Я пожала плечами и оставила инсинуацию без ответа.
– Горшкова! Ты где полдня прогуляла в рабочее время?! – опять рявкнула Щука и ее тяжеленные бусы подпрыгнули. Я аж вздрогнула, представив силу удара массивными малахитовыми булыжниками о грудь.
– Я уходила с разрешения Ивана Аркадьевича, – ответила я, – по делам…
– А мне почему ничего не сказала? – яростно перебила меня Щука.
– Как это не сказала? – удивилась я, – я передала через Галину Карпову.
– Ничего не знаю! Никто мне ничего не говорил! – прорычала Щука и заорала, сорвавшись на фальцет, – я сегодня же напишу служебку о нарушении трудового распорядка! Получишь взыскание и будешь знать! И премии тебе больше не видать! Обещаю!
– Спасибо, Капитолина Сидоровна, – поблагодарила я, и Щука пошла пятнами. – Кстати, мне сейчас опять нужно уйти. Ненадолго. Через минут сорок вернусь.
– Как это уйти! – перешла на такой мощный ультразвук Щука, что тяжелая обгоревшая балка рухнула с оконного проема вниз. – А работать кто будет?! Я не позволю!
– А мне и не требуется ваше разрешение, Капитолина Сидоровна, – спокойно ответила я и пояснила, – я просто ставлю вас в известность. Мне необходимо срочно сходить в паспортный стол за временной справкой взамен сгоревшего паспорта. Паспортный стол работает до шести. В нерабочее время он закрыт. И, кстати, у меня в кабинете много моих вещей сгорело, так что я, как пострадавшая от ЧП на производстве, нуждаюсь в материальной компенсации.
Оставив багровую Щуку хватать ртом воздух, я быстренько выскочила за ворота депо, распахнутые по случаю пожара.
Паспортный стол находился недалеко, возле небольшого сквера. Проскочив по тропинке, вытоптанной невоспитанными гражданами поперек клумбы, я влетела в здание. Здесь царила приятная прохлада, вкусно пахло деревянной стружкой, нарядные стены щеголяли совсем свежими следами ремонта.
Мне повезло. Возле окошка приема-выдачи документов очереди вообще не было.
Написанная капитаном Ивановым записка сотворила чудеса и справку мне пообещали до конца сегодняшнего дня. Небольшая заминка произошла при заполнении графы "место прописки": заполняя бланк, я написала – улица Ворошилова, дом 14, квартира 21.
Когда строгая сероглазая девушка сверяла заполненную мной форму со своими бумагами, она постучала по оконному стеклу, привлекая мое внимание, и недовольно вернула бланк:
– Гражданка Горшкова, у вас здесь ошибка. Исправьте.
– Где именно? – поморщилась я, рассматривая свой почерк. Вроде все правильно написала.
– Место прописки. У Вас не тот адрес.
– В каком смысле не тот адрес? – деланно возмутилась я, возвращая бланк обратно в окошечко. – Я прописана по улице Ворошилова.
– Ничего подобного, вы прописаны по адресу – улица 40 лет Октября, дом 3.
– Товарищ, это у вас какая-то ошибка, – настойчиво гнула свою линию я. – Проверьте еще раз.
– Да что тут проверять! – подскочила от негодования девушка и продемонстрировала мне карточку через оконное стекло. – У меня все четко. Смотрите – улица 40 лет Октября, дом 3.
– Странно, – удивилась я. – Никогда бы не подумала, что в МВД могут так грубо ошибаться. Прописка – это же серьезное дело. Смотрите сами.
Я достала из сумочки выписку из домовой книги и подсунула в окошко.
– Ой, ну да, все у вас правильно… – растерянно пробормотала девушка, разглядывая документы, голос ее через стекло звучал глухо, – улица Ворошилова, дом 14, квартира 21. Как же так…
– Так что нам делать? – строго спросила я. – Пойдем к начальству разбираться или вы со мной согласны?
– Да-да, извините, – забеспокоилась девушка. – Я стажер, здесь недавно. Понимаете, мне всего две недели до аттестации осталось… пожалуйста, не надо к начальнику… не надо портить показатели… Здесь какая-то Серегина работала, почерк ее, но она в декрет ушла, может она ошиблась… токсикоз… гормоны… все такое…
– В декрет? Ну, тогда мы, как женщины, можем войти в положение и не устраивать разборок, – толерантно проявила женскую солидарность я. – Обойдемся как-нибудь. Да и неохота вашу служебную репутацию портить. Главное – впредь больше таких ошибок не делать.
– Спасибо, – благодарно улыбнулась девушка и перестала выглядеть такой суровой. – Вы тогда здесь немного подождите, мы быстро все сделаем. Понимаем, что надо срочно.
– Так, а фотографию я, наверное, сделать за сегодня не успею, – расстроилась я.
– Не беспокойтесь, – сверкнула белозубо девушка и нажала кнопку коммутатора, – Мишка, зайди ко мне, быстрее. И фотоаппарат возьми.
В результате минуты через три пришел бородатый парень в свитере крупной вязки, поулыбался девушке и сфотографировал меня. Заглядывая девушке в глаза, пообещал быстро и бесплатно сделать мне фотографии. Причем на меня он ни разу не взглянул.
– Что-то не везёт вам, Лидия Степановна, – вздохнула девушка, когда бородатый Мишка ушел, – сперва потеряли паспорт, теперь вот пожар. Опять всё переделывать.
– Да уж, – закручинилась я. – Судьба…
Примерно через полчаса вернулся Мишка. Он принес четыре еще мокрые фотографии, чуть позубоскалил с девушкой, но был безжалостно выгнан работать.
Девушка ловко вклеила фотографию в мою справку и еще одну – в карточку для своей картотеки, сбегала за подписью и печатью, минут через десять вернулась, и, с видом победителя, протянула мне справку.
– Удостоверение действительно два месяца, – напомнила она, – не затягивайте с оформлением паспорта.
Пообещав выполнить все в срок, я, окрыленная успехом, помчалась назад на работу. У меня, наконец, была легализированная прописка на Ворошилова и две фотографии впридачу, как бонус.
Красота, в общем.
На этом хорошая полоса не закончилась.
Сперва я успела на обед. С удовольствием поглощая овощной суп и яблочно-морковное суфле (сегодня оно не казалось таким уж отвратительным), я машинально стянула берет, так как в столовке было душно.
– Горшкова, – ахнул кто-то за спиной. – Лида!
Я обернулась. На меня с ужасом уставилась Зоя Смирнова:
– Ты что с собой сделала?
Я испугалась и осмотрела себя: вроде все на месте.
– Что такое?
– Что у тебя с волосами? – не унималась Зоя.
– Ах, это… – облегченно засмеялась я. – Прическу новую сделала. Ультра-пикси называется.
– Никогда не слышала, – удивилась Зоя.
– Зоя, ну, ты же понимаешь, – проникновенно заговорила я, глядя в ее глаза, – все эти химии и каскады с локонами – вчерашний день, мещанство. У нас же скоро Олимпиада, нужно выглядеть современно.
– Угу… – задумчиво глядя на меня, согласилась Зоя.
А я с аппетитом вернулась к яблочно-морковному суфле. Вкуснятина!
Рабочий день стремительно близился к концу. В связи с пожаром, всех пострадавших перевели временно работать в крыло к метрологам и инженерам. Мужской коллектив повлиял на наших дам благотворно и скандалить стали меньше.
Мне повезло, что Щука закрысилась на меня и "сослала" подальше с глаз, в самый дальний по коридору небольшой кабинет, где сидели два инструктора по охране труда и технике безопасности.
Первый, Василий Егоров, был веселым и лопоухим. Он отвечал за охрану труда.
Второй, Роман Мунтяну, был донельзя смугл, черноглаз, и интересный той южной цыганской авантажностью, характерной для выходцев с Молдавии и Бессарабии. Зная о своей неотразимости, он был грубоват и, в основном, молчал. Он, соответственно, занимался техникой безопасности.
Мужички пополнение в кабинете в моем лице восприняли категорически в штыки. Мне было указано мое временное рабочее место, на вопросы мне отвечали, в лучшем случае, односложно. Все остальное время попросту игнорировали. Я поначалу опешила, но потом, рассмотрев чуть одутловатые лица, все поняла.
Ну, ничего, вскурощаем, как говорил Карлсон. Тем более опыт общения с Петровым у меня имеется.
Еще одной хорошей новостью было то, что документы в моем кабинете не сгорели. Все личные дела и папки с основными фондами были заперты в несгораемых шкафах, поэтому не пострадали. Сгорели только поточные бумаги с моего стола. И то, не столько сгорели, сколько были утоплены в пожарной пене.
А вот пишущая машинка погибла. Но мне было не жаль. Если повезет – выбью новую.
Взглянув на соседей по кабинету, я хищно осклабилась и приступила к курощанию…
Воспользовавшись послепожарной неразберихой и кутерьмой от с переселения туда-сюда большого количества людей и еще большего количества барахла, я незаметно метнулась в магазин N 11 заводского райпищеторга.
Спустя всего полчаса (благо в рабочий день очереди особо не было) я стала беднее на пять рублей восемьдесят копеек. Зато в моей сумочке появилась бутылка "Старого Таллина", он же ликер классический, он же крепостью 40 %, и который, насколько мне известно, целевая аудитория в лице Петрова категорически одобряла. Мы когда-то с Жоркой такой тоже пробовали. Помню, как девушка-консультант в дьюти-фри расхваливала: "…это "потрясающе вкусный, ароматный ликер на ромовой основе. Цитрусовые масла, корица и ваниль придают ему мягкий, бархатистый ромово-карамельный вкус, а нежная сливочная свежесть и тающий во рту марципан, позволяют прикоснуться к истокам легенд средневековых алхимиков…". Не знаю кому как, а по мне – шмурдяк шмурдяком, обычный подслащенный самогон, хотя, впрочем, я не эксперт.
В соседнем магазине "Продукты" получилось без очереди взять пару плавленых сырков с тематически многообещающим названием "Дружба". И вот с таким вот нехитрым набором, я вернулась на работу внедрять пакт о ненападении Егорова-Мунтяну-Горшковой путем искусства пьяного диалога.
Мое новое рабочее место – это отдельная суровая песня. Теперь оно располагалось в столь узком пространстве, что страдающий клаустрофобией человек добровольно туда бы не пошел. Вдобавок весь кабинет был окрашен тускло-синей масляной краской и напоминал то ли самый унылый в мире гроб, то ли подсобку какого-нибудь крайне депрессивного физкультурника в школьном спортзале. Только вместо спортивного инвентаря тут были гроссбухи с инструкциями. Столы и открытые стеллажи были дряхлые, и тоже выкрашены синим. И среди всего этого готического разнообразия кровавым пятном рдел пожарный щит на стене, важность и функциональное значение которого я поняла значительно позже.