Сима Васильевна ушла от меня просветленная и задумчивая. А я порадовалась, что про душ Виши сказать Лене она забыла.
Когда я вышла из грязелечебного отделения и дошла до кабинета с кислородными коктейлями, там сидел грустный человек – дядя Вася, вроде он у нас в локомотивном цехе работал наладчиком, но точно не помню. Я поздоровалась.
– Вот, – с тяжким вздохом сказал дядя Вася, – Ленка совсем меня замучила. Пока вену нашла, три раза колола, и все мимо.
В подтверждение он показал темно-синий сгиб тыльной стороны локтя.
– А что у вас произошло, что вас так кололи? – участливо спросила я, давая возможность человеку выговориться о наболевшем.
– Да ничего не произошло, – пожал плечами дядя Вася. – Я здоров как бык. Но префиктические капельницы какие-то.
– Может профилактические? – уточнила я.
– Может и так, – согласился дядя Вася. – Тебе, кстати, тоже с завтрашнего дня назначено. Я сам слышал, как Сима Васильевна Ленке сказала.
Мамочки! В общем, пора отсюда валить.
Я уже укладывалась в кровать, когда в дверь тихо постучали.
Набросив больничный халат, я открыла дверь. На пороге стояла Лена. У меня сердце забилось со скоростью отбойного молотка – неужто на ночь делать укол будет? Мало ли что Сима Васильевна еще придумала для профилактики. Но нет, Лена протянула мне небольшой листочек:
– Вы были на работе, а почтальонша принесла, я вместо вас расписалась. Вот, возьмите.
На ладонь мне упала телеграмма. Я вчиталась в криво наклеенные слова, всего пару слов, но меня аж ток прошиб, как на физиотерапии:
"Ждем субботу садить картошку тчк мама".
Ой, мамочки! О том, что Лидочка не сирота я как-то совсем позабыла. И теперь передо мной встало сразу несколько проблем:
– где именно живут родители Лидочки?
– как их зовут?
– как перед ними не спалиться?
– как правильно «садить» картошку?
– где взять время? (на субботу я запланировала делать капитально ремонт в квартире).
– можно ли проигнорировать телеграмму и не ехать в деревню?
Вот это да!
Глава 12
Ночью прошла первая гроза, и теперь солнечные зайчики прыгали по лужам, рассыпались хрустальными бликами в дождевых каплях на земле и деревьях. После такого ливня, быстрого и теплого, зелень яростно поперла вверх, словно и до растений дошла советская мода на соцсоревнования. Безоговорочным победителем в этой гонке оказались плодовые деревья, прямо на глазах расцветающие кружевной белокипенной пеной. Еще одним ударником растительного соцсоревнования стали клумбы с тюльпанами и нарциссами, а вся лужайка у профилактория зажглась желтыми одуванчиками и сахарный аромат цветочного меда смешивался с чопорным запахом хлорофилла мокрой травы.
Не знаю, то ли это радостное весеннее утро передало свой задор мне, то ли я устала переживать, но настроение было теплым, приподнято-радостным. Сегодня я надела белую рубашку Горшкова под серый сарафан, который присоветовала Вероничка Рудольфовна. Чуть подкрасив глаза и нанеся блеск на губы, я взъерошила отросший ёжик волос и, довольная собой, отправилась в депо "Монорельс", влившись в людской рабочий поток.
В закутке кабинета уже пили чай Жердий и Фуфлыгина, поливала вазоны из розовой пластмассовой лейки Максимова. Когда я вошла, все разговоры моментально смолкли.
– Доброе утро! – поздоровалась я.
Мне не ответили, лишь Максимова то ли поперхнулась, то ли пробормотала "здрасти".
В звенящей тишине я дошла до своего рабочего места и мое радостное настроение сдулось как воздушный шарик ослика Иа: все бумаги на столе были залиты водой, чернила поплыли и теперь разобрать слова на некоторых листах стало совершенно невозможно.
– Что это? – только и смогла выдавить я.
Традиционно, ответом меня не удостоили.
– Товарищи, я спрашиваю, что это такое? – уже громче повторила я. – У меня на столе все документы залиты водой.
– Где? – невинным голосом вяло поинтересовалась Фуфлыгина и потянулась к банке с вареньем. – Галя, а у нас что, вишневое опять закончилось?
– У меня. На столе. – отчеканила я.
– Ах, это? – отмахнулась она, намазывая вареньем кусок булки. – Дуся цветочки поливала, может случайно где брызнулось.
– В смысле случайно брызнулось? – аж обалдела я. – Все документы испорчены. Это как понимать?
– А что вы так кричите? – Жердий изволила повернуть ко мне голову и наставительно заметила, одновременно жуя пирожок с повидлом, – не нужно разбрасывать служебные документы где попало, не будет потом проблем.
Максимова вообще промолчала, продолжая методично поливать вазоны.
– Что значит где попало?! – взорвалась я. – Бумаги лежали на моем рабочем столе. Их залили водой. Это следует понимать, как умышленное вредительство?
– Что за крики с утречка? – входная дверь распахнулась и появилась сияющая Лактюшкина. – Здравствуйте девоньки.
Девоньки принялись наперебой сюсюкать:
– Доброе утречко, Феодосия Васильевна, – лучезарно пропела Фуфлыгина.
– Здравствуйте, здравствуйте, – расцвела улыбкой Жердий. – Вам чайку налить? Мне вчера чабрец с села передали, такой прям душистый. И пирожки с повидлом есть, еще теплые.
И даже Максимова присоединилась к общему хору и вполне членораздельно поздоровалась.
– А я иду такая по коридору, вдруг слышу шум, и думаю, что тут стряслось? – весело сказала Лактюшкина и пошутила, – землетрясение или цунами?
Все с готовностью захихикали.
– Да Горшкова опять склоки устраивает, – пожаловалась Жердий и шумно отхлебнула из чашки. – Дуська цветы поливала, водой брызнуло, так мы теперь вынуждены с самого утра недовольства слушать.
– Лидия Степановна, – ледяным тоном обратилась ко мне Лактюшкина, вешая плащ в шкаф. – Вам следует уяснить, у нас сложился хороший дружный коллектив и нам не нужно здесь устраивать регулярные скандалы.
– Феодосия Васильевна, – чуть не скрипнула зубами я, – все мои документы на столе умышлено залиты водой. Информация уничтожена. Но мой вопрос коллеги отмахнулись. Я сейчас вызываю комиссию и будем составлять акт.
– Какой еще акт? – чуть не подавилась пирожком Жердий, и даже отставила чашку, а Максимова шумно всхлипнула.
– Подожди, Галя, – остановила ее Лактюшкина, – Никто никакого акта составлять не будет. Просто потому, что я не позволю.
– В смысле "не позволю"? – меня аж затрясло от такой явной наглости, – то есть коллеги нагадили, а вы собираетесь покрывать все это? Так вас понимать, Феодосия Васильевна?
– Что значит "нагадили"?! – взвизгнула Жердий, – выбирайте выражения, Горшкова!
– Галя, подожди, я сказала, – рыкнула Лактюшкина, – Лидия Степановна, вся вина здесь только ваша. На этом столе у нас всегда обрызгивают вазоны, много лет подряд, поэтому незачем было оставлять документы. Сами разбрасываете, а потом крайних ищете. Откуда Дуся может знать, что вы там разложили? Важные документы хранятся в сейфе.
– А сказать мне, что мой стол у вас используется для полива вазонов было нельзя? – у меня не было слов.
– А вы не спрашивали, – пожала плечами Лактюшкина и повернулась к Жердий. – С чабрецом чай я люблю, Галя. А вишневое варенье еще осталось?
Коллеги принялись пить чай, весело обсуждая что-то, а я осталась как дура стоять над залитым столом, понимая, что этот раунд я проиграла. И лишь злорадный взгляд Максимовой подтвердил, что это только начало.
Примерно минут через двадцать появилась Базелюк. Потная, с одышкой:
– А я только с рынка. Такое сало отхватила! – прямо с порога принялась хвастать она, зайдя в закуток, где все уже допивали чай, – вот взяла вам попробовать.
Она развернула газету и все пространство моментально окутало облако удушающе-чесночного духа.
– Ой, отрежь и мне кусочек, – захлопала в ладоши Жердий.
– Копченое? – упавшим голосом поинтересовалась Лактюшкина, – хочу! Но мне с моим желчным нельзя.
– Да нет, маринованное. Я у одной женщины всегда беру, – пояснила Базелюк. – Вам с прорезью или с другой стороны резать?
– А мне режь побольше, – заявила Фуфлыгина, – очень уж я такое сало люблю.
– Дусь, иди сало пробовать, – позвала она Максимову, которая участия в чаепитии не принимала и в это время сидела за столом и что-то читала.
Максимова, не отрываясь от чтения, что-то вякнула, очевидно это был отрицательный ответ.
– А что это ты там так внимательно читаешь? – заинтересовалась Жердий, выглянув из закутка и обдав меня чесночным запахом изо рта.
– Сонник, – буркнула Максимова.
– Ой, а глянь, что значит, если мертвые утки снятся? – сразу включилась Фуфлыгина. – Снится мне, что иду я такая по полю, и тут из-под ног одна утка вылетела, другая. Я поворачиваю в сторону, и наступила на третью. Смотрю, а она совсем мертвая лежит и из клюва язык такой вывалился.
– Утка летящая – к добру, – прочитала Максимова, – а если плавающая – к переменам. О мертвых утках здесь не написано.
– А моя бабушка всегда говорила, что мертвая птица – к улучшению в жизни, – авторитетно сообщила Жердий. – Дуся, а глянь, что если приснилась красивая такая поляна, ужас прям, какая красивая, в цветах вся. И на ней кони пасутся. И еще там хоронили кого-то…
Ответить Максимовой помешало явление Репетун. Она появилась, благоухая какими-то сладко-приторными духами. В лучах утреннего солнца ее лицо было похоже на печеное яблоко.
– Девочки, мне помаду "Дзинтарс" передали. Будете смотреть? – Она вывалила несколько тюбиков белого и коричневого цвета с золотыми буквами, на стол. – Перламутровая. Есть три оттенка. Просят недорого. А на следующей неделе обещали тени.
"Девочки" моментально бросили пить чай и принялись рассматривать помады, чесночный дух казалось, пропитал уже всю комнату, перемешался с приторной липкостью духов Репетун, и вонь получилась такая, что я задыхалась. Не выдержав, я открыла форточку, чуть проветрить.
– Лидия Степановна, закройте окно, – потребовала Жердий.