но часто прорывается наружу, требуя ее выгулять.
Спустя пару часов тщательных приготовлений мы готовы сражать всех и каждого наповал, танцевать до упаду и пить все, что пьется и горит. Выбранный Васильевой «Ройал» пестрит молодежью, алкоголь льется рекой, а за пультом девушка-диджей активно машет синими дредами в такт выбранного ею бита. Я ставлю зрелищу твердую пятерку, задорно подмигиваю бармену и, одернув край задравшегося платья, приземляюсь на высокий барный стул, мимоходом сообщая подруге.
– Я не пью шампанское, потому что пузырьки бьют в голову и требуют виски, водку и во-о-он тот коктейль, – по сложившейся традиции я заказываю двойную текилу и чуточку жалею, что к ней не будет капкейка с вишенкой от шефа.
– А я пью шампанское, виски и во-о-он тот коктейль, – передразнивает меня Аленка, сложив губы буквой «о» и прикончив третью по счету «Кровавую Мэри». Судя по всему, искусство пить и не пьянеть она освоила лучше, чем университетские предметы.
По крайней мере, к танцполу Васильева перемещается уверенной походкой, ни разу не пошатнувшись и не зацепив ни одно извивающееся под латиноамериканские ритмы тело. Я же заказываю еще порцию текилы, краем глаза посматривая за подругой.
Количество алкоголя в моей крови постепенно увеличивается, вчерашние опасения кажутся несущественными, и почему-то очень хочется выдрать стерве-Калугиной все ее наращенные космы к чертям. Но, за неимением нужного объекта по близости, приходится довольствоваться малым и присоединяться к зажигательным пляскам Аленки.
Веселье кружит нас на своей карусели, девушка-диджей, кажется, проводит свою лучшую вечеринку, и мне в принципе нравится все, кроме широкоплечего парня, материализующегося рядом с Васильевой. Он кладет огромную лапищу ей на талию и пытается увести в сторону вип-кабинок, ну а я решаю, что подругу нужно срочно спасать.
Дальше все происходит, как в замедленной съемке. Я выхватываю у проходящей мимо девушки в коротком золотистом платье бутылку шампанского и, от всего сердца ее поблагодарив, замахиваюсь, собираясь проломить наглецу череп. И возможные последствия в виде вызова кареты скорой помощи и наряда полиции совсем меня пугают. Единственное, что немного смущает, так это выражение шока, застывшее у Аленки на лице.
Она открывает рот, но, не издав ни звука, захлопывает его, парень рядом с ней тоже застыл и ждет, пока я-таки завершу начатое. И я откровенно не понимаю, почему Сашка спасает лоб брюнета от столкновения с зажатым в моих пальцах стеклом. Волков сдергивает меня с места и крепко прижимает к своей каменной груди, отчего моя рука безвольно опускается, а шампанское с глухим стуком падает на пол и катится какому-то счастливчику под стол. Я утопаю в карих глазах, забыв, что мы в «Ройал» далеко не одни, пока к Васильевой не возвращается дар речи.
– Лиз, это вообще-то мой однокурсник, – взволнованно лепечет подруга и извиняется, ощупывая парня на предмет несуществующих повреждений: – Вадик, прости.
Я скромно шаркаю ножкой, мгновенно превращаясь из разгневанной фурии в няшу-стесняшу, но приносить свое «sorry» («извини» в переводе с английского – прим. автора) не собираюсь. В конце концов, я же не виновата, что Вадик не догадался сначала представиться и четко обозначить намерения по отношению к хрупкой беззащитной девушке.
– Забирай свою воительницу, пока она мне всех кавалеров не перебила, – заразительно смеется Аленка и думает, что я не замечаю их с Сашкой многозначительных перемигиваний.
– Так вот кто меня сдал! – мой возмущенный крик тонет в восторженных возгласах толпы, приветствующей ремикс звучащей из каждого чайника мелодии. А больше я и не успеваю ничего сказать, потому что Волков подхватывает меня на руки и выносит из здания клуба, виртуозно лавируя между гостями и разносящими напитки и блюда официантами.
Саша бережно ставит меня на ноги, и я делаю глубокий глоток свежего воздуха. Немного отрезвляет. Порыв ветра задирает край платья, проходится по ногам и заставляет поежиться, что не укрывается от как всегда внимательного Волкова, укутывающего меня в пропахшую его терпким одеколоном куртку. Беспечность испаряется, оставляя после себя неловкость и смущение, красящие мои щеки в румянец.
– Я ведь тебе никогда не врал, Лиз, – Саша пропускает сквозь пальцы пряди моих торчащих в разные стороны волос и смотрит внимательно, как будто проникает взглядом в самую душу, отчего дрожь лихорадит тело, а колени предательски подкашиваются.
– Даже семь лет назад, – выталкиваю непослушным осипшим голосом и прижимаюсь губами к его губам.
Переплетаю наши языки, впитывая аромат мяты, кофе и невыразимой нежности, потому что именно сейчас мне до одури необходимо знать, что Волков нуждается во мне так же сильно, как и я в нем. Веду ладонями по его шее, собирая мурашки, и тонко всхлипываю, когда его руки ложатся на поясницу. Пытаюсь объяснить поцелуем, как я по нему скучала, как не спала ночами и как складывала себя по кусочкам после нашей первой близости и его признания в том, что после Марины он не сможет никого полюбить.
– Лиза, я же не железный, – отрываясь, шепчет мне в ключицу Саша, опаляя горячим сбитым дыханием кожу. И явно борется с собой, пытаясь остаться единственным здравомыслящим из нас двоих. – Ты пьяная и завтра пожалеешь.
Прежний Волков в такой бы ситуации точно не остановился и с вероятностью в сто процентов отвез бы меня к себе. Такие мысли вертятся у меня в голове, и я считаю нужным ими поделиться, доводя Сашу до белого каления. Он морщит лоб, хмурится и, резко открыв передо мной дверь автомобиля, сообщает.
– Садись, Истомина, домой тебя отвезу. Завтра обо всем поговорим.
Глава 22
Александр
Сначала мужчина ищет женщину, чтобы
с ней спать; потом ищет женщину, чтобы
с ней жить, а потом ищет женщину, чтобы
с ней умереть.
(с) к/ф «Свой человек».
Внезапный союзник-аноним избавляет Филатова от спарринга со мной, и я все-таки заказываю пепперони, потому что сам не жрал нормально со вчерашнего вечера. А с утра глушил литрами кофе, раздавая начальственные пилюли сначала Митиной, потом Калугиной.
– Волк, стареешь, что ли? – нагло ухмыляется Ванька, подцепляет кусок пиццы и бухтит с набитым ртом: – зал спортивный не разнес, челюсть никому не сломал. Всего-то одну секретаршу уволил.
– Да пошел ты, – беззлобно посылаю приятеля и уточняю, чувствуя, как напряжение понемногу отпускает: – так и Лизу на этот раз надо искать не у отца в Москве или чего лучше – в Тимбукту. С гуманитарной миссией коренному народу.
А всего-навсего в одном из Краснодарских клубов. Куда я приезжаю минут за пятнадцать до назначенного времени, осматриваюсь: место, кстати, неплохое. Приятный интерьер в фиолетово-черных тонах, адекватный начальник охраны в сером классическом костюме и любезный администратор, который совсем недавно видел похожую на Истомину девушку на танцполе.
Стоит мне только подойти к толпе танцующих, как ярким светом вспыхивает желание вырвать руки с ногами тому дизайнеру, который придумывал ультракороткое черное платье, болтающееся на Лизе. Но я держусь и даже не собираюсь вправлять нос застывшему напротив нее шкафу. Я подхватываю ее на руки, как будто она ничего не весит, и выношу на улицу. Легкий ветер холодит кожу и немного приводит в порядок горячую голову.
– Я ведь тебе никогда не врал, Лиз, – набрасываю ей на плечи свою куртку и замираю сантиметрах в двадцати от Истоминой, рассматривая острые выступающие ключицы, подведенные черным и оттого ярче сияющие зеленые глаза и аккуратный чуть вздернутый нос.
Какая она красивая, аж дух перехватывает. Сказать многое хочется, объяснить, только слова прилипают к небу, отказываясь вылетать изо рта. Да и Лизка совсем мне не помогает, обвивает руки вокруг шеи, и я уже сам не замечаю, как проваливаюсь в стирающий все мысли поцелуй. Ее губы мягкие и податливые, дыхание жаркое и прерывистое, и я едва удерживаюсь от того, чтобы не посадить ее на капот и прямо перед зданием клуба не сдернуть с нее блестящую тряпку к чертовой матери.
– Я же не железный, Лиз, – отрываюсь от ее рта и утыкаюсь носом в ямочку на шее. Как же сложно-то, а. – Ты пьяная и завтра пожалеешь.
– А раньше тебя это не останавливало, – озорно смеется Лизавета и как будто специально меня провоцирует, отчего хочется плюнуть на образ английского джентльмена и утащить ее к себе.
– Садись, Истомина, домой тебя отвезу. Позже обо всем поговорим, – к моему удивлению, она не спорит. Только медленно опускается на пассажирское сидение, демонстрируя изгиб тонкой талии и офигенные стройные ноги.
Салон бэхи (имеется в виду автомобиль марки BMW – прим. автора) моментально пропитывается запахом ее цитрусовых духов, а я сглатываю слюну, не в состоянии вытряхнуть из головы картинки нашего с Лизой поцелуя и с силой вдавливаю пальцы в кожаную оплетку руля. Злюсь на себя, на Калугину и на весь белый свет и не нарочно проезжаю нужный поворот.
– Как хорошо, что ты все-таки не так сильно изменился, Саш, – тихо-тихо роняет Истомина и наклоняется, чтобы снять грубые черные ботинки на шнуровке и отставить их в угол. Грациозным движением она закидывает ноги на приборную панель и лениво, по-кошачьи потягивается.
Ее б***ские черные чулки с кружевной резинкой только усугубляют ситуацию, и я уже совершенно точно не собираюсь никуда разворачивать, гадая, какой комплект надет сегодня на Лизе. В конце концов, я живой человек, а не слепой безэмоциональный робот.
– Это нормальное поведение нормального мужика рядом с девушкой, которая ему очень нравится, – раздраженно сообщаю Истоминой и продолжаю беситься, потому что благородного рыцаря из Саши Волкова не вышло.
А дальше все как на засвеченной фотопленке. Неясные кадры. Подземная парковка. Все понимающий консьерж. Лифт с зеркалом до пола. И Лизина дрожащая ладонь в моей руке.
Долго ищу чертовы ключи, матерюсь, а Истомина улыбается краешком губ. И без единого слова достает их из заднего кармана моих джинсов, как фокусник – кролика из шляпы. Притягиваю ее к себе, утыкаюсь носом в макушку и будто сам пропитываюсь едва уловимым цитрусовым ароматом.