– Ты его любишь?
Истомина подозрительно долго молчит, не говоря ни «да», ни «нет», я же дурею от затянувшейся паузы, ощущая себя эдакой марионеткой, подвешенной за нитки и управляемой чужой рукой. Наконец, Лизавета отрывает взгляд от тарелки и все-таки озвучивает свое негромкое «нет».
– Тогда почему? – выпаливаю я слишком поспешно и с облегчением выдыхаю: с таким диагнозом однозначно можно бороться.
– Почему с ним и даже согласилась выйти замуж? – Истомина-то и в свои двадцать была далеко не глупой девчонкой, а сейчас и вовсе понимает меня с полуслова. Она отрезает тонкий ломтик от отбивной, обмакивает его в гранатовый соус и отправляет в красивый рот, округлившийся в букву «о», чем на несколько мгновений дезориентирует меня. Усмехнувшись каким-то своим догадкам, она лишь качает головой и не дрогнувшим голосом объясняет: – потому что с ним спокойно, Саш. И надежно. Я знаю, что через год у нас будет свадьба и путешествие на Мальдивы, через пару лет – дом в Подмосковье и ребенок.
– А у нас? – Лизины фразы хлестким джебом (удар в боксе, который наносится из выпрямленной стойки разгибанием локтя вытянутой вперед левой руки – прим. автора) врезаются в челюсть. Отчего-то становится больно, что в ее распланированном будущем может не быть места для меня.
– А что у нас, Саш? – Истомина вскидывает подбородок и отчеканивает, до побелевших костяшек сжимая вилку: – Я уехала из Краснодара с выжженной пустыней в груди, а ты семь лет не пытался меня вернуть. Что изменилось-то?
Она не обвиняет меня и не кричит, только ее голос все равно срывается на хрип, а я не могу больше спокойно сидеть на стуле и смотреть, как кривятся ее губы. В пару секунд я огибаю стол и нависаю над Истоминой, положив подбородок ей на плечо и намеренно задевая ее щеку своей.
– Чтобы осознать некоторые вещи, иногда нужно преступно много времени.
Лиза сидит недвижимо, только дышит тяжело-тяжело, я же, не отдавая себе отчета, разворачиваю ее к себе вместе со стулом и нетерпеливо впиваюсь в приоткрытые губы. Они хранят вкус гранатового соуса и пьянящего алкоголя, от которого башню все-таки сносит. Тем более, когда желанная девушка подается навстречу и углубляет поцелуй, вцепляясь пальцами в мои волосы. Безумие уносит куда-то за грань нас обоих, моими ладонями сметает с ни в чем не повинного стола посуду и пригвождает Истомину за запястья к прохладной гладкой поверхности.
– Саш, я не готова, – пробивается тихое сквозь туман, и я до скрежета стискиваю зубы: никогда в жизни еще мне не было так сложно остановиться. Я утыкаюсь носом Лизе в ключицу и пытаюсь проморгаться, потому что зрение никак не хочет фокусироваться, пока Лизавета бережно гладит меня по спине. – Мне нужно ехать.
В звенящем молчании Истомина вызывает такси, поспешно собирается, тщетно стараясь привести в подобие порядка растрепавшиеся волосы. Эффекта все равно никакого, потому что ее с головой выдает лихорадочный румянец и искусанные припухшие губы. И даже фирменный бежевый блеск совсем не спасает ситуацию.
– Не торопи меня, Саш, – шепчет она еле слышно и, мазнув носом по моей щеке, скрывается за дверьми лифта. Я же полночи не могу уснуть, перематывая в мозгу обрывки нашего разговора.
И хоть Лиза и просила ее не торопить, я хочу ускорить принятие решения в свою пользу. И видеть улыбку на ее лице утром тоже хочу. Поэтому первым делом заезжаю в «Старбакс» за двойным капучино с карамельным сиропом и только потом поднимаюсь в офис, игнорируя семафорящую Митину. С видом победителя ставлю картонный стаканчик перед Истоминой и коротко целую ее в губы. И плевать я хотел и на охающую секретаршу, и на врезавшуюся в стол практикантку-Калугину, и на далекого Лизкиного жениха.
– Истомина, ты ведь никогда не была трусихой, правда? – я театральным жестом опускаю связку ключей от своей квартиры в ее сумку и подмигиваю, по зажегшемуся в изумрудно-зеленых глазах блеску понимая: вызов принят.
Глава 19
Лиза
– Что вы делаете в 9 часов вечера?
– В 9 часов вечера я... свободен.
– Тогда встретимся в кровати!
(с) к/ф «Импровизация».
Я никак не могу отделаться от ощущения, что с переезда в Краснодар моя жизнь летит, как лавина с горы. Стремительно наращивая скорость, а я ничего не могу ей противопоставить и лишь несусь в потоке таких же лишенных воли снежинок. Я не управляю событиями, иду на поводу у сиюминутных желаний и не думаю о том, что будет завтра. А еще чувствую себя настолько… свободной, что становится страшно.
– Ну ты даешь, Лиз! – у меня на кухне сидит внучка Зинаиды Петровны, болтает ногами и с громким причмокиванием прихлебывает какао. И разница в шесть лет между нами совершенно не останавливает ее от того, чтобы меня поучать: – сбежать от Волкова, чтобы ночевать одной в этой клетушке? Ты точно рехнулась! Ты фотку его последнюю в инсте видела? Он же крышесносный, обалденный и вообще отвал башки, во!
Аленка вскидывает большой палец вверх, а я не удерживаюсь и все-таки закатываю глаза. Потому что у этого разбудившего меня спозаранку стихийного бедствия комплексы и чувство такта отсутствуют как явление, и мне полчаса приходится выслушивать восторги в Сашкин адрес. Не то, чтобы я была сильно против, но признавать, что уехать от Волкова было глупостью, не хочется.
– Вась, а ты сессию-то зимнюю сдала? – девчонка на миг застывает и морщится то ли от такого фривольного сокращения ее фамилии, то ли от того, что я попала в яблочко.
– Неа, завалила, – она утаскивает которую по счету зефирину, пока я диву даюсь, куда эти все калории деваются, и равнодушно машет рукой: – академ взяла. Только бабуле не говори, я сама. Как на работу новую устроюсь.
– Тебя из студенческой библиотеки выперли, что ли? – Аленка высоко задирает подбородок, но я все равно обращаю внимание на слегка подрагивающие губы и обреченно развожу руками: – Вась, недели еще не прошло…
– Я сама ушла, – цедит Васильева сквозь плотно сжатые губы и почти моментально сдается под моим фирменным я-вижу-тебя-насквозь взглядом: – ну если насмешки одногрупников я легко могу терпеть, то ректор вряд ли простит, что я его единственного сынка стукнула по башке учебником по макроэкономике.
– Бьюсь об заклад, я бы поступила так же, – стираю с лица всезнающее выражение и подхожу к подруге сзади, мягко обнимая ее за плечи. Каждому нужна поддержка, даже если ты – ходячая катастрофа в джинсовом комбинезоне и успеваешь трижды накосячить еще до того, как встать. Особенно, если ты - ходячая катастрофа в джинсовом комбинезоне.
По пути в офис я завожу Аленку в торговый центр и обещаю в следующий раз обязательно составить ей компанию в охоте за новым платьем на распродаже. И даже соглашаюсь пойти в клуб, если мы не будем сильно напиваться и кадрить вон того хорошенького мальчика в сиреневом поло и подозрительно коротких штанах.
– Всем привет! – с не убиваемым жизнелюбием захожу в приемную и только шире улыбаюсь от чужого неудовольствия, расползающегося по коже. Ничто сегодня не сможет испортить мне настроение, особенно когда на губах все еще горят Сашкины поцелуи и мысли постоянно сворачивают не в ту сторону.
Оценив перспективы напортачить в самой простой задаче, я позволяю себе расслабиться и отложить все на завтра. Только делаю пару звонков – Филатову в салон и Аринке в Москву, и медленно вожу ручкой по листу, когда Волков своим появлением вышибает почву у меня из-под ног.
– Истомина, ты ведь никогда не была трусихой, правда? – как в замедленной съемке, связка ключей опускается на дно моей бездонной белой сумки с красными аляповатыми цветами на боку, и я не могу понять, чье сердце грохочет громче – мое или Сашкино.
– А ты всегда был самоубийцей, да, Волков? – посылаю скромно шепчущую что-то совесть и смотрю прямо в медово-карие глаза, нарочито медленно облизывая не накрашенные губы. Я могу обманывать кого угодно: отца, Алика, возможно, даже себя, но Саша точно знает, что я приеду к нему вечером и больше его не остановлю.
Рабочий настрой по-прежнему отсутствует, продуктивность еще с раннего утра помахала ручкой, а в «Кабриолете» прекрасно справляются и без моего участия. Клиентов пока не так много, но, благодаря сарафанному радио, их количество постепенно растет. Иван вот уже неделю скрывается от неугомонной Харли, вчера застолбившей наблюдательный пост в кафе напротив салона. Аринка традиционно разбирается со своим неблагополучным братом, опять свалившимся как снег на ее хорошенькую кудрявую голову. Вика собирается на неделю в теплые края вместе с Егором, сдувающим с нее пылинки. Ну а я спускаюсь в ресторанный дворик, чтобы хоть как-то скоротать тянущееся, словно жвачка, время.
Тепло приветствую горячо любимого рыжего официанта и соглашаюсь на шоколадный десерт, на который кошусь еще с прошлой недели. Спасибо папе за хороший обмен веществ и то, что сантиметры не слишком охотно откладываются на моей талии. Но, как следует, насладиться одиночеством и ароматным капучино с пенной шапкой я не успеваю, потому что ко мне за столик подсаживается Калугина.
– Можно? – на минуту мне даже становится интересно, уберет ли она свой обтянутый бордовыми брюками зад со стула, если я скажу «нельзя». Но я лишь философски пожимаю плечами и продолжаю пить кофе, не опускаясь до игр уровня песочницы.
Анжелика явно привыкла быть в центре внимание, и мое спокойное равнодушие ей явно в новинку. Поэтому она старательно поправляет накрученные пышные локоны, над которыми наверняка не один час потел ее личный стилист, и подолгу теребит платиновую подвеску, спускающуюся в граничащее с рамками приличия декольте.
– Мужчины всегда выбирают молодых, – она так торопится поделиться со мной этим знанием, что опирается на локти и перегибается через стол, едва не нарушая мое личное пространство: – и Волков не исключение.
И даже если ее слова слегка задевают, я никогда ей этого не покажу. Потому что Калугина из категории тех, кто за версту чует чужие слабости и умело ими пользуется. Эффектная ведь девчонка, скулы точеные, черты лица правильные, но до невозможного пустая. Все они такие сейчас, что ли?