Постепенно бойцы сгрудились вокруг трупа Геры. За несколько минут никто не произнес ни слова, стояли и молча смотрели. Больше всех был потрясен, как мне показалось, сам Сологуб. Неожиданно он посмотрел в мою сторону: его взгляд словно обвинял меня. Наверно, в том, что я привел группу под удар смерча. Я вдруг разозлился.
– Ну, что, господин начальник? Что, интересно, теперь ваша задница чувствует? Или, может, начнем думать головой, а не жопой?
Он затравленно глянул на меня и ничего не ответил. А я подумал, что зря выступил. Не стоило так травить командира перед его ребятами. Ему, похоже, и так было лихо. И бойцы поглядывали на него как-то нервно. Вокруг него словно появилась некая зона изоляции, он стоял среди нас, но при этом был совершенно один.
– Эй, черти, помогите наконец! – донеслось из какого-то подвала.
Несколько бойцов бросились туда, и через минуту вынесли на руках связиста. Он морщился и скрипел зубами – из его икры торчала кривая ржавая железяка.
– Ну вот, приплыли… – грустно сказал боец с красным крестом на рукаве. – Этот сегодня уже не ходок, – и отправился к нему, отстегивая от рюкзака аптечку.
Почти всем нашлось дело. Трое заваливали камнями тело Геры и рисовали какой-то медицинской пастой большой крест на стене, чтоб потом легче было найти. Другие мастерили из подручных средств носилки для связиста. А потом кто-то прошвырнулся по дворам и нашел помятую садовую тележку, так что вопрос с носилками отпал.
Я присел возле стены дома и собирался с силами, которых осталось уже маловато. Чуть погодя рядом сел Сологуб.
– Идем неизвестно куда… – вздохнул я. – А теперь только и будем думать, кого следующего пришлепнет.
– Похоже на то, – вяло отозвался Сологуб.
Я вспомнил, каким стремительным и энергичным он был, когда я впервые его увидел на командном пункте. Вот бы сейчас эту энергию… не помешало бы для общего тонуса.
– А скажи-ка, почему твои люди такие бараны? – спросил я.
– Почему это они бараны? – мигом оскорбился он.
– Ну… не знаю. Мечутся, прыгают, орут… стреляют без приказа. Я представлял себе, что элита спецназа как-то по-другому держится.
– Кто элита? Эти – элита?!
– Ну, да. А разве не так?
– Да брось! Они же штрафники. Все до единого штрафники.
– Вот это новости! – искренне изумился я. – И кому же в голову взбрело на такое задание отправлять штрафников?
– А какой идиот еще согласится? – устало усмехнулся Сологуб.
– Постой… так выходит, что и ты штрафник.
– Я – нет. Хотя… – он замялся. – Хотя в каком-то смысле и я штрафник.
Минут через сорок мы вышли на окраину города. Улица упиралась в полуразрушенный бетонный забор, за которым громоздились целые горы ржавых контейнеров.
Дальше виднелось несколько промышленных зданий, давно заброшенных и обветшавших, и покосившийся кран, похожий на скелет реликтового чудовища. Больше мы ничего не видели из-за тумана, который здесь был каким-то особенно густым и серым.
Все чувствовали, как дрожит воздух. Впереди что-то происходило – граница Темного круга была совсем рядом. Не знаю, как остальные, а я думал только об одном – именно отсюда, с этого направления, пришел жуткий вихрь, который убил одного из наших людей.
Мы все одновременно замедлили шаг, а затем и вовсе остановились. Мы прислушивались и вглядывались в территорию, по которой нам сейчас предстояло пройти. Царило полное безмолвие. Похоже, здесь и в обычные времена не часто ступала нога человека, а сейчас – тем более.
– Двигаем помаленьку, – как-то неохотно скомандовал полковник. – Почти пришли уже.
Мы перебрались через остатки забора и оказались среди многотонных завалов из старых контейнеров. То и дело где-то что-то поскрипывало и скрежетало, поэтому казалось, что любая ближайшая махина из ржавого железа может обрушиться и размазать нас по земле.
Ноги бесшумно ступали по густой спутанной траве, под которой едва угадывалось дорожное покрытие. Наверно, много лет назад тут весело сновали погрузчики, перекрикивались рабочие, суетились менеджеры, с головой погруженные в товарно-денежные потоки. Здесь, судя по всему, была какая-то база, снабжавшая весь город. Потом людей стало меньше, город захирел, и необходимость в большой базе сошла на нет…
Идущие впереди бойцы вдруг остановились, собравшись в круг. Я тоже подошел. В траве лежал труп – уже весь заросший, высохший, словно мумия. Впрочем, это не помешало заметить, что на нем военная форма. Верней, ее остатки.
– Не пойму, откуда он такой взялся, – пробормотал Сологуб, присаживаясь на корточки и силясь опознать знаки различия. – Поналепили спецслужб, сам черт не разберет…
Кто-то поковырял рядом ногой, и из травы извлекли его оружие. Это была точно такая же винтовка, какую мы видели у старшины. Только ржавая и заросшая каким-то серым мхом.
– Слушай, командир, тут вопросик возник, – негромко сказал я. – Ты же в оружии разбираешься?
– Это и есть твой вопросик? – он фыркнул. – Ответ положительный.
– Эта хлопушка – она для чего используется?
– Обычно для стрельбы. А ты что подумал?
– А точнее? Кого в войсках такими обычно вооружают?
– Тут и думать нечего. Оружие специального назначения для борьбы с легко бронированными целями. Гарантированно бьет бронежилеты всех классов, пулестойкие стекла, бронеавтомобили. Стенку в один кирпич легко проламывает и все такое прочее… А с чего ты так возбудился?
– Старшина сказал, что взял из оружейки, что получше. Какого лешего, скажи на милость, ему тащить на себе эту тяжеленную дуру, которой только стенки ломать?
– Ну, нравится ему – и пусть таскает.
– Нет, так рассуждать нельзя. Какие такие бронированные цели он тут собрался поражать?
– Вот ты о чем… – Сологуб призадумался. – Думаешь, он что-то недоговаривал нам?
– Сто процентов. Он тут с самого начала, в армии – не новичок, и наверняка знает, по кому следует стрелять бронебойными. Явно не по «огрызкам» и не по бродячим псам.
– И что ты предлагаешь?
– Разве что связаться с Грошером, доложить ему наши соображения. Так, на всякий случай…
Сологуб хмыкнул. Но возражать не стал. Он повернулся к связисту, которого катили на тележке где-то сзади, однако тот отрицательно покачал головой. Связи не было вообще никакой.
У связиста на запястье болталась турбо-аптечка. Если что-то случится и он успеет вколоть себе дозу, то минуту-другую сможет прыгать и резвиться, как здоровенький. Правда, потом будет очень плохо. Но зато получит шанс, например, спрятаться.
Через пару минут мы нашли вертолет.
Он стоял, странно перекосившись, на обширной ровной площадке между свалкой контейнеров и огромным складским помещением с провалившейся крышей. До него было всего-то метров пятьдесят, однако никто не спешил туда бежать.
Все пространство перед нами было заполнено какой-то отвратительной растительностью непонятного толка. Больше всего это походило на гигантскую плесень. Узловатые стебли стелились по земле, они были покрыты мерзкой на вид желто-зеленой слизью. Местами попадались бесформенные вздутия – очевидно, плоды. Ни дать ни взять гигантские бородавки размером с лошадиную голову. Все это устилало землю, лезло на столбы, стены, остатки деревьев. Вдобавок здесь воняло чем-то кисло-тухлым.
Над растительностью ветерок гонял пряди из невесомых белых волокон, которые прочно прилипали к коже и к одежде.
Чуть поодаль пульсировали с десяток разнокалиберных проплешин, которые мы уже имели счастье наблюдать в городе. Одна из них, огромная, расположилась прямо на стене здания, проев в ней глубокий кратер.
Сологуб печально и задумчиво осмотрел окрестности в бинокль.
– Ни души, – констатировал он. Как будто надеялся застать тут передвижной цирк и десяток закусочных.
Он подобрал обломок доски и потыкал в ближайший куст плесени. Стебли легко крошились, обильно сочась слизью. Попавшийся ему плод треснул, выпустив на волю целую копну летающих волокон.
– По-моему, ничего страшного, – заметил полковник, морщась и отплевываясь от пуха. – Можем идти.
Однако к вертолету он прежде благоразумно послал двоих разведчиков. Они вполне спокойно добрались и, поскольку радиосвязь отказала, просто помахали нам.
Растительность гадко чавкала и хлюпала, крошась под каблуками. Ботинки мигом покрылись слизью, которая длинными соплями тянулась нам вслед, словно не желала так быстро прощаться. В общем, это все было не смертельно. Гораздо важнее, что никто из нас не вляпался в очередную проплешину, которых, при внимательном рассмотрении, оказалось куда больше, чем подумалось вначале. Хотя очень может быть, что и вляпаться в проплешину – не бог весть какая трагедия. Но я предпочел бы проверить это не на себе.
Я слышал, как бойцы впереди присвистывали и удивленно матерились, подойдя к вертолету. Было с чего удивляться. Фюзеляж был рассечен на две части в районе кабины. Разрез выглядел ровненьким и точным, словно здесь сработал огромный гидравлический резак. Чик – и пополам. В пилотской кабине он прошел прямо через кресла экипажа. Экипаж был здесь же. И точно так же рассечен – у одного пилота были отрезаны ноги, второго развалило начиная от плеча. Оба уже превратились в мумии и покрылись каким-то мохнатым налетом.
В дополнение было сделано еще одно небольшое открытие. Правда, один из наших чуть не сломал в этом открытии ногу. Оказалось, разрез идет не только через вертолет, но и продолжается на земле – такой же ровненький и аккуратный. В глубину он был около полуметра, сейчас его заполонила слизистая флора, и он был незаметен.
Не иначе, поперек площадки рубанул какой-то дьявольский топор. Очень острый, замечу.
Отрезанная часть вертолета накренилась, потому он и выглядел странно перекошенным. Я заглянул в салон через дыру – там было практически пусто. Два ряда кресел со столиками да раздавленный смарт-планшет на полу – вот и все содержимое. Сологуб все же отправил внутрь пару бойцов, чтоб те хорошенько там порылись.