Я открыла шкаф и вытащила тоненькую стопочку лидочкиных вещей. Подумала и добавила простыню и наволочку. Это, очевидно, оказалось последней каплей. Не выдержав, она метнулась к лидочкиному чемоданчику и принялась лихорадочно выбрасывать оттуда вещи прямо на пол. Стакан с валерьянкой сиротливо остался на столе, ароматизируя все вокруг тошнотворным больничным запахом.
– Что вы делаете? – аж опешила я.
– Не позволю каждой аферистке наживаться за счет моего сына! – шипела свекровь, швыряя лидочкину кофту в сторону, туда же в кучу полетели старые брюки, шарф, и даже штопанный-перештопанный бюстгальтер.
– МамО, вы хоть трусы мне оставьте, – не удержалась я.
– Не тобой куплено! – процедила свекровь, руки ее тряслись.
– В каком смысле не мной? – мне вконец все это надоело. Барахла не жалко, но дело принципа: таким людям стоит уступить хоть в чем-то – и проблем потом не оберешься.
– Это все Валерий покупал! – зло сверкнула глазами свекровь.
– Даааа? – начала тихо закипать я. – А на какие такие шиши он это все покупал? Давайте тогда сравним, какая зарплата у ПТУшного преподавателя кружка пения на полставки и у работницы транспортной промышленности?! Почему это у Лидочки… в смысле у меня… элементарной одежды нету, а у Горшкова весь шкаф дефицитными шмотками забит?
– Да как ты смеешь! Валерочка – творческий человек! Его концерты уважаемые люди города смотрят, ему нужно быть представительным! Это тебе не в конторе штаны протирать… – категорически отрезала свекровь, но была перебита мной:
– Смотрю, среди Горшковых, куда ни плюнь – сплошь творческие люди! И, кстати, почему и за квартиру на Ворошилова, и за эту комнату плачу только я? Прекрасно все продумано – Валерий и Ольга творческие люди, значит за все квартиры пусть платит Лида. Богема, паразитирующая на шее пролетариата, да? И за продукты для богемы плачу тоже я. Ведь Валерочка покушать любит все только свеженькое и самое вкусненькое. Давайте дорогая мамО, тогда подсчитаем, сколько и когда было уплачено мной и разделим все хотя бы напополам…
– Да ты…! Ты…! – свекровь побагровела так, что я испугалась.
– Что я? И зачем Вы мой старый бюстгальтер забрали? Валерочка носить будет? Вряд ли Олечка это наденет, любовник ей небось импортные дарит, а вам такое уже не надо, остается Валерочка?
– Не смей завидовать Олечке, дрянь такая! – цыкнула свекровь.
– Да чему тут завидовать? – удивилась я. – Далеко не самая юная женщина с прицепом, без собственной жилплощади, да еще с женатым спуталась. Вот уж повод для зависти…
Не знаю, куда зарулил бы наш спор, но вдруг распахнулась дверь и на пороге возникла Клавдия Брониславовна, лично. Окинув наше семейство внимательным взглядом, она немедленно расплылась в елейной улыбке:
– Элеонора Рудольфовна, дорогая, здравствуйте! Сколько лет, сколько зим! А я слышу – вроде ваш голос. Невестку повоспитывать решили? Ну, правильно, правильно, нынче молодежь такая некультурная пошла… Лидии еще повезло за Валерия замуж выйти. Может, и станет человеком… хоть когда-нибудь…
Я аж поперхнулась от неожиданности.
– А вот моя Зинаида жизнь сгубила. Такая умница, красавица, а как на скрипочке она в детстве играла, и – на тебе – выскочила за этого крановщика. Теперь всю жизнь под откос, и себе, и матери… – на подрумяненной морщинистой щеке Клавдии Брониславовны блеснула слезинка.
– Здравствуйте-здравствуйте, достопочтенная Клавдия Брониславовна, – самым разлюбезным тоном проворковала свекровь (ну надо же – она у нас аж целая Элеонора Рудольфовна, оказывается. Не абы как!). – Как здоровьице ваше, соседка? Как жизнь? Все еще в одиночестве?
– Ой, а куда это вы на ночь глядя переезжаете? – медоточиво проигнорировала последнюю подколку Клавдия Брониславовна, окидывая жадным от любопытства взглядом разгромленную комнату.
– Да вот, Валерочка, наконец-то прозрел, – поделилась свекровь, зыркнув на меня искоса ненавидящим взглядом.
– А что случилось? – глаза Клавдии Брониславовны заискрились от предвкушения новостей.
– Понял, что пригрели мы змеюку на груди! – продолжила лить патоку свекровушка. – Подобрали, руку помощи протянули, отмыли, накормили, на работу пристроили, а оно вон как все обернулось…
– Неужто Лидку выгнать решили? – радостно всплеснула руками Клавдия Брониславовна. – Вот это новость!
– Да, вы же сами видите – не пара они явно, – скорбно поджала губы свекровь и подхватила стакан с валерьянкой. – Как сокол и курица.
Вот прям сейчас совсем обидно стало – мало того, что последние трусы отбирают, так еще и курицей обозвали. Еле-еле сдержалась, чтоб не расхохотаться.
– Да уж, – со вздохом согласилась Клавдия Брониславовна (вот кто бы сомневался!) и окинула меня снисходительным взглядом, – Но все что ни делается, все к лучшему… все к лучшему… Ах, дорогая Элеонора Рудольфовна, вас можно только поздравить. Вот если бы моя Зинаида прозрела – я бы так радовалась, так радовалась… Вы только представьте, вот бы у них с Валерием пара красивая получилась…
Свекровушка, которая в этот момент решила отпить капли, поперхнулась и закашлялась.
– Валера, постучи! – просипела она.
Валера истуканом продолжал сидеть за столом, пришлось постучать мне.
– Тише ты, – фыркнула свекровь, продышавшись, – спину мне решила сломать?!
– Мдааа, неблагодарная ты, Лидия, – поддакнула Клавдия Брониславовна.
Она с невыносимо мудрым видом еще поразглагольствовала о нравах современной молодежи, но видя, что все на взводе, вскоре ретировалась.
– Ну, ты посмотри на нее! – всплеснула руками свекровь, как только дверь за соседкой закрылась. – Зинаиду свою она нам сватает! Да кому нужна твоя Зинаида! Радовалась бы, что этот дурак Грубякин взял ее с тремя детьми. Еще и четвертого сразу заделали. И на своей жилплощади, между прочим, прописал. И кормит всех, включая Клавдию.
Серпентарий какой-то…
Глава 6
Утро понедельника встретило меня смачным таким пинком.
Подскочив, спросонья я долго не могла понять, где я и что происходит. Оказалось, это Петров зашел попить водички на кухню и наступил на меня.
– Лидка, епть! – ошарашенно отпрянул он. – Ты что здесь делаешь?
– Сплю, – зевнула я, поёжившись от предрассветного холода.
За окном только-только начинало светать. Часов пять утра, наверное.
– А чего на кухне? – вяло полюбопытствовал Петров, жадно припадая к крану с водой.
– Для разнообразия, решила вот, – отмахнулась я. Не станешь же ему объяснять, что планировала переночевать у Риммы Марковны, но ее не было дома. Дверь оказалась заперта. Поэтому взяла старое одеяло (под причитания лидочкиной свекрови) и постелила на полу на кухне. Кое-как передремала, на полу холодно, да и одеяло было одно.
– А чего ко мне не пошла? – Петров закрутил кран и подошел к холодильникам, – ты не помнишь, где у Марковны капуста была? Она хорошо капусту делает. Рассольчик знатный, до костей продирает.
Он полез в холодильник, и вытащил оттуда начатую трехлитровую банку с капустой.
– Пойду я, Лидка. Что-то совсем штормит меня, – пожаловался он хрипло. – Ты это… приходи если что, место есть, постелю на диване. Не дело это – на полу молодой девке спать.
– Да я уже встаю, – я подтянула под себя затекшие холодные ноги. – Все равно не усну больше.
– Так вечером приходи, ночевать все равно где-то надо, – Петров жалобно скривился и потер висок, – аспирин у тебя вряд ли сейчас есть, правильно? Колокольня трещит, ужас. На погоду, что ли?
– Пить меньше надо! – донеслось из коридора зинкино хихиканье, хлопнула дверь в ванную и послышался шум льющейся воды.
– Слова, ёпэрэсэтэ, не скажи, – обиделся Петров, – вот свалишь ты, Лидка, и я тут один против кодлы Грубякиных и Горшковых останусь. Хана мне будет.
Он вздохнул и, шаркая ногами, поплелся к себе.
Из ванной вышла Зинаида в замотанном на голове тюрбаном застиранном полотенце и с сигаретой в зубах. Переступив через меня, она подошла к окну, и задымила в форточку:
– Слышь, колись, Лидка, за что тебя Горшок выгнал? Вряд ли за измену, у тебя ж ни кожи, ни рожи, кто там поведется. А так-то ты и жрать готовишь, и обстирываешь его. Да еще и всю зарплату до копейки отдаешь.
– А в тебе что Грубякин нашел? – ответила я, скатывая одеяло.
Нужно отсюда уходить, сейчас если Клавдия Брониславовна с Элеонорой Рудольфовной проснутся – сразу начнется второй акт марлезонского балета.
– Я красивая, – флегматично выпустила струйку дыма Зинка. – И в меру глупая. Как раз, чтобы нравиться мужчинам.
Я промолчала. В чем-то она была права.
– А еще у меня стервозная мамочка, – продолжала она, затягиваясь. – И это очень большой плюс.
Я только вытаращилась на нее.
– Да, именно плюс, – снисходительно улыбнулась Зинка. – Мужчина должен видеть конкретного врага, от которого нужно защищать свою женщину. Тогда он себя чувствует мужиком. И враг, желательно, чтобы был неопасным, чтобы защищать нетрудно было. А если этого всего нет – то ему вся эта игра в семью быстро надоедает. Я знаю, что говорю. Грубякин у меня четвертый. Официально если. Так что, думаю, ты сама во всем виновата – мамочка Валеру против тебя накрутила, а нужно было наоборот. И теперь ты осталась с голой жопой, даже переночевать негде, а Горшку новую невесту быстро найдут.
– Уже, считай нашли, – не удержалась я.
– Да ты что? – заинтересовалась Зинка. – И кто же эта несчастная?
– Ты, – хихикнула я. – Твоя мамочка с моей, уже почти бывшей, свекровушкой вчера все распланировали.
– Да ну ее! – отмахнулась Зинка и затушила сигарету в кадке с гортензией Риммы Марковны. – Меня нужно любить, лелеять и содержать, а Горшок сам ленивый и эгоистичный. Ему не жена, ему служанка нужна. Нееет, я хоть и дурочка, но не настолько.
Она вышла с кухни, а я осталась сидеть на скрученном одеяле и пыталась понять, как Лидочка могла поверить такому, как этот Горшков.
Колесно-роликовый участок ВЧДР-4 ДЕПО "Монорельс" встретил меня рабочим шумом и суетой. Прикрывая и пряча захваченный с собой чемоданчик с вещами, я постаралась побыстрее проскользнуть к себе. До обеда нужно было переделать огромную кучу работы. А в обеденный перерыв мы должны были с Горшковым идти в ЗАГС подавать заявление на развод. Вечером, я надеюсь попасть в свою квартиру. Вот такой вот план-минимум, и он меня окрылял!