– Ну, давай, очухивайся. Ты целый, эй?
Голос знакомый. Я только недавно его где-то слышал.
– Эй, Грач, открывай глаза, все в порядке. Я же говорил, что мы тебя вытащим!
Мои глаза просто-напросто боялись света. Слишком много его было последние минуты. Поэтому веки я разлепил с некоторым усилием и опаской.
Высоко надо мной колыхалось серое марево. Я лежал на чахлой траве, чуть припорошенной инеем. Половину обзора занимала туша Крэка, теребящего меня за воротник. На периферии видимости наблюдался академик, задумчиво глядящий куда-то в сторону. Еще какие-то люди стояли поодаль, кутаясь в форменные куртки.
– Очухался? Давай подымайся, надо идти.
Я безропотно поднялся на ноги, тупо оглядываясь по сторонам. Руки-ноги вроде бы остались целы. Непорядок чувствовался только с головой, но это дело поправимое.
– Академик, – позвал я. – Что это было?
Он остановил на мне долгий взгляд. Казалось, он напряженно раздумывает, как бы мне ответить. Вообще меня бы устроил любой ответ…
– Честно? Не знаю, – произнес Ступич.
– Это как? – удивился я.
– Я не знаю, что это было. Но ОНА сделала это для нас. Потому что мы ЕЕ об этом попросили.
– Кто это – она?
– Геоплазма. Вернее, теперь уже биоплазма.
– Что еще за новости?
– Пошли быстрее! – крикнул какой-то боец. – Тоннель зарастает!
– Да-да, договорим позже, – кивнул Ступич со странной полуулыбкой.
Меня завели в какую-то полуразрушенную бетонную будку, там обнаружился люк.
– Слушай, Грач, – шепнул мне Крэк, когда мы спустились под землю. – Все хочу тебя спросить – как ты ту плиту поднял, под которой мы от гранаты спрятались. Я потом пробовал – бесполезно. Вдвоем еле сдвинули, чуть не обложились.
– Видишь ли, дорогой коллега… – усмехнулся я. – Не знаю, что тебе сказать. Вокруг столько чудес и приключений, а ты зациклился на какой-то долбаной железяке. Живи проще.
– Я так и знал, – вздохнул Крэк.
Здание Института здорово поистрепалось в перестрелке, но это коснулось только внешнего вида. Выбитые стекла и покореженные конструкции пирамиды никак не сказались на жизни обитателей, ибо жизнь эта протекала под землей. А туда забияки-реэмигранты не добрались.
Крэк настоятельно посоветовал мне избавиться от вражеских шмоток на том основании, что «бесят». Взамен выдали новенькое обмундирование со склада, и я вновь стал защитно-пятнистым.
Мне не терпелось поговорить с академиком, но он ушел вместе с группой бойцов за своими помощниками. Теми самыми, которые остались в разграбленной полевой лаборатории.
Впрочем, ожидание скрасила другая радостная встреча. Когда я сидел в столовой и клевал тушенку с макаронами, ко мне ворвался Сологуб. Он буквально вырвал меня из-за стола и обнял, как брата. Чуть не раздавил.
– Это здорово, что ты живой, – в сердцах выпалил он.
– Не стану спорить. А у тебя как дела? Твои все целы?
– Все целы. Кроме того, я забрал резервную группу из Дома правительства. Нечего им там больше делать. Так что людей у нас хватает.
– Это хорошо. Местные не горят энтузиазмом вести меня в шахту.
– Все сделаем сами. Не впервой.
– Ранец мой не привезли, случайно?
– Какой ранец, Грач! Нашу машину размазало, как жестянку. Вместе с твоим ранцем, с оружием, со всем дерьмом. Хорошо, люди выскочить успели. А что у тебя там в ранце было?
– Запасные памперсы, естественно. Как же я без них…
Уколы мне уже не требовались – инициализация закончилась. А все-таки хотелось иметь парочку про запас. На всякий случай.
Потом мне выделили комнатушку, где я пару часиков поспал. Ступич вернулся ближе к ночи. Все его люди оказались целы, только совершенно деморализованы.
Я нашел его в лаборатории, где он увлеченно снимал показания с какой-то установки. Несколько минут я просто стоял за его спиной и деликатно покашливал, но этот способ не отвлек Ступича от его деятельности.
– Господин академик, – позвал я наконец. – За последние часы я увидел столь странные вещи, что горю желанием об этом поговорить. Вы не против?
– Что? – Ступич искоса глянул на меня. – Ах да, не против. Говорите.
– Нет, это вы говорите. Если я не ошибаюсь, вы научились договариваться с геоплазмой? Нельзя ли об этом поподробнее? Хочу напомнить, что ваши опыты могли бы избавить от неприятностей многих и многих людей.
– Собственно, говорить не о чем, – он пренебрежительно поморщился. – Мы случайно убедились, что геоплазма обладает еще одним интересным свойством – она искривляет гравитацию. А это в свою очередь, как вы знаете, влияет на свойства пространства. Мы несколько продвинулись в изучении свойств геоплазмы и уже можем инициировать некоторые эффекты.
– А что за эффект был сегодня?
– Если говорить примитивно, то… – он неопределенно пошевелил пальцами. – Мы подтянулись фрагмент пространства в точку, где нас смогли вытащить друзья. Признаться, мы и сами точно не знаем, как это работает, но… Работает!
– Забавно. – Я, честно говоря, поежился. – Чем еще похвастаете? Может быть, вы, разумеется, совершенно случайно открыли способ, как заставить ее самоликвидироваться? Это помогло бы нам решить многие проблемы.
– Она не будет самоликвидироваться. Ей тоже свойственен инстинкт самосохранения. Как и любому живому существу.
– Угу… – Я задумчиво почесал ухо. – Значит, геоплазма у нас уже идет за живое существо.
– А вы сомневаетесь? Вы же сами видели ее в городе, замечали, как выглядит ее производное… я имею в виду биоплазму, которая здесь повсюду. Вся наша теория была изначально неверна. Мы все считали геоплазму некоей мертвой субстанцией, которая материализует наши мысленные образы…
– А на самом деле?
– На самом деле это лишь одно из ее свойств. На самом деле мы столкнулись с особой формой жизни, у которой есть свои задачи. И они куда серьезней, чем развлекать нас эффектом скатерти-самобранки.
– Вы сейчас, наверно, скажете, что это разумная жизнь, – предположил я.
Ступич бросил свою установку и развернулся ко мне, взглянув на меня с недоумением.
– Естественно, разумная! А вы этого еще не поняли? Конечно, всегда остается вопрос, что есть разум, но это другая тема. Биоплазма – это, безусловно, разум, а не колония тупых бактерий, например.
– Эта булькающая слякоть умеет думать?
– Это не слякоть, а единый монолитный организм. Друг мой, мы каждый день ходим по его телу. Он растет, он изменяет мир.
– Хм, это я заметил…
– Геоплазма – всего лишь семя, брошенное кем-то на мертвой планете. Люди пробудили его. Но истинная жизнь этого существа развернулась здесь. И не его вина, что наши цели не совпали и мы причинили друг другу некоторые неудобства.
– Неудобства – это вы точно сказали, – заметил я. – Но насчет разумности что-то мне верится с трудом.
По лицу Ступича скользнула странная улыбка.
– Я должен вам кое-что показать, – сообщил он. – Идемте за мной.
Он провел меня через несколько безлюдных темных лабораторий, мы спустились на два этажа по трапу и оказались в обширном помещении, похожем на склад.
Ступич включил свет.
– Узнаете? – спросил он, кивая перед собой.
– Узнаю, – мрачно ответил я.
У стены лежал разобранный на части «железный дровосек». Он был весь истерзанный, поломанный и покалеченный, но находиться рядом с ним все равно было страшно.
– Смотрите… – Академик отогнул кусок обшивки и показал мне потроха железного чудовища. Я внимательно все рассмотрел, но ничего не понял в мешанине металлических узлов и деталей.
– Вы ничего странного не замечаете?
– Странного? – я усмехнулся. – Да тут все странно. Он точно не живой?
– Вы ничего не поняли! Это не просто материализованный кошмар, как мы все тут считали раньше. Это технология! Более того, это чужая технология. Такое нельзя было придумать, здесь опыт иной реальности. Оно работает, мы проверили. Этот механизм имеет принципиальную схему и научно-техническое обоснование своей функциональности.
– Ну, и к чему это нам?
– До сих пор не понимаете? Ну, вот представьте – все знают, что ведьма летает на метле. Но никто не знает, как же эта летающая метла устроена. В данном случае мы видим такую метлу, которая летает не по прихоти сказочника, а потому что имеет двигатель с обоснованным принципом действия. Причем не мы его придумали, потому что мы на такое просто не способны.
– То есть выходит, – разволновался я, – что эта ваша геоплазма-биоплазма – это целая фабрика, которая делает всякие штуки, которые…
– «Всякие штуки», – передразнил меня академик. – Об этом я вам и твержу. Мы с вами до сих пор считали, что геоплазма лишь материализует наши фантазии. Что она слепо копирует узор электрохимических изменений в мозгу. Задумайтесь, и вы поймете, насколько наивны и нелепы были эти догадки. Геоплазма принимает лишь общий сигнал. И далее формирует вещи и явления, основываясь не на нашем, а на своем знании!
– Спасательная капсула… – пробормотал я.
– Что? – Академик удивленно вскинул брови. – О чем вы?
– Я вернулся с Луны-один в спасательной капсуле неопознанного типа. Я, честное слово, не знаю, как эта капсула устроена… а потом ее не нашли, она исчезла…
– Вот! О чем я вам и говорю! Вам нужно было одно – улететь. И геоплазма дала вам эту возможность, но своими силами. А от вас был взят только привычный образ спасательного средства. Я вам больше скажу. Тот эффект с искривлением пространства, который вас так удивил, – он произошел не из воздуха. Мы воспользовались техникой. Не своей, как вы понимаете.
– Непостижимо, – я тряхнул головой. – Гадкая слякоть под ногами оказалась умнее нас. Я не смогу в это поверить, это просто немыслимо.
– Ну, почему же? – Ступич подкатил стул, стряхнул с него пыль и небрежно устроился. – Всему можно найти здравое объяснение.
– Здравое… Боюсь даже предположить, что тут можно найти здравого.
Он ненадолго задумался.