Я ойкнула и побежала спасать котлеты.
С Риммой Марковной мы проговорили почти до полуночи. Мне удалось ее убедить пожить пока у меня. Я пообещала ей, что вскоре помогу вернуться обратно. Ее "историю" мы деликатно обходили в разговоре. Пока так.
– Не хочу тебя стеснять, – переживала Римма Марковна, – ты одна, молодая, вот зачем тебе какую-то постороннюю старуху у себя селить?
– Понимаете, Римма Марковна, – ответила я, – у меня тоже есть проблемы. Аж целых две: во-первых, меня достали родственники из деревни, которые едут и едут, и никак не получается их отвадить. Хамить и ругаться с ними не хочу – все-таки мои родители там в селе живут, и сестра.
– Правильно, – согласилась соседка, – с людьми нельзя ругаться.
– Поэтому вся надежда на вас, – продолжила я. – Вы человек опытный, может, что-то подскажите. Да и едут они, потому что я сама здесь живу, квартира огромная, одна комната всегда свободна. А если вы у меня поживете – то, может, и ездить перестанут.
– Я помогу тебе их отвадить, – решительно сказала она и ее морщинистое лицо разгладилось, – а вторая проблема?
– Я живу в двухкомнатной квартире одна, – вздохнула я, – в то время, как многодетные семьи ютятся в коммуналках…
– Понятно, – кивнула Римма Марковна, – можешь не продолжать.
– Поэтому вы немного поживете здесь и этим поможете мне, – заключила я, – а когда мои проблемы хоть немного разрулятся, я помогу вам вернуться обратно. Так что не переживайте и считайте это взаимовыгодным сотрудничеством.
Римма Марковна успокоилась и согласилась помочь мне и немного пожить здесь. При этом, чтобы не чувствовать себя обузой, все домашние дела (уборку, готовку) она категорически решила взять на себя. А я, в свою очередь, позволила ей курить на балконе.
Вот и прекрасно!
Но я не озвучила Римме Марковне третью, главную, причину: с моей бывшей свекровью, дражайшей Элеонорой Рудольфовной, я так и не рассчиталась.
Утром я прибежала на работу и сразу бросилась доделывать информацию с ответами на вопросы. А еще нужно успеть набросать по памяти рацпредложения до обеда, пока комиссия не приехала. Вставив листы в машинку, принялась набивать текст.
Немного поработав, я попросила у Аллочки крем для рук, свой забыла дома (вчера проболтали с Риммой Марковной до ночи, я и собраться нормально не успела, а сегодня вообще чуть не проспала). А без крема для рук я не могу – привычка еще с прошлой жизни.
Аллочка протянула невзрачный тюбик.
– Но ты же всегда "Ланолиновым" пользовалась, – удивилась я (мне он тоже нравился).
– Да ну его! – воскликнула Аллочка, – "Огуречный" – самый лучший! Вот, сама почитай.
Она покопалась в недрах сумочки и протянула мне вчерашнюю газету. На последней странице в рубрике "Советы для женщин" была опубликована моя статья, подписанная псевдонимом, которую Аллочка жирно обвела красным карандашом.
– Оказывается, он повышает упругость кожи и убирает тусклый цвет! – сообщила мне Аллочка, – и еще от него кожа обновляется. Представляешь? Сколько лет в магазинах видела – никогда его не брала. Кто ж знал, что он такой.
– Но он же вонючий, – закинула удочку я.
– Ты ничего не понимаешь! – парировала Аллочка и принялась с воодушевлением цитировать мою статью – Там есть активные вещества, они очень полезные, так что запах можно и потерпеть. Да и не особо он вонючий, скорее специфический запах. Зато какая польза!
В общем, я поняла, что моя статья однозначно имеет успех. И, походу, я слегка перестаралась.
Комиссия появилась после обеда.
Она состояла из пяти человек. Председателем была Калерия Мироновна Иванова, ее замом – Василий Сергеевич Толстых (с ударением на последний слог).
Калерия Мироновна была очень красивой видной женщиной за пятьдесят с хвостиком. Она носила дорогие импортные костюмы из хорошей ткани, любила массивные броши и отчаянно молодилась. При этом характер имела мерзкий. За эти полтора дня она выпила из меня и окружающих не один литр крови. Ее ненавидели и боялись. Один только Василий Сергеевич, пожалуй, относился к ее эмоциональным взрывам по-философски.
Таких, как Калерия Мироновна, баб-стерв с демонстративно железными яйцами я никогда не понимала и не уважала. Ну рявкнешь ты, ну нагнешь ты коллегу, самоутвердишься, потешишь свое мелочное самолюбие. А дальше что? На каждую акулу есть акула побольше. А вот мирком, да тихим сапом – самое оно. И врагов явных нету и дела делаются в нужную тебе сторону.
Иванова гоняла нас с документами, и эти полтора дня я не забуду никогда. Но все рано или поздно заканчивается. Во второй половине второго дня вызвали Ивана Аркадьевича. Продержали его за закрытыми дверями часа два, если не больше. Он вышел оттуда весь аж мокрый и раздраженный. Закурил прямо в коридоре, чего никогда себе не позволял.
Следующей вызвали меня.
Я вошла и предстала перед высокой комиссией.
– Лидия Степановна, – деланно-доброжелательно обратилась ко мне председатель Иванова с лучезарной улыбкой анаконды. – Комиссия ознакомилась с документами, но тут у нас появился один интересненький вопрос – если все так идеально правильно, то почему же возник сигнал о том, что регулярную документацию Иван Аркадьевич не ведет как надо?
– Все правильно, он и не ведет, – согласно кивнула я, пожав плечами.
Василий Сергеевич с досадой крякнул, бросив укоризненный взгляд на меня. Калерия Мироновна радостно подобралась как питон перед прыжком:
– Поясните нам, пожалуйста, – вкрадчивым тоном промурлыкала она, не сводя с меня немигающего взгляда.
– А что пояснять, – прикинулась дурочкой я. – Он не ведет. Иван Аркадьевич – человек занятый, на нем, по сути, вся внутренняя работа депо. А по документации он говорит, что и как надо делать, а технически веду я. Вот и все.
Василий Сергеевич сдавленно хрюкнул, а Иванова просипела что-то невразумительное.
– Очевидно, неравнодушные граждане не знали этого, когда влезли в дела к Ивану Аркадьевичу, – с наивным видом продолжила развивать мысль я. – Поэтому у него ничего и не нашли, так как все бумаги находятся у меня…
Комиссия отбыла, а на следующий день с утра у нас состоялся разговор.
– Ишь, как придумала, вся документация у нее, – проворчал Иван Аркадьевич, тщетно пытаясь скрыть довольный вид, – мне Василий всё рассказал.
– Главное, что проверка благополучно закончилась, – сказала я.
– Ничего еще не закончилось, – вздохнул Иван Аркадьевич. – Попьют они еще крови. Не сейчас, конечно, но попьют.
– Да это же не проблема, – ответила я. – Нужно только вовремя и правильно всю документацию вести и все.
– Ну вот и будешь вести всю мою документацию, раз комиссии сказала, – хмыкнул Иван Аркадьевич. – Сама же и напросилась.
– Иван Аркадьевич, – покачала головой я, – вот не надо сейчас все в одну кучу сваливать: одно дело помочь человеку, который помог в трудную минуту мне. Отблагодарить, так сказать. И совсем другое – тянуть на себе такой серьезный пласт работы постоянно.
– Справишься, – отрубил Иван Аркадьевич.
– Я-то справлюсь, – не стала скромничать я. – И хорошо справлюсь. Вот только зачем? Я – маленький человечек, конторщица с микроскопическим окладом. И свою работу на этот оклад я вполне вырабатываю. Так зачем мне взваливать на себя больше?
– Повышение выпрашиваешь? – нахмурился Иван Аркадьевич. – А ты, оказывается, карьеристка, Лидия Степановна. А как же на благо Родины поработать? Ударный труд и все такое?
– На благо Родины я готова поработать всегда, – радостно закивала я, – может, даже поднимать целину поеду. Или на Кудашхскую ГЭС махну. Или за туманом и за запахом тайги уеду… Там хоть романтика и цели возвышенные. А тут что? Ответственная работа и ранний геморрой?
– Тьху ты! – рассердился Иван Аркадьевич. – Ну ты смотри на нее!
Я безразлично пожала плечами.
– Повысить тебя я сейчас не могу, – со вздохом, терпеливо начал перечислять Иван Аркадьевич, – корочек у тебя не хватает. Понимаешь? По партийной линии тем более не могу. Ты, кстати, заявление в Партию написала?
Я кивнула.
– А без корочек как? – задал риторический вопрос Иван Аркадьевич.
Я опять пожала плечами.
– Вот видишь! Сама же понимаешь, что ничего сейчас не получится. Поступай летом в институт на заочное, мы целевое направление дадим, более того, я переговорю с Демьянским, он проректором в инженерно-техническом работает, пусть поможет. А там закончишь и будем думать.
– То есть пять лет я буду вести всю вашу документацию за так? – уточнила я, – прекрасно! Всегда об этом мечтала!
– Должность у тебя останется пока та же, а оклад тебе будем выплачивать по верхней вилке. Плюс все премии в двойном размере, – пообещал Иван Аркадьевич, – Лида, ты за деньги вообще не беспокойся. Не обижу.
– Тогда я согласна, – легко уступила я. – Вот только еще такой момент… документы-то у вас такие, что светить их не надо. И как я должна с ними работать, чтобы та же Лактюшкина или Жердий через плечо мне не заглядывали? На веревочке шторку вокруг стола натянуть?
– В 21 сидеть и будешь, – отмахнулся Иван Аркадьевич. – Пока так. У нас второе здание строится, как сдадут, потом все вместе в отдельные кабинеты и переедем.
На том и порешили.
Новоселье прошло замечательно.
Римма Марковна накрыла шикарный стол. Никогда бы не подумала, что из ограниченного набора продуктов можно столько всего интересного наготовить. Вечером пришли все соседи. Я еще думала пригласить Петрова, но Римма Марковна отговорила. Наверное, правильно.
Культурно посидели, поболтали. На столе было шампанское и хороший коньяк. С Риммой Марковной все уже были знакомы (и когда только она успела?). Были тосты и здравницы, анекдоты и шутки.
Римма Марковна скорефанилась с Норой Георгиевной и это был "ой".
Иван Тимофеевич тихонько отозвал меня в сторону и уговорил писать заметки в женскую рубрику на постоянной основе. Плата, пусть и небольшая, зато стабильная. Я немножко посомневалась в своем журналистском таланте, поупиралась, но в результате дала себя уговорить. Иван Тимофеевич легко сломал все мои неубедительные доводы, получил внештатного корреспондента в моем лице и ушел, окрыленный. Обещал на следующей неделе показать, что там с оберткой для мыла получилось.