рассказал весёлую историю, или анекдот, про Бабайку.
Мы с Риммой Марковной вежливо посмеялись.
— А я вот видела Бабайку, — заявила вдруг Светка, намазывая масло на хлеб.
— Светочка, Бабайка — это сказочный персонаж. Его придумали, чтобы маленьких детишек пугать, — нравоучительно сказала Римма Марковна.
— Нет, я видела! — упёрлась Светка. — И вчера. И сегодня тоже.
— И где ты его видела? — спросила я, чтобы прекратить этот спор.
— Возле школы. Она всё время туда приходит и смотрит на меня, когда мы на переменке в резиночки прыгаем.
— Кто на тебя смотрит, Светочка? — встревожилась Римма Марковна.
— Я же говорю, Бабайка!
— А на кого она похожа? — спросила я.
— Это такая толстая-толстая тётя, — сказала Светка и у меня аж заледенели руки.
Глава 23
— Ну как? — я покрутилась перед зеркалом и лукаво глянула на Римму Марковну.
— Хорошо, — сказала она, но таким тоном, что сразу становилось ясно, что если и хорошо, то всё равно не очень.
— Что не так?
— Лида, ты же идешь в театр, — с явным упрёком вздохнула Римма Марковна. — Это же квинтэссенция искусства!
— И что?
— Для театра это платье слишком простое. Ну что это за цвет? Я бы посоветовала тебе надеть то, бордовое.
— Но оно же страшное! — возмутилась я.
— Лида, оно из бархата, а значит, не может быть страшным! — безапелляционно заявила Римма Марковна, которая была ярой сторонницей жесткой консервативности. — Для театра — атлас, бархат, парча, в крайнем случае — шелк. А у тебя что за платье?!
— Нормально мне и так, — проворчала я и одёрнула подол простого черного платья из лёгкого трикотажа.
— Ты можешь надеть то платье и прикрепить жабо из кружев, у меня есть белого и чёрного цвета.
— Римма Марковна, — фыркнула я, — или я иду в театр в этом платье, или я вообще никуда не иду.
— Ох, божечки мои, божечки, — вздохнула Римма Марковна, уступая, и вдруг выскочила из комнаты.
Неужели обиделась? Я немного аж напряглась.
Но тут она вернулась:
— Ну вот, — улыбнулась Римма Марковна и приколола мне на платье брошь из чешского стекла, которую мы ей недавно купили.
— А это зачем?
— Поход в театр — это праздник, а какой праздник для женщины без драгоценностей? Пусть хоть и бижутерия, зато красиво и сверкает.
Я подавила вздох и спорить не стала — пусть себе сверкает.
В театр мы собрались с Зоей Смирновой. Она меня уговорила, мол, сидишь или на работе, или дома, или чужие проблемы решаешь. А жить когда? И я немного подумала и согласилась. Вообще за последние пару месяцев Зоя сильно изменилась. После развода и «перезагрузки» с неё словно слетела вся эта бабья беспросветность и она почувствовала вкус к жизни, вкус от простых радостей, будь то поход в кино или покупка новой кофточки. Я смотрела на её женскую непосредственную радость и тихо завидовала: я сколько не борюсь, не добиваюсь всего, а расслабиться и ощутить удовольствие, праздник, не могу. Не знаю почему. Иногда думаю, что просто не моё время и я хоть и пристроилась неплохо, но внутренне не приняла всего этого.
Не помню в каком-то блоге в интернете я читала, что люди, которые переехали в другую местность (скажем, из Саратовской области на Дальний Восток, или из Таймыра на Алтай, чаще болеют, чем местные. Дескать это обусловлено тем, что геохимический фон и энергетика в «чужой» местности для этого человека другая. Возможно, и со временем также. Человек переносится в другой мир, в другое время и его организм не может настроиться на него на клеточном уровне. Или на молекулярном. Отсюда и невозможность расслабиться, и частое плохое настроение, и тревожность.
Не знаю, права ли я, но мне эта теория нравилась, и я уцепилась за нее, в попытках оправдать свое состояние.
И тут подвернулась Зоя, которая вцепилась в меня, как клещ, и буквально вынудила идти с нею в театр. Я нехотя согласилась, но даже не спросила, что за постановка и кто играет. Да, впрочем, это и неважно.
Как говорила Зоя, если даже постановка будет дрянь, то хоть в буфете по коньячку хлопнем в антракте и нарядное платье будет повод «в люди» выгулять. Я сочла её аргументы вполне убедительными и согласилась. Мы договорились, кто в платье какого цвета приходит (чтобы не одеться одинаково и не быть «как инкубатор»).
И вот я кручусь перед зеркалом, а Римма Марковна ворчит, что некуртуазно.
Ну и ладно, зато теперь буду сверкать ческой брошкой.
Постановка оказалась классической, «Женитьба» Гоголя, но в чьей-то обработке. Вот сколько буду еще ходить в театр, но больше на классику в обработке не пойду. Мало того, что Иван Кузьмич Подколёсин, виляя толстой задницей, постоянно суетился на сцене и вопрошал, жениться или не надо, так еще и Агафья Тихоновна выбешивала. Во-первых, актриса, которая её играла, была сильно немолода, так, что даже толстый слой грима не скрывал её возраст, во-вторых, она ещё постоянно прыгала по сцене с дурацким оскалом вместо улыбки.
Ну в общем, Зоя была в восторге, а вот я еле-еле досидела до антракта.
— Ну как тебе? — искрилась от восторга Зоя, аккуратно поправляя тщательно завитые кудряшки, — какая эта Фёкла Ивановна хитрая! Вот бы себе где такую сваху найти!
— Зоя, пошли в буфет, — не стала спорить я, — я срочно хочу выпить. Иначе не досижу вторую часть.
Зоя сперва хотела возмутиться, но потом глянула на меня и передумала. Вместо этого хихикнула и мы пошли в буфет. Отстояв небольшую очередь, мы взяли по сто грамм коньяка, кофе и пирожное, и отошли к одному из столиков.
— Я так не хочу, чтобы ты в Москву уезжала, — вздохнула Зоя. — Может, останешься?
— Да нет, Зоя, — покачала головой я, — всё уже решено. Нужно, чтобы в жизни постоянно были новые вызовы, которые надо преодолевать, иначе пойми, жизнь тогда превратится в болото.
— Да, ты права, — глаза Зои затуманились, — как вспомню свою прошлую жизнь до развода — так сплошное болото, не представляю, как я полностью в нём не утонула.
— Ну ты нашла вполне себе приключение, — не удержавшись, хихикнула я (коньяк немного уже опьянил).
— А ты знаешь, я не жалею, — поставила опустевший бокал на стол Зоя, — если бы пришлось прожить этот кусочек жизни заново, я бы всё повторила.
— Даже зная о последствиях с разводом?
— Даже зная…
— Извините, я могу забрать бокалы? — перебил Зою голос одной из официанток.
— Да, конечно, — я обернулась, чтобы она могла забрать посуду, как мой взгляд наткнулся на… Олечку (!).
Да, порой так бывает. Спросите любую женщину, что бы она выбрала — быть красивой или умной? Думаю, ответ очевиден. Но тут кроется подвох. Если раскрасавица не использовала в молодости потенциал своей красоты и не вышла удачно замуж, то всё, стоит ей чуть постареть, набрать вес, и её песенка, как женщины, практически спета.
Вот также произошло и с «демонической» Олечкой. Растолстев, утратив свежесть, она оказалась никому не нужна. А так как талантами она наделена не была, да и умищем не блистала, то сейчас стояла перед нами в белом передничке среди нарядной публики и собирала грязную посуду.
В первый миг, увидев меня, она остолбенела.
Я, честно говоря, тоже.
Думала, сейчас начнутся вопли в стиле «верни мне дочь и квартиру». Но нет, она покраснела, сильно сконфузилась, и, метнув на меня недобрый взгляд, принялась торопливо собирать фужеры, грязные салфетки и постаралась поскорей скрыться. Видно было, что ей не по себе.
— Чего это она? — удивилась Зоя, икнула и сконфуженно хихикнула.
— Это Ольга, сестра моего бывшего и мать Светки, — тихо объяснила я.
— Ты же говорила, что она красотка? — удивилась та. — Актриса.
— Была красоткой… время-то идёт.
Прозвенел звонок и мы, торопливо допив кофе, поспешили в зал.
Пока Агафья Тихоновна маниакально перебирала женихов на сцене, я сидела в зале и размышляла, какие жизнь порой преподносит сюрпризы и как с возрастом ты становишься все менее и менее кому-то интересным.