– Да как же его углубить? – кисло усмехнулся я. – Его держат за семью замками, в специальной камере и всегда под кайфом. Я с ним разок пересекся, и то случайно…
– Думай, Грач. Вот у тебя голова какая смышленая. Устрой еще какую-нибудь случайность, что ли… В общем, примени мозг по назначению. Правда, есть одна проблема.
– Как – всего одна? – я не сдержал нервной усмешки.
– В числе сошедших с борта этого человечка нет, – Бинго грустно вздохнул. – А примерно за десять часов до стыковки с терминалом от «Ковчега» стартовало обшарпанное суденышко под названием «Тунец». И ушло в нуль, только его и видели. Как ты думаешь, кто на нем улетел?
– Интересная у вас логика, – хмыкнул я. – Стало быть, Придумщика убрали с глаз долой с «Ковчега» и спрятали, а я должен углублять с ним дружбу…
– Ну, ты же умный, Грач! Ты времени-то не теряй. Ты подбирайся. Твои научные коллеги уже сегодня начнут интеллигентно отдыхать – я имею в виду, нажрутся вусмерть. Неужели упустишь такую возможность?
– Какую возможность? – с подозрением спросил я. – Нажраться?
– Да нет, Грач, нажрешься ты, когда закончишь дела с нами. А сегодня ты должен сдружиться с самым пьяным лабораторным очкариком, а лучше с дюжиной. И найти наконец устойчивые информационные источники. И будь понаглее, что ты мнешься, как продавец церковных брошюрок?
– Я уже говорил, – сухо произнес я. – Дружить со мной запрещено внутренним распорядком. Сами виноваты – топорно работаете. Могли бы меня замаскировать получше, а не отправлять с рекомендацией хозяйского стукача.
– Не надо жаловаться, Грач, надо работать. Секрет любых побед – только в нашем упорстве. Я ведь не зря битый час стучу тебе по мозгам, я же надеюсь тебя убедить. И у меня получится, готов поспорить. Вот и ты будь упорен. А то знаешь, – он сокрушенно вздохнул, – я уже готов поверить, что ты работаешь без желания. Без огонька, понимаешь?
– Какая проницательность!
Бинго резко сел передо мной и посмотрел так, словно я – величайшее разочарование его жизни.
– Послушай меня, Грач. Вот объясни: тебе действительно совершенно неинтересно то, чем ты сейчас занят? Тебе плевать, что за сила едва не скрутила в штопор «Ковчег»? Наконец, тебя вообще не волнует, каким чудесным образом ты перенесся с мертвого астероида в теплый и уютный мир людей?
– Главное – перенесся. И если я кому-то за это должен, то готов расплатиться. Но это явно не ваша заслуга, верно?
– Поразительно, – покачал головой Бинго. – Какая же ты серая, меркантильная тварь! Ты вообще что-нибудь видишь дальше желудка? Ах да, еще твой член… Но на этом интересы заканчиваются, так?
Я некоторое время смотрел на него с откровенной ненавистью. Впрочем, он это легко выдержал.
– О бездонных глубинах моего внутреннего мира, – медленно произнес я, – я поговорил бы с кем-нибудь другим и в других обстоятельствах. Вы используете меня, как туалетную бумагу, причем мое согласие даже не рассматривалось. Вы играете на моих проблемах, которые сами же и создали для меня. Поэтому не ждите от меня щенячьего энтузиазма. Главный мой интерес – поскорей с вами расстаться и ваши рожи позабыть навсегда.
– Н-да… – с печалью вздохнул Бинго. – Жаль, но не всегда члены команды осознают общность интересов… и все такое… Но я тебя слегка простимулирую, – он дружески подмигнул и швырнул через стол кредитную карточку. – Твоя первая зарплата, дорогой ты мой коллега.
– Мои первые тридцать сребреников? – уточнил я.
– Сейчас для нас главное, что не последние, – Бинго широко улыбнулся и галантно указал мне на дверь.
Все как-то не так – эта мысль не давала мне покоя, пока я искал ближайший банковский терминал. Нужно было поскорей раскидать денежки по счетам, да и девчонкам кое-что подкинуть, пока совсем без меня не оголодали.
Я нашел терминал и сунул туда карточку. И, увидев на дисплее сумму, снова подумал: все не так.
Сумма была нормальная. Даже более чем. Вопрос: за что? Все эти недели я толкался на «Ковчеге» практически без толку. Блокнот с телеметрической информацией не в счет, Бинго им даже не особо заинтересовался. Я не принес никакой мало-мальски ценной информации, тем не менее со мной щедро расплатились.
При всем этом я четко ощущал, что они знают гораздо больше, чем я. Интересно, от кого? И зачем тогда я, если есть более эффективные информаторы?
Нет, определенно все не по правилам. И это явственно отравляло долгожданный воздух свободы.
Погруженный в раздумья, я даже не посмотрел на квитанции, которые выплюнул мне банкомат. Просто сунул ворох в карман, хотя обязан был внимательно изучить каждую.
До ужина я успел поселиться в летной гостинице, позвонить девчонкам, изучить окрестности на предмет досуга и развлечений. Терминал тоже был запаянной консервной банкой посреди пространства, но в десятки раз крупнее «Ковчега». И здесь текла нормальная жизнь, как в любом городе. Одного персонала – полторы тысячи душ, не говоря о гостях вроде меня и моей команды.
Вечером я наконец вышел в свет. Естественно, никакого вечера на космической базе быть не может – только условный. Но условность соблюдалась хорошо: в публичных местах – полумрак, светящиеся вывески, прохлада – максимально возможная иллюзия нормальной человеческой жизни.
Я присмотрел бар поприличнее, занял столик в углу, поставил бутылку подороже и натянул маску усталого философского одиночества. Из-под покрова одиночества я, само собой, не забывал высматривать симпатичных девчонок.
Девки тут были как на подбор. Только вот беда – почти все в летной форме. А я прекрасно знал, что на нас, штатских, такие смотрят с брезгливой жалостью. Получалось, с выбором заведения я промахнулся…
Некоторое время я погрустил, попутно прогрев организм спиртным, и уже собрался перекраивать маршрут на вечер, как вдруг случилось невозможное.
Сначала я услышал нежный женский голосок, который спросил:
– Можно?
Я поднял глаза и… едва не упал со стула. Рядом стояла Тася. Одна. И она просила разрешения сесть со мной рядом.
Я так засуетился, что едва не опрокинул на нее столик. Наконец мне удалось ее усадить и отправить официанта за коктейлем.
Тася сидела прямо, не облокачиваясь на спинку стула, глаза ее были опущены, а руки сцеплены. Ее напряжение можно было истолковать как угодно. Я грешным делом понадеялся, что сейчас она признается мне в любви…
– Я долго не решалась к вам подойти, – вымолвила она наконец. – Я не знала, что вы за человек…
«Ну же!» – мысленно подгонял ее я.
– Но, мне кажется, вы хороший. Вы на самом деле добрый и жалеете людей. Или нет? – она уколола меня недоверчивым взглядом.
– Ужасно добрый, – я горячо закивал. – И всех до одного жалею. Как родных.
Она взяла салфетку и сложила ее пополам. Потом еще раз пополам. Явно от нервов.
– Я все понимаю, – продолжала она. – У вас такая работа и такие обязательства… Но иногда нужно оставаться человеком.
Такой поворот в ее речах мне уже не очень нравился.
– Я прошу вас, – Тася продолжала колдовать с салфеткой, сворачивая ее в какую-то фигурку, – не причиняйте ему зла. Подождите еще немного, он обязательно со всем справится.
– Кто? – ошалел я.
– Арго Маратович. Академик Ступич. Вас же прислали за ним следить, а он так переживает… Ему надо дать время и оставить в покое. Он же ученый, он настоящий ученый! Он единственный здесь знает, что делать, надо только ему не мешать…
Черт меня подери! А я-то раскатал губу. А эта девчонка пришла всего лишь заступаться за любимого начальничка.
Был бы на моем месте какой-нибудь суперагент, он бы спокойно стряхнул пепел с сигары и спросил с холодным прищуром: «Кто тебя послал, детка?» А она бы сначала растерялась, а потом бросилась ему на грудь и расплакалась. А потом они, обнявшись, пошли бы в номер отеля… Так обычно бывает в романах.
Но у меня не было сигары. И агентом я являлся весьма посредственным. Уж точно без приставки «супер». Поэтому я только болезненно улыбался и мямлил:
– Да, конечно… ну, что вы… да разве я могу…
И при этом осознавал, что обнимать мне сегодня только подушку…
Официант принес коктейль, Тася посмотрела на него и словно стряхнула оцепенение. Она торопливо встала и сказала, не глядя на меня:
– Мне нужно идти.
– Уже?! А может, потанцуем? – сказал я и глупо хихикнул.
– Не сейчас, – она развернулась и стремительно вышла из бара.
На столе осталась салфетка, свернутая в фигурку собаки.
А я грохнул по столу кулаком, выпил залпом ее коктейль, потом налил и еще выпил и наконец уронил голову на руки. Я себя ненавидел.
Когда я поднял глаза, то наткнулся на знакомый взгляд. Прямо передо мной сидел Крэк и с тревогой меня разглядывал.
– О, живой, – обрадовался он и затем, обернувшись, крикнул: – Алле, банда! Давай все сюда, тут наши ребята.
Подошла «банда» – двое хорошо поддатых десантников, Кабан и Сися. Мир вокруг стал оживать на глазах: забегали официанты, появились новые бутылки и тарелки, музыка заиграла громче и быстрее, и даже гордые летные девушки стали оборачиваться на наш столик.
– Ну, погнали… – услышал я.
Алкогольный марафон начался энергичным стартом. Эти ребята пили так, будто боялись через минуту умереть. Я не успевал поморщиться, как передо мной появлялась свежая рюмка.
Судя по всему, у нас состоялся интересный и откровенный разговор, но наутро мне вспоминались только обрывки фраз:
– …два борта пополам, на наших глазах, о камни. Восемьдесят человек всмятку… Сами еле дотянули, все брюхо о камни изодрали…
– …капитан через дыру вылетел и стеклом шлема о булыжник… у него половина морды теперь пластиковая, ты не понял? Вакуумный ожог…
– …сидим, припухаем. Воздуха на полчаса. Пообосрались прямо в трусы, кроме меня, конечно… Ноют, плачут, маму зовут… связи нет…
– …он говорит, будем тут жить, только ничего не спрашивайте… только все напряглись: говорят, хоть сейчас не лезь со всякой глупостью… а капитан в дырявом шлеме, но почему-то еще живой, только молчит все вр