– А ты?
– А что я?! – вскричала Зоя так, что аж сама испугалась, воровато зыркнула на дверь и опять начала сморкаться и умываться.
– Зоя!
– Да я уже тридцать пять лет Зоя! – она опять зарыдала. – Вычеркнула себя и вписала ее.
– Зачем? – не поняла я.
– Как зачем?! Как зачем! – всплеснула руками Зоя. – Да если я не сделала этого, то она бы меня уволила.
– За что? – удивилась я.
– Нашла бы за что! – вызверилась Зоя. – Вон тебя Щука нашла за что! И искать долго не пришлось. Лида, ты что, не понимаешь?
– Нет, не понимаю, – покачала головой я. – Зоя, если раз уступишь – все время на тебе ездить будут. Нужно отстаивать свою позицию.
– Ой, кто бы говорил! – отмахнулась Зоя, – ты уже себя вон наотстаивала. Щука тебя сегодня-завтра уволит. Уже приказ давно готов. Бабанина только ждут.
– Не сравнивай, – ухмыльнулась я. – Это другое.
– А с бабами твоими! – продолжила шипеть Зоя, утирая слезы. – У нас вон все уже давно шепчутся, как они над тобой издеваются – то документы на столе водой зальют, то орут, то окна открывать запрещают. Так что не тебе меня учить, Лида.
– Шепчутся все, говоришь? – довольно улыбнулась я. – Замечательно!
– Угу, – пробурчала Зоя, еще раз умываясь, – так замечательно, что хочется повеситься.
– Не дрейфь наперед, – подмигнула я Зое. – Пободаемся еще.
Зоя взглянула на меня, как на дурочку, но тактично промолчала. Вытащила тушь и принялась красить ресницы заново.
– Здесь надо красиво поступить, – помолчав, сказала я. – Нужно чтобы Насонов начал Швабре вопросы по результатам мероприятия задавать, причем такие, на которые она сама ответить не сможет. Вот тогда станет понятно, что не она это все делала.
– Ой, Лида! – Зоя плюнула в коробочку с тушью и начала так яростно тереть щеточкой, что я аж испугалась, что коробочка сейчас порвется. – Насонову плевать на такие мелочи. Ему нужно, чтобы был результат. Результат есть – мероприятие провели. А кто его провел – ему не важно. А теперь Швабра получит внеплановую премию, а я буду дальше проводить тупые заседания, посвященные посевной или Кудашхской ГЭС.
– Я Ивану Аркадьевичу расскажу, – успокоила я Зою.
– Ты что! – Зоя перепугалась так, что чуть не ткнула щеточкой в глаз. – Да ты с ума сошла! Он же ей сразу втык сделает, а она меня потом совсем сожрет! Не вздумай!
– Ну… – я даже не нашлась, что на это все ответить. Так-то Зоя была права.
– Ты понимаешь, Лида! – глаза у Зои опять налились слезами. – Ты понимаешь, как оно все мне надоело! Ненавижу! Ходишь, блядь, за каждым, просишь, умоляешь – "поставьте подпись", "придите на заседание", "выступите с докладом", а все тебя культурно посылают! Будто это все только тебе и надо! Каждый раз к кому в кабинет не зайдешь – а все морды недовольные на тебя делают! И я же их понимаю. Какая это все ерунда и время тратить жалко. А кто меня поймет? Кто?! Если не будет посещаемости – я опять без премиальных! И еще Швабра потом весь мозг выдолбит, как дятел! И уйти никуда не могу. У меня вечерняя школа только.
– А в техникум поступить? – осторожно спросила я.
– Какой мне уже техникум, Лида? – невесело ухмыльнулась Зоя. – У меня трое детей и свёкр лежачий. Да еще на выходные в село надо ехать помогать, родители старые, все братья разъехались, одна я, младшая, рядом осталась. Куда мне еще сверху на голову техникум?!
Открылась дверь и вошла Валентина Акимовна. Мы замолчали. Началось обеденное время и народ забегал туда-сюда, пришлось расходиться.
Я шла по коридору в полном раздрае – вот это жесть. Походу не одной Лидочке не везет. Большинству баб, кто без хорошего старта – приходится ломовыми лошадьми быть и терпеть издевательства на работе.
Хотя и в моей пошлой жизни так было.
Я зашла в столовку и в нерешительности остановилась, рассматривая меню. Сегодня была солянка, гречневый суп, на второе голубцы, котлеты с пюрешкой или макаронами на выбор. Пару овощных салатиков, компот, кисель и выпечка. Вроде все, как всегда. Я посмотрела на блюда. Что-то ничего этого мне не хотелось.
И не то, чтобы я была не голодная, нет. Просто эти блюда почему-то больше не вызывали аппетит. Очевидно, я перетрудилась. Но пообедать-то все равно надо, и я решила, что пять – десять минут мои помощницы вполне подождут, а раз у меня с аппетитом вот так, то сбегаю-ка я в гастроном, прикуплю какую-то вкусняшку.
В общем, выскочила я на улицу, как была, в горшковском спортивном костюме, заштопанном на коленке.
В гастрономе я быстренько пробежала все отделы и поняла, что ничего меня не прельщает. Вот вообще ничего не хотелось. Да что за наказание такое! Разозлившись, купила себе творог. Вот не хочу, но впихну, раз перебирать харчами стала. Я вышла из магазина на улицу и торопливо зашагала к депо.
Поравнявшись с аптекой, увидела Петрова, который грустно сидел на скамейке. Как всегда, сосед был во всей красе – в старых растянутых трениках и рваной на рукаве тельняшке.
– О, Лидка! Дарова! – увидев меня, обрадовался Петров. – Слышь, Лидок, помоги, спаси бывшего соседа.
– Что опять случилось? – хмыкнула я, присаживаясь на лавочке рядом.
– А то ты не знаешь, – ответной ухмылкой осклабился Петров.
– Не-не-не, Петров! – замахала руками я. – Даже не проси! В магазин бежать для тебя не буду, некогда мне. На работу надо, уже опаздываю.
– Да ты чё, Лидка, – зашептал Петров наклоняясь ко мне и обдав сивушным амбре. – Зайди вон в аптеку, нормально.
– Заболел что ли? – не поверила я.
– Да какое там заболел, – отмахнулся Петров, – "Пион" мне купи. Или "Боярышник". Пять пузырьков. Больше Стася не даст.
– Зачем пион? – не поняла я. – И кто это Стася?
– Аптекарша Стася. Коза она драная, гоняет меня, – скривился Петров и тут же без перехода заканючил. – Ну, Лидка, ну, будь человеком, ну, сходи…
Вздохнув, пошла. Ну, как не помочь по-соседски.
В аптеке было прохладно, пахло суровыми лекарствами, что-то вроде как мазью Вишневского. На стойке стояли аптекарские весы. Я аж залюбовалась. Отвыкла, что всякие пилюли и микстуры готовили раньше прямо там, в аптеке.
– Вам что? – строго спросила меня аптекарша, в накрахмаленном до состояния картона белом халате и такой же "картонной" кипенно-белой шапочке.
– Секунду, смотрю, – я обвела глазами заставленное пузырьками и коробочками пространство. И тут мой взгляд наткнулся на витамины. Рот моментально наполнился вязкой слюной.
– Вооот! – обрадовалась я, показывая на пакетики и коробочки. – Это. И это. И еще это!
– Зачем вам столько? – строго и подозрительно спросила аптекарша, поправляя очки.
– В село еду, – ответила я (кстати, в село съездить надо бы). – Мама сказала купить.
– Понятно, – согласно кивнула аптекарша.
Видимо в эти времена было в порядке вещей закупаться для деревенских родственников впрок.
– И "Пиона" дайте, пять штук, – сказала я (хорошо хоть, что вспомнила). – Для бабушки.
– Пожалуйста, – передо мной появились искомые бутылочки.
В общем, загрузилась я лекарствами и вышла из аптеки на улицу, где меня с нетерпением дожидался Петров:
– Ну чё, купила? – просемафорил глазами Петров.
– Ага, – кивнула я.
– Отойдем, – шепнул Петров, косясь на окна аптеки.
– Чё так-то? – удивилась я.
– Да ну ее, эту Стасю, – заиграл желваками Петров и потянул меня куда-то в заросли сирени. – Еще увидит, сразу начнется.
– Ха, – хмыкнула я. – Знаю я такой тип медработников, строгие, как скальпель. Я, когда в профилактории лечилась, так там тоже такая докторица была, Сима Васильевна. Вот она была прямо огонь.
– Так Стася – это ее дочка, – пожал плечами Петров, с благодарностью принимая "Пион".
У меня прям культурный шок произошел.
Ну это ж надо!
И вот вбегаю я в здание (а еще обеденный перерыв), несусь по коридору и (тадам!), конечно же, натыкаюсь на Щуку!
– Горшкова! – завопила она (ну что у человека за манера, увидев меня, орать не своим голосом?).
– Щукина! – в ответ выкрикнула я.
Надо было видеть лицо Щуки. Она вздрогнула и с минуту ошалело хлопала глазами. Я аккуратно обошла ее и пошла дальше. В спину понеслись какие-то восклицания, и, возможно, проклятия, но я уже не слышала, да и плевать. Наше "общение" из точки бифуркации давно уже перешло в точку невозврата.
Вечером, перед сном, я заскочила в дамскую комнату, раскрыла пакетик с аскорбинкой и высыпала все содержимое в рот. М-м-м-м-м! Как же вкусно!
Не выдержав, я сожрала все пакетики, что у меня были.
Настроение сразу поднялось. Вот что значит витамины для измученного непосильной работой организма!
Довольная, я вернулась в кабинет, и мы продолжили расчищать агиевы конюшни конторы депо "Монорельс". Втроем!
Вечером, я доделывала протоколы, печатая на машинке, Алевтина Никитична своим красивым почерком заполняла карточки, а Аллочка раскладывала все по папкам. Стопки документов унылыми небоскребами тянулись до потолка. Пытаясь засунуть заполненную карточку в верхнюю папку в стопке, Аллочка влезла на стул. Из заднего кармашка трикотажных брюк торчал уголок вчерашнего листочка. Видать, закрутилась, устала и забыла.
Когда, наконец-то, сегодняшняя часть работы была закончена, все попадали спать. Я еле дождалась, пока все уснут: вот, словно могучий богатырь, утробно захрапела Алевтина Никитична, следом начала тихо-тихо сопеть Аллочка.
Подождав еще минуту и удостоверившись, что все точно спят, я прокралась к стулу с одеждой Аллочки и бесшумно, стараясь не разбудить, двумя пальцами вытащила сжамканный листочек. Тихонечко-тихонечко, на цыпочках, я просочилась в коридор и в неярком свете ночного электричества развернула листок.
Перед глазами запрыгали буквы:
"Считаешь себя самой умной, Горшкова? Думаешь, я не догадалась, зачем ты все вынюхиваешь? Иди в жопу!".
Глава 18
С утра Аллочка избегала на меня смотреть, а в работе старалась быть поближе к Алевтине Никитичне. Я делала вид, что ничего такого не произошло, и лишний раз ее не трогала. Тем не менее работу мы делали. Когда Алевтина Никитична выходила из кабинета – только треск пишущей машинки, шелест переворачиваемых листов, да еще шум дождя за окном, нарушали тишину.